- Так скоро...
Дюваль резко вскинул глаза. Он возник где-то на горизонте, но в ту же секунду был уже совсем рядом, ослепительно сверкающий, состоящий из одной лишь белой пены, неотвратимый и немыслимо-огромный - водный вал. Он катился по зеркальной поверхности моря, как колоссальное белое привидение - и в то же время совершенно реальный, и уже можно было различить отдельные завитки и узоры причудливого пенного кружева. В нескольких метрах от берега он вдруг вскинулся па дыбы, и из-под белого гребня во всей своей ужасной, сокрушающей силе возникла толща изумрудно-зеленой, испещренной синими прожилками воды.
Сначала была тишина. Потом - общий, выдержанный в одной тональности оглушительно-высокий крик. А уже после началась паника. Обезумевшие люди бежали, не разбивая направления, возвращались, лихорадочно хватали никому не нужные вещи, снова бежали, сталкивались, теряли друг друга...
И, наверное, никто даже не заметил, что, докатившись до линии прибоя, вал остановился. Замер, нависнув над пляжем немыслимой зыбкой стеной, отбросившей на песок полупрозрачную, колеблющуюся тень.
А. если и заметили, то это только усугубило ужас.
Мортань стоял под этой стеной неподвижно, как загипнотизированный. Тщетно Дюваль тянул его за руку и кричал что-то, тонувшее в гуле толпы. Он уже готов был, невзирая на возможное сопротивление, взвалить старика на плечи, по тут Мортань резко, как на плацу, повернулся. Его лицо, уже не страшное и не бледное, несло печать какого-то нечеловеческого возбуждения.
- Дюваль... Как все-таки хорошо, что ты оказался здесь. Ты был у меня лучшим... хотя это я был, а ты и сейчас, я знаю, самый лучший полицейский. Ты должен добраться до города и рассказать им все. Иди в научное общество... хотя в Вероньезе нет, конечно, ничего подобного...
Тогда в управление полиции. Я должен остаться, наблюдать, не упустить ничего. А ты - расскажи им! Ведь ты запомнил? Запомнил?!
Дюваль и сейчас ни секунды не верил в наивно-неправдоподобную теорию Мортаня. Но, слившись вместо, просьба друга и не подлежащий обсуждению приказ не оставляли места для колебаний. И он ответил твердо, прерывисто и нерушимо-надежно: - Запомнил.
XXX
Людей на пляже уже практически не было. Вся их огромная, колыхающаяся, тревожно-разноцветная масса переместилась выше и дальше от моря, туда, где проходила шоссейная дорога. И Дюваль, натянув втоптанные в песок майку и шорты, тоже устремился туда, обогнув на бегу семейство Валуа, которые все ещё суетились вокруг своей палатки.
Море людей, не менее разрушительное в своей силе, чем настоящее море, поглотило его. Счастливые владельцы автомобилей выкликивали баснословные цифры, но их никто не слушал, и изящные открытые кузова набивались, как корзины, бесплатными пассажирами. Штурмовать более скромные машины было труднее, но что может устоять перед всеохватывающим паническим ужасом? Подошел мирный, видимо, ещё ни о чем не осведомленный рейсовый автобус, и человеческий поток устремился к нему. Совсем близко к Дювалю блеснули смертельно испуганные глаза той миниатюрной брюнетки - слишком миниатюрной, чтобы быть в первых рядах. Не подключая к этому работу мысли, .Дюваль подхватил её на руки и легко, как теннисный мячик, забросил на крышу автобуса. Он ещё успел заметить, как она приникла к этой крыше, ухватившись обеими руками за какую-то скобу.
В следующую секунду он лихорадочно искал пути в город для себя. Его внимание привлекли двое длинноволосых подростков на мотоциклах - у одного из них не заводился мотор. Дюваль кинулся туда. и, сбросив одного юнца на землю - даже не ударом, а просто несокрушимой силой резкого целенаправленного порыва - и мгновением позже он уже на бешеной скорости несся по автостраде.
Вероньез был карманным городком под самой Ниццей - не слишком фешенебельным, чтобы привлекать богатых курортников, не достаточно милым и солнечным, чтобы притягивать всех остальных. В этом городке все мало-мальски важные заведения располагались на одной улице - и управление полиции тоже.
Это были две смежные комнаты, примыкавшие к какому-то магазину. Дюваль вошел туда уверенно, стремительно, ни у кого не спрашивая разрешения.
- Я по поводу того, что произошло на Скалистом пляже.
Один из полицейских поднял взгляд от шашечной доски и махнул рукой.
- Мы уже все знаем.
Дюваль оперся обеими руками на стол, за которым сидели подтянутый седоусый старик - видимо, начальник, - и тщедушный юнец в очках, листающий какие-то бумаги.
- Мне есть, что сообщить. Я здесь по поручению Мишеля Мортаня - вы, именно вы, - кивнул он на старика , - должны его знать. Он был не так давно начальников криминальной полиции в Париже.
Старик покачал головой. Его лицо выражало скучающее, вежливое внимание. Мальчишка, сидевший рядом с ним, не поднимал головы от бумаг. Двое за шашечной доской возобновили прерванную на минуту его приходом партию.
И тогда Дюваль, нависнув над столом, на одном дыхании высказал все, что успел услышать от Мортаня, все то, во что он абсолютно не верил и не надеялся поверить когда-нибудь - не высказал с несокрушимой, как лавина, силой убеждения, бьющей из каждого слова, из каждой паузы и знака препинания.
После его слов воцарилась тишина, Потом её прервал глухой стук шашечного хода.
- Что вы намерены предпринять? - глухим, будто сорванным голосом спросил Дюваль.
Юнец поднял глаза - голубые и маленькие за стеклами близоруких очков.
- Не кричите, молодой человек.
- Какой я тебе молодой человек?!! - внезапно взорвавшись, заорал Дюваль.
На улице он вскочил на угнанный мотоцикл - такие тещи уже не имели значения - и на полной скорости помчался по извилистому шоссе в сторону Скалистого пляжа.
Справа от дороги сверкало тихое, зеркально-гладкое вероньезское море. Дюваль попытался уверить себя, что там, на пляже, оно точно такое же, что эта жуткая неправдоподобная волна ушла назад, в океан. А если наоборот? И он все сильнее жал на газ, выжимая из мотора уже немыслимые километры. А потом море полностью скрылось за скалами, Неприступными скалами, у которых даже не было другого названия и которые простирались до самого пляжа.
Волна была на месте. Она по-прежнему высилась над пляжем чуть наклонной зыбкой стеной, но в ней почему-то уже не чувствовалось угрозы, она казалась какой-то обыкновенной и даже будничной.
Дюваль затормозил и вдруг понял, в чем дело.
Под этой стеной, этой махиной воды, бросающей вызов законам природы, мирно расположилось, симметрично рассевшись вокруг клетчатой подстилки, семейство Валуа. Они обедали! Обедали как ни в чем не бывало.
"Не решились бросить свою палатку", - зло подумал Дюваль. Он спрыгнул с мотоцикла и направился к пляжу.
И напоролся на стену. Невидимую, неосязаемую - и все же неприступную стену. Сначала Дюваль не поверил в её реальность. Потом он неистово бил в неё кулаками и ногами, которые тонули в пустоте, ломился плечом... А Валуа поглощали вареную курицу, не глядя в его сторону. Мортаня нигде не было видно.
- Мишель! - позвал Дюваль. - Мишель!!!
Но он не показывался.
Тогда Дюваль вешил потревожить это сытое, безучастное, в этот миг ненавистное ему семейство - но ведь их фамилия была вовсе не Валуа, и с какой стати стали бы они поворачивать голову на чужую Фамилию?
Но имя девушки он знал.
- Кристин!
Пышная блондинка тяжело поднялась и направилась в его сторону. Она шла, плавно покачивая бедрами - но шла не так, как идут на зов, нет, она просто прогуливалась. Она дошла до конца пляжа и ступила кончиком бело-розовой ноги на асфальт нагретого солнцем шоссе.
Между ними было каких-нибудь полтора шага..
- Кристин!
Дюваль шагнул вперед. Но она не видела и не слышала его. В её круглых серо-голубых глазах он не видел своего отражения. Зато в них
отражаюсь отчаянье и страх, и от этого её лицо казалось наивно-детским и трогательным. Она выставила вперед растопыренные ладони, словно пытаясь защититься от чего-то или что-то оттолкнуть.