Уже идут. Уже звучит приказ: «Сомкнуть щиты!». И три сотни человек с дубинками и щитами, в касках, в один голос отвечают: «Есть!». Побоище началось. Толпа с таким же единодушным криком «За Кэно!» выхватывает оружие, начиная от пистолетов и ружей и заканчивая кастетами и бейсбольными битами. Резня… К утру здесь останутся только трупы бунтарей. Кровь на асфальте будут присыпать песком.

Соня сорвала с шеи военный жетон. Она видела истинное лицо своего «правого дела». Как теперь казалось ей, человечество уже давно запустило программу самоуничтожения, и никакие усилия армий, правительственных подразделений и еще каких-то борющихся за мир организаций не смогут остановить его. «Человек всегда бывает добычей исповедуемых им истин», — всплыла знаменитая фраза одного философа в сознании капитана Блейд, а в синих глазах отражалась бойня между агентами, гордо, но слепо выполнявшими чужой приказ, и анархистами, ринувшимися в бой с именем Кэно на устах.

— Правда, один из «Черных драконов» убил Мавадо, — продолжал свой отчет о проделанной работе Джакс, — но я сам виноват: не нужно было сажать их в одну камеру. Он дал нам чистосердечное признание, и теперь дело можно закрыть. Знаешь, что попросила та рыжая террористка, Кира Тараки? — майор засмеялся. — Похоронить Кэно. Причем на кладбище Статен-Айленда. Он, видите ли, «заслужил».

— Чего смеешься-то? — с укором ответила Соня. — Вполне закономерная просьба…

Она вспоминала лозунги анархистов, красивые лозунги, как однажды сама сказала Мавадо. Их война была, по сути, не хуже любой другой войны — за мир, демократию и прочее эфемерное добро. Все это были сорта дерьма, в котором больше не хотелось участвовать, прекрасно понимая, что под красивые цели всегда можно подогнать даже самые ужасные и бесчеловечные методы. В этом и представители Разведывательного агентства были едва ли лучше террористов свободы. Теперь Соне не давал покоя вопрос: неужели это действительно был конец? Конец борьбы и конец охоты. И никому не стало лучше. Столько лет… и вдруг напрасно… Такая участь была страшна. И смех майора теперь звучал совершенно неуместно и нелепо на фоне траурных мыслей капитана.

— Да не смеши меня, Соня! Еще скажи, что собираешься выполнить эту просьбу!

Соня резко повернулась и возмущенно взглянула на Джакса.

— Я тебе не Соня, а капитан спецназа Соня Блейд! Это — во-первых. А во-вторых, я действительно выполню эту просьбу. Думай что хочешь, — она запнулась, говорить было очень сложно — ранее она никогда не могла и помыслить, а сейчас не могла поверить, что способна сказать такое: — думай, что хочешь, но я теперь уверена, что они все заслужили это. Они тоже люди. И они тоже в чем-то были правы. У них тоже были мечты, поинтереснее наших. И они за них погибли. И только подобный жест успокоит теперь закономерный бунт. Иначе, после всего, что творит нынешняя власть, народ никогда не успокоится.

Джакс тоже не мог поверить тому, что услышал. Он усмехнулся, но его сарказм сменился негодованием.

— Нам что, после всего не хватало только заплеванного и загаженного кладбища в Статен-Айленде?! — грозно прикрикнул он. — Ты же понимаешь, что такие вот ушлепки, как сейчас собрались на улице, будут там творить! А? Что скажете, капитан?

Соня опустила голову. Ей почему-то снова вспомнилась смерть Векслера. Но отчетливее всего сейчас обозначилась в ее памяти фраза Кэно: «Идешь с пистолетом на безоружного? Дерись по-честному, как мужчина, а то стрелять в спину умеет любой мудак!».

— Джакс, выметайся! — резко приказала она, подняв глаза.

— Я тебе не Джакс, а майор спецназа Джексон Бриггс! Научись разговаривать со старшим по званию! — гневно прикрикнул он.

— Да мне начхать на тебя и твое звание, — равнодушно ответила она, почувствовав какой-то сладкий привкус в своей решительности произнести нечто подобное. — А отправишь меня в отставку — я только скажу тебе спасибо. А сейчас убирайся — и без тебя тошно…

Она еще не знала, что чувствует опьяняющее послевкусие свободы.

— Не ожидал от тебя, — подавленно произнес Джакс. — И было бы из-за кого? Из-за террориста!

Майор ушел, хлопнув дверью так, что она чуть не слетела с петель.

* * *

В день похорон Кэно была сильная гроза. Его хоронили в армейских штанах цвета пустынного камуфляжа и военных ботинках с ножнами для много лет верно служивших ему резных ножей, поношенной косухе с выложенными заклепками драконами на плечах и футболке «Iron Maiden» «A Matter of Life and Death». Его черный гроб был окован сталью, и на крышке стальную пластину украшал выгравированый герб «Черных драконов» и надпись: «Свобода или смерть!». Но порой только смерть дарует свободу.

Его хоронили без эпитафии, ибо никто ничего достоверно не знал об убитом: ни настоящего имени, ни даты рождения — ничего. Свое истинное имя этот человек, как и поклялся, унес с собой в могилу. На черно-сером гранитном надгробье был изображен портрет анархиста, а ниже было всего две строчки: «Кэно. Убит 7 июня 2008 года». У Сони по этому поводу крутилась в голове лишь одна, но самая верная мысль: «Никто в этом мире не рождается и не умирает просто так». Она еще не знала, что будет делать дальше с собственной жизнью, но твердо понимала, что Кэно не просто так встал на ее жизненном пути.

Парадокс, но на его похоронах присутствовала только Соня Блейд.