Глава 1

— Копай быстрее, ленивое подобие дроида, — кислая слюна бригадира брызнула ей в лицо вместе со словами, настолько близко стоял мужчина с электрическим хлыстом, извивающимся под его боком. Нетерпеливые искры разлетались от катушки орудия, будто подначивая ее стать более решительной и дать отпор, чтобы затем получить обжигающий удар.

F814 не ответила на провокацию, потому что не могла, ведь ее программирование не позволяло подобного.

Да даже если бы могла, то, судя по ее наблюдениям, ответ не принес бы никакой пользы. В конце концов, реакция на насмешки ничем не помогала людям, отправленным в наказание трудиться рядом с ней. На самом деле, такая откровенная реакция зачастую только мешала им, а от наказаний страдали конечности, из-за чего люди прекращали работать здесь… ведь компания не платила за мертвый груз. Выражение протеста не помогало и дефектным дроидам, которые ставили под сомнение авторитет руководства и в итоге были перепрограммированы. Противостояние бригадиру означало получение наказания, но F814 уже смирилась с таким отношением. Кроме того, руководитель ее рабочей группы всегда бросался одними и теми же оскорблениями, несмотря на доказательства ее эффективности.

Она не поняла, почему бригадир солгал, поэтому проигнорировала его высказывание и продолжила орудовать киркой на испещренной прожилками поверхности скалы. Нужно продолжать работать. Так безопаснее. В сравнении с другими механическими особями ее мясистая модель дроида была наиболее восприимчива к повреждениям. И это заставляло F814 быть осторожной. Она всегда старалась работать так же быстро, как и остальные, а иногда даже более эффективно. В то время как другие роботы беззаботно замахивались на любую полосатую глыбу, она анализировала и выбирала, куда бить. С каждым ударом ее кирки высвобождались большие куски драгоценной руды.

F814 знала, что от всех рабочих ее отличало качество и количество добываемого материала. Вот только жирдяя это не заботило. Ему просто нравилось давить на окружающих своим авторитетом. Он любил обвинять ее в лени, доказывая, что якобы контролирует F814.

«И все же я сильнее его».

Но эта сила была скована программой — ты не должна убивать — и использовалась людьми, наблюдающими за ней. Бригадир часто насмехался над ней: «Глупый дроид. Ну и что ты с этим сделаешь?» Ничего.

Какое бесчестье.

Бригадиру нравилось доказывать свое превосходство над F814 и остальными. Он делал это при каждом удобном случае, заставляя ее выполнять самые бессмысленные задания: «принеси кофе», «убери мою палатку», «оббеги вокруг строения пять раз». И он продолжал доказывать свою власть над ней каждую ночь, проявляя безразличие к тому, что она неподвижно и безучастно лежала под его потным телом. F814 никогда не признавалась, что находила его прикосновения отталкивающими, даже когда он спрашивал об этом напрямую. Странная лазейка в программировании позволяла ей лгать. Поэтому она пользовалась этим. Истина все равно ни к чему не приведет, по крайней мере так полагал ее аналитический разум. Просто тогда бригадир отомстил бы ей каким-нибудь другим способом.

В ее словаре нашлось определение для подобного типа мужчин: садист, любящий причинять боль и дискомфорт другим. Он приказывал ей войти в режим стазиса, иногда на несколько дней, даже не думая о том, насколько болел ее живот от голода и как она мерзла от холода, не в силах регулировать температуру тела. Ему нравилось контролировать F814, и независимо от выбора издевательств, никто не мог остановить его. Даже она не могла остановить его. F814 вообще не могла ни на что повлиять, позволяя им использовать ее тело, хотя ее мятежные мысли вопили и требовали его смерти… но она не должна была думать об этом.

Очевидно, у нее был какой-то дефект в программировании. Дефект, который, если его обнаружат, отправил бы ее на перепрограммирование или, что еще хуже, демонтаж, как это часто случалось со старыми, обветшалыми моделями.

«Но ведь я не старая модель, верно?»

F814 не знала наверняка. Хранилище ее памяти вмещало всего девять месяцев. Двести шестьдесят пять дней, семь часов, тридцать одну минуту, если быть точным. А до этого существовала только пустота. Она не помнила ни дня своего рождения на фабрике, ни места из которого происходила. Первое сознательное воспоминание связанно с этим местом, а точнее, с астероидом семьдесят четыре в части скопления Эвномия, который компания запатентовала и которую теперь целенаправленно добывала.

F814, должно быть, зациклилась на какой-то мысли, потому что перед ее взором закружились привычные узоры, а размахивание руками замедлились, из-за чего вскоре шипящий электрический хлыст опалил ее плоть. Кнут обернулся вокруг ее руки, F814 ахнула, а ее тело задрожало от пронзающего тока.

Разряд жалил, но боль была знакомым другом, которого F814 приветствовала, потому что благодаря этому ее бесплодное, холодное существование на мгновение исчезало. Но на этот раз боль не прекратилась.

