Из разбитого носа Чингиза, будто из ржавого крана, вязко капала кровь, но про трость ветерана он забыл. Аллах с ним, со вздорным стариком. Я! Я, ничтожный раб, стукнул господина. Я! Я во всем виноват! На моей машине привезены яблоки! Я впервые появился около рынка, и сразу взбунтовалась чернь, сразу потекла кровь из разбитого носа знатного купца. Я и сейчас стою, едва заметно улыбаясь уголком рта, вместо того чтобы пасть на колени и молить о прощении. Я, букашка, возомнил себя человеком! Как я посмел? Как такое возможно? Неужели я не понимаю, что за этим последует?

Я догадывался, но смутно. Ясность внес Мирон. Хитрый крестьянин возник тенью рядом со мной, крестьянином-простофилей, и прошептал обреченно:

- Кабздец нам, Семеныч. Полный кабздец.

Означенный “кабздец” наступил внезапно, но развивался поэтапно. На первом этапе, как я понял позже – подготовительном, из рыночного чрева выкатились и быстро приблизились к нам земляки пострадавшего Чингиза. Дюжина смуглых особей разогнала зевак, окружила нас с Мироном и не сильно попинала волосатыми лапами да модно подкованными копытами. Нас не били, нет, нам наносили мелкие, но обидные оскорбления действием, выражавшимся преимущественно в пощечинах и поджопниках. Ни я, ни Мирон особенно не сопротивлялись, стойко терпели. По возможности уворачивались от пинков и шлепков и молча узнавали гнусные подробности из интимной жизни каждого из нас вместе и порознь, а также слушали про половые извращения наших пап, мам, бабушек и дедушек.

Второй этап “кабздеца” ознаменовался появлением мусоров. Помните, я теоретизировал про объединившее воедино расейский народ телевидение? Ну так вот, по моим личным наблюдениям раньше мусора любили косить под Глеба Жеглова, а нынче переключились на героев телесериалов “Улицы разбитых фонарей”. Тот мусор, что выкручивал мне руку за спину, стригся и говорил как положительный Ларин из телевизора. Мирона окольцевал наручниками носатый мент, внешне и повадками похожий на давно покинувшего сериал, но памятного Казанову. Псевдо-Ларин и мы с Мироном поехали в отделение на милицейской тачке с сиреной, сзади ехал двойник Казановы на моем “толчке” в компании с Чингизом и еще двумя особо выдающимися, в смысле количества золота во рту и на шее, господами рыночниками.

На третьем этапе нас допросил ментовский начальник – Мухомор. Нам сделали устное внушение, сообщили, что для начала органы официально ограничатся штрафными санкциями и неофициально у нас изымут яблоки в пользу голодающих семей малооплачиваемых сотрудников милиции. Я позволил себе высказать предложение об оплате штрафа также неофициальным путем и нашел понимание в лице милицейского начальника. Этап третий завершился на диво быстро, бескровно и полюбовно. О завершающем, четвертом, этапе расскажу поподробней.

Понурые и печальные, мы с Мироном вышли на казенное крыльцо милицейского отделения. В дверях столкнулись со здешними Лариным и Казановой. Героические менты жевали яблоки сорта “Слава победителю”. На нас, униженных и оскорбленных, голодные герои даже и не взглянули. Верный “толчок” ожидал нас, припаркованный поодаль от крылечка. Около “толчка” сидели на корточках Чингиз и двое искрящихся золотом Чингизовых дружков.

- Во, ща они нас и накроют, – вздохнул Мирон.

- Кто? – не понял я.

- Кабздец, – выдохнул Мирон.

- А я думал, уже...

- Не, Семеныч. Ща полный кабздец накроет. Раньше-то, это самое, был просто кабздец, а ща будет полный...

Мирон нервно хохотнул, робко пристроился за моей отнюдь не широкой спиной, и мы, гуськом спустившись с крылечка, гуськом подошли к поднимающимся с корточек азерам.

- Ви должны нам дэнги, – объявил кудрявый, золотозубый азер с пышными, слегка тронутыми сединой усами.

- За что? – спросил я