СОТВОРЕНИЕ МИРА Эфир, газы, пустота. Море, небытие вокруг. Мрак. Первый трепет, первое слово, которое создало свет. Куихи-Куаха (магическое слово). Пусть высохнет земля! Пусть отодвинется море! Появилось солнце, яркий свет, Появилась луна, слабый свет, Появились звезды, Куихи-Куаха, Пришел Макемаке прародитель.

СОТВОРЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА Макемаке взял калебасу, посмотрел в нее, увидел свое лицо и воскликнул: "Старший сын Макемаке!" Появилась белая птица, Села ему на правое плечо. Воскликнула: "Куихи-Куаха те анга а макемаке" (магические слова). Макемаке собрал землю и придал ей круглую форму, Рукой он проделал круглое отверстие посередине. Оттуда вышел молодой мужчина, Хе репа. Макемаке сказал: "Это нехорошо!" Он усыпил Хе репа. Макемаке взял побег банана. Он вскрыл левую часть груди Хе репа. Кровь потекла по побегу банана. Тогда Макемаке подул на побег окровавленного банана. Родилась Ука, молодая женщина. Этот бог Макемаке - создатель мира и жизни похож на другие легендарные личности: Тики, островов Маркизского архипелага, и Тупа, архипелага Гамбье. Он - нач.ало всех начал. Но на острове Безмолвия Макемаке, повидимому, к тому же основа традиции и очень важного, самобытного религиозного ритуала.

Глава IX. МАГИЧЕСКИЙ РИТУАЛ ИЗБРАНИЯ ЧЕЛОВЕКА-ПТИЦЫ

В легенде говорится, что бог Макемаке отправился на поиски морских птиц и пристал к острову Мотиро-Хива (Сала-и-Гомес). Оттуда он пригнал птиц на Матакитеранги. Чтобы люди не уничтожили их и не съели яйца, Макемаке поселил птиц на двух островках: Моту-Нуи и Моту-Ити, над которыми высится скала Оронго. Итак, именно эти островки и птицы связаны с возникновением культа тангата-ману - человекаптицы - и Макемаке, бога обитателей воздушных просторов. Если этот человек-птица остается одним из самых прекрасных и поэтических образов искусства острова Матакитеранги, то он остается вместе с тем и одним из наиболее интересных объектов для исследования. Прежде всего сам факт, что птицы попали на остров почти так же, как голуби - посланцы Хивы, - и что их богом хранителем стал Макемаке, дает нам почувствовать то большое значение, которое жители острова придавали этому событию, этому живому свидетельству древних переселений с земли Хива. Достоверность этого мнения можно подкрепить и легендой. "Каждый год несколько ману тара содержались в неволе, пока не вырастали. Тогда на крылья им повязывали ленту из красной тапы, и жрец выпускал их, произнося следующие слова: "Лети, возвращайся на Хиву". Бог Макемаке, по преданию, возглавлял когдато самые важные церемонии на Матакитеранги, и некоторые островитяне утверждают, что его мана была видна: "Его одеяние было белым, как облако, обрамленное радугой". Раз в год этот бог жизни освящал своим присутствием необыкновенный обряд оплодотворения и возрождения природных начал. Празднество происходило на скалах Оронго, с одной стороны которых находилось внутреннее озеро кратера РаноКао, а с другой - великолепные островки, окаймленные сверкающей морской пеной. В этом языческом празднике нашло свое отражение восторженное преклонение перед возрождением жизненных циклов. К празднеству начинали готовиться с конца июля. В него входили церемония ожидания прилета первых птиц и добыча первого яйца - символа нового года и южной весны. Во всей Полинезии не найти ничего подобного, и рождение, или реминисценция, этого культа на острове, находящемся на самом краю земли, не может не волновать. Нет ничего более таинственного, чем это ожидание с Хивы первого яйца, символизировавшего жизнь и власть. Яйцо, этот символ возрождающейся весны, этот сгусток жизни, было когдато символом доисторических цивилизаций таких далеких отсюда стран, что никто не осмелится вспомнить о них, не вступив в область, граничащую с фантастикой. Из многочисленных источников мы узнаем о магическом обряде, прекратившем свое существование лишь в 1866 году. В июле все население острова собиралось на Матавери, у подножия вулкана. Там возвышались три громадных дома для собраний с сиденьями из обработанного камня. Мужчины и женщины из разных племен, вожди и воины, слуги тангата-ману - все встречались здесь во время исполнения песен и танцев. Мужчины и жрецы выстраивались в длинную процессию и направлялись к Оронго по тропе Ао [Рапануйское название плясового весла.], извивающейся вдоль голых склонов Рано-Као. Это была как бы процессия духов, так как кандидаты в тангата-ману назначались богом в видениях жрецов. Увенчанные диадемами из перьев петуха и фаэтона [Птица, отряд веслоногих. - Прим. перев.], с лицом, расписанным красной и черной краской, с татуировкой, выступающей из-под хами [Набедренная повязка из тапы.], отмечая ритм ритуальной песни взмахами плясовых весел, посвященные приближались к вершине Оронго. Кандидаты в тангата-ману оставались там, в то время как их слуги, называемые хопу -ману, должны были отправиться на островок Моту-нуи. И вот наконец арики-хенуа давал сигнал, и хопу-ману плыли к островку. Слуги подвергались серьезному, а иногда и трагически кончавшемуся испытанию, проплывая по фарватеру между Оронго и островками, где очень сильное течение. По тропе, нависающей над пещерами и отвесно спускающейся вниз, хопу-ману подходили сначала к подножию огромной внутренней стены вулкана. Из стеблей тоторы, заполняющей кратер, они плели конический плотик, на который клали немного еды. Затем они бросались в море. Держась одной рукой за плотик, хопу-ману с трудом преодолевали течение, стараясь избежать встречи с акулами. Наконец они достигали крутого скалистого островка. В ожидании прилета птиц и кладки первого яйца хопу-ману жили очень уединенно, в маленьких пещерах-гнездах, расписанных изображениями Макемаке и человека-птицы. Ждать иногда приходилось очень долго, и, если море было бурным, хопу оставались без пищи. Днем и ночью они поджидали прилета птиц - ведь каждый надеялся стать обладателем первого яйца. Хопу-ману скрывались в подземных пещерах, куда можно было проникнуть только через узкий темный лаз, и, прислушиваясь сквозь шум прибоя к пронзительным крикам птиц, внимательно следили за их скользящим по ветру полетом. Напряженность ожидания отразилась в больших круглых глазницах Макемаке. За время жизни на острове хопу-ману становился подчас совсем другим человеком. А там, на скалах Оронго, возвышающихся над волнами, всматриваясь в летящих птиц, будущие тангата-ману, воины, жрецы и вождь ждали божественного сигнала. Над утесами, покрытыми более чем ста пятьюдесятью петроглифами [Наскальные изображения. - Прим. пер]отшлифованными ветром, раздавались песнопения. В дар богу люди приносили лучшую пищу, чтобы умилостивить его, чтобы он был благосклонен к ожидающим первого яйца и дал бы жителям изобилие. Там же жрецы маори ронгоронго, которые писали на дощечках из торомиро, рассказывали о вечной жизни, которую мы ищем на страницах этой книги, но которая умерла вместе с верой в возвращение "других людей". Сидя на скалах Оронго, овеваемые ветром наблюдатели ждали первого сигнала с островка. Прекрасная пещера, находящаяся на головокружительной высоте отвесного склона вулкана, называлась хакаронго-ману - место слушания. И вдруг раздавался отраженный скалами крик жизни: "Брей голову!" Забравшись на вершину скалистого мыса, называемого Крик птицы, хопу-ману называл имя своего нового вождя. Молча хопу-ману спускался к морю, окунал яйцо в воду и привязывал его к голове с помощью повязки из махуте. Все остальные хопу-ману, окружив того, кого бог наделил своей силой, без страха плыли к скале Оронго. Незабываемое и величественное было это зрелище. В полном одиночестве, в сиянии ослепительного блеска лавы поднимался по головокружительным карнизам скалы хопу-ману, подходил наконец к новому вождю, которому и вручал драгоценный символ. Как только наблюдатель узнавал и передавал имя нового тангата-ману, избранный сбривал волосы на голове, брови и ресницы, так как теперь он превращался в человека-птицу. Посвященный повязывал ему руку повязкой из красной тапы, в которую был вставлен кусочек санталового дерева. Этой священной рукой новый тангата-ману и принимал яйцо. Мне кажется очень знаменательным этот кусочек санталового дерева в качестве символа верховной власти, так как это - символ страны его предков. Во всяком случае, нам известно, что именно Хоту Матуа привез сантал на Матакитеранги [На островах Маркизского архипелага было много санталовых деревьев]. В легенде говорится, что тангата-ману принимал яйцо на ладонь, покрытую красной тапой, и в этом великолепном жесте отражалось благородство церемонии. Затем присутствующие, окружив временного, но священного вождя, в которого вселился бог, с песнями и танцами направлялись к подножию вулкана. Вращая плясовые весла, люди сопровождали нового тангата-ману, который впадал в транс. Информатор также сообщает, что кроме красных и черных росписей на лице мужчины украшали свою голову париками из женских волос. Эта подробность интересна тем, что когда-то и на Маркизских островах существовал подобный обычай; там такие парики были привилегией жрецов и священным украшением. [В давние времена на Маркизских островах священные предметы украшали человеческими волосами или бородами стариков] Затем на Матавери устраивали большой праздник, во время которого совершались человеческие жертвоприношения. Говорят, что после того тангата-ману должен был уединиться на крутом склоне Рано-Рараку, возвышающемся над огромными статуями. В течение года ему предстояло жить там, соблюдая полное воздержание, нельзя было даже выходить в море. Он жил в маленькой хижине, смежной с хижиной слуги, который кормил его ежедневными дарами, подносимыми жителями острова. В течение двадцати лун он оставался земным богом, хранителем маны - жизненной силы года, которому он давал свое имя, полученное им в видениях. Хопу-ману, нашедший яйцо, также должен был на время уйти из своей семьи и не имел права своей рукой - табу - дотрагиваться до пищи. Здесь есть следующие интересные сведения: воздержание, налагаемое на обладателя маны, уход и затворничество посвященных, устрашающая сила маны, этой руки, ставшей настолько же опасной, как и следы вождя. "Мана может убить!" Все это можно встретить как в Полинезии, так и в доисторической Америке. Священное яйцо подвешивалось в хижине до нового года, после чего его прятали в скалах Рано-Рараку. Когда человек-птица умирал, над ним совершался торжественный обряд в присутствии других тангата-ману, жрецов и вождей всех племен. Вот очень любопытная деталь, о которой упоминает Альфред Метро и которая мне не была известна: "Роль тангата-ману во время этой церемонии заключалась в том, что он отвязывал десять петухов от пальцев ног усопшего". Можно себе представить, какое странное впечатление производил этот священный мертвец, распростертый на каменной площадке аху, с ногами, украшенными десятью живыми петухами. В этом обряде, встречающемся только на острове Пасхи, мы видим замечательную интерпретацию смерти человека, воплощающего собою птицу; а глаза его в это время устремлены в небо - на птиц. Итак, в образе человека-птицы, воплощавшего новый год, бог Макемаке оставался жить на той земле, где вождь являлся хранителем его сверхъестественной силы. "Макемаке был вездесущ". Мы хотим рассказать еще об одной церемонии, о которой имеется мало документальных сведений, но которая, вероятно также посвящалась этому богу. После избрания нового тангата-ману в Оронго составлялся календарь празднества инициации детей, называемых поки-ману. В сопровождении отца и, вероятно, недобившихся победы тангата-ману дети - мальчики и девочки - поднимались на Оронго с повязками из белого махуте на руках и ногах, с деревянной тахонгой за плечами (ее считают изображением кокоса). Им стригли волосы и давали имя. Они жили в хижине, называемой Тау Рева, где в то время находилась великолепная статуя - "Рассекающая волны"; сейчас она в Британском музее. Затем, вероятно, совершалась церемония в честь наступления половой зрелости и плодородия. Изображение Макемаке здесь потрясающе похоже на некоторые скульптуры, которые я видел на Мангареве и на Маркизских островах. Это было не изображение бога Тики, а какого-то другого лица; я встречал их в долине Омоа, на Фату Хива. Мисс Раутледж, которая провела на острове Пасхи самые серьезные исследования, пишет, что в 1915 году ей удалось составить генеалогию из 86 имен тангата-ману. Это очень важное сообщение, так как известно, что каждый тангата-ману давал свое имя новому году. Если считать в обратном порядке от 1866 года - момента исчезновения последнего человека-птицы, то можно, примерно вычислить год зарождения этого очаровательного культа. Даже если допустить, что некоторые имена в этой генеалогии пропущены, мы все равно не можем насчитать более века его существования. Априорно можно отнести зарождение этого культа к 1760 году. Напрашивается вопрос: не во время ли второго переселения был создан этот культ и низвергнуты статуи? В самом деле, Роггевен в 1722 году видел стоящие статуи и цветущую растительность. В 1770 году Фелипе Гонсалес и Хаедо записали, что во время захвата острова из толпы людей слышался крик "Макемаке" и что на акте о владении островом один островитянин нарисовал тангата-ману. А в 1774 году Кук уже отмечал низвержение статуй, отсутствие деревьев и цветущих культур. Совершенно очевидно, что если второе переселение на самом деле было, то оно и привело к быстрому упадку религии. Об этой так называемой языческой религии нам известно очень мало, но, как и во всей Полинезии, она находила свое воплощение и временное значение в табу и в медицине. Система табу придавала жизни точный распорядок, и нарушение его могло повлечь за собой смерть. Прежде всего существовали табу на особу вождя, были табу, связанные с урожаем, табу на ловлю рыбы, в частности тунца, ловить которого в зимние месяцы запрещалось. Я заметил, что это последнее табу почитается и до сих пор, причем островитяне объясняют это тем, что мигрирующие тунцы в это время года вызывают астму. Вероятно, это табу возникло в результате неоднократных похожих заболеваний. Нельзя было пользоваться новыми домами и лодками до посещения их арики-хенуа, передававшего им свою ману. Запрещалось разводить огонь или ловить рыбу вблизи покоящегося на площадке трупа, есть определенную пищу после смерти родственника. Были табу на собственность. И наконец, всеобщее табу на аху. Сила Слова, Священного Слова воспринималась здесь очень остро, и, когда произносилось заклинание, люди верили, что оно обязательно исполнится; то же самое происходило и при нарушении табу. Вероятно, жрецы, практиковавшие лечение лекарственными растениями, водорослями и травами, учили людей также и уважению древних традиций. Об этом свидетельствует захватывающая легенда, записанная со слов старого Веривери: "Чтобы мужчина знал, когда он сможет соединиться с женщиной, надо в течение первых восьми дней новолуния смотреть на Манинао о хуа, "луну мужского пола". Надо найти женщину, соединиться с нею. Надо увидеть ребенка, родившегося от этой связи. - Прекрасного ребенка. Именно этих детей будут обучать ронгоронго, приобщать к культу тангата-ману. Их будут обучать татуировке ног женщины, ее рук, ее щек. Именно их будут учить вырезать кохау ронгоронго. Ребенок, родившийся под уходящей луной, отличается от ребенка, зачатого и родившегося в новолуние, тем, что он будет средним ребенком, то есть без искры божьей..." Здесь перед нами целое религиозное учение инициации, неотделимое от истоков жизни. Жизнь в Анакене шла своим чередом. Иногда мы видели, как наш кеч прятался в бухте, но, так как погода менялась быстро, он возвращался к Ханга-Роа или, в зависимости от ветра, отправлялся под прикрытие в Винапу. Верхом на лошадях мы каждый день отправлялись либо на стрелку полуострова Пойке, либо вдоль северного берега, чтобы зарисовать петроглифы или сделать наброски аху. А на другом конце острова моя жена переводила и записывала легенды и рассказы. И благодаря постоянной помощи островитян удача сопутствовала нам во всем. Однажды старый потомок династии вождей навестил мою жену и сказал, что через несколько дней, если она захочет и сможет получить для него разрешение на выход из деревни, он отведет ее на северный берег и вручит там череп вождя, который поможет нам во всех делах. Пусть читатели простят мне, что я не называю в этой книге имена наших друзей островитян, но, учитывая отношение к ним властей и запрет продавать иностранцам какие бы то ни было древности (конечно, на чилийцев этот запрет не распространяется), я не могу и не хочу быть нескромным по отношению к этим людям, ведь они остались на острове. Мы были очень обрадованы тем, что наконец-то сможем увидеть череп вождя. Обойдя тысячи глыб лавы, в глубине пещеры-тайника наш друг передал нам так долго хранимый в тайне череп. Помимо волнения, которое мы испытали при одном его виде, нас поразило еще и то, что это был череп долихоцефала да и резцы зубов у него, не в пример современным полинезийцам, были безукоризненны. После этого нам стало так везти во всем, словно этот череп и на самом деле обладал маной. За очень короткий период времени мы узнали много нового. Так, перед самым нашим отъездом из Анакены один из островитян повел нас в такое место, где под нагромождением камней мы обнаружили потрясающей красоты базальтовую скульптуру длиной 1,2 метра. Манера исполнения ее чем-то напоминала скульптуры Тики с Маркизских островов. Эти две первые находки, как и следовало ожидать, дали направление всей нашей дальнейшей работе. Мы уже понимали, что проблема исследования этого странного мира значительно усложняется. Вспоминая первые доказательства дружбы и смелости рапануйцев, я должен категорически опровергнуть утверждения некоторых авторов, которые, проведя на острове лишь несколько дней или месяцев и не сумев понять некоторые сложные моменты его жизни, считают свои научные достижения своеобразной формой извинения за те бестактные замечания, на которые островитяне никогда не смогут им ответить. Когда жители острова научатся читать и получат гражданские права, они будут плакать от стыда за тех, кто считал их ворами, лжецами, а их женщин - легкомысленными.