Ее зрение потускнело, а конечности задрожали, внезапно ослабев. Неужели это конец? Бригадир, наконец, решил пожарить ее микросхемы? Раньше F814 никогда так не реагировала на хлыст. Никогда не чувствовала, будто вся ее энергия убывает, а система отключается. Она согнулась и упала на колени, ее слух и зрение ослабли, но не настолько, чтобы пропустить слова бригадира:

— Черт. Кто-нибудь, соедините меня с генералом. Он наверняка захочет узнать об этом.

А потом… ничего.

* * *

«Борись, Фиона. Борись, черт бы тебя побрал. Не позволяй им сделать это!»

Что? Кто такая Фиона? И что за знакомый голос она услышала, который затих, когда интерфейс ее мозгового компьютера снова включился? Из-за перезагрузки системы F814 не сумела устоять и упала лицом в грязь, ее конечности были до сих пор обездвижены. Она даже не могла выплюнуть грязь, прилипшую к губам, зубам и деснам.

Ожидая возвращения полной подвижности, ее внутренний процессор провел диагностику состояния системы — общий анализ крови соответствовал норме, сердце функционировало на должном уровне, слуховые и зрительные рецепторы загружались, нервный и мышечный контроль вскоре восстановится. При изучении выявилось несколько небольших синяков и царапин, но незначительные повреждения уже исцелялись наноботами, дрейфующими по ее кровеносной системе.

Удовлетворившись оценкой своего физического состояния, F814 воспользовалась моментом, чтобы разобраться в сложившийся ситуации. Последнее, что она помнила, — бригадир наградил ее ударом хлыстом, отправив в человеческий эквивалент обморока. Ленивая и бесполезная, неужели бригадир приказал каким-то роботам убрать ее из шахты до тех пор, пока она не придет в себя?

Тяжелое дыхание — знакомый звук, который ранее слышала и по-настоящему ненавидела F814 — заставило ее поверить, что бригадир наблюдал за ее нынешним состоянием.

Она должна была дать ему понять, что не испытывала никаких серьезных проблем от наказания…

«Кроме глубоко спрятанного пламени внутри, которое хочет…»

Борясь со странным ощущением, F814 так и не решилась сообщить руководителю о своем пробуждении. Нечто, нелогичное ощущение чего-то не совсем правильного, удерживало ее.

«Электрический разряд хлыста, должно быть, сделал меня еще более ущербной, чем прежде».

Неужели бригадир почувствовал это? А теперь готовился перепрограммировать или, что еще хуже, отправить ее на демонтаж? Впрочем, подобное не удивило бы F814.

Машины не имели значения ни для него, ни для кого-то другого. Роботы были расходным материалом. Да взять, к примеру, саму F814. Бесполезный дроид, признанный непригодным для работы на земле и отправленный на окраины Галактики, чтобы трудиться до тех пор, пока все запчасти не сотрутся. F814 была обычным предметом, принадлежащим Минториумской горнодобывающей компании, от которого ждали беспрекословного выполнения приказов и отсутствия жалоб. Неважно, насколько происходящее было несправедливым. Неважно, какую ненависть это вызывало в самой F814. Неважно, что она чувствовала. Неравнодушие, в конце концов, не должно было входить в ее программу, да и месяц назад, как раз перед тем, как F814 получила сто сорок второй раз удар кнута, его не было. Ей стоило доложить в технический отдел о своих неполадках для детального анализа. Но она предпочла промолчать.

А теперь, после неожиданной перезагрузки, с самого первого момента пробуждения F814 не могла перестать размышлять о странных ощущениях и мыслях, переполняющих ее синапсы. Если бы она не знала наверняка, то подумала бы, что испытывала эмоции, но подобное было невозможным. Но как еще объяснить этот хаос в голове?

«Самое важное… я не хочу на демонтаж. Несправедливо. Это бригадир причинял мне вред».

Такой ход мыслей удивил ее, понятие справедливости было новым, и F814 не понимала, откуда оно взялось. Но как только это возникло в логической части ее мозга, то крепко осело. F814 размышляла над значением слова, пока неподвижно лежала на земле. Она проанализировала определение, но не сумела понять, как это применимо к ней. У роботов не было прав.

«Тогда почему я считаю эту ситуацию несправедливой?»

F814 снова и снова думала об этом, хотя бригадир уже успел перекатить ее на спину, кряхтя и тяжело дыша от ее веса.

Когда все системы F814 вновь заработали, она пришла к выводу, что хоть и понимала определение, но не осознавала, почему оно вызывало у нее такие чувства и вообще откуда ей об этом было известно. У неодушевленных предметов не было выбора, когда дело касалось справедливости, значит, случившееся не должно было затрагивать ее эмоции. Но каким-то образом, несмотря на статус машины F814 обнаружила в себе чувство собственного достоинства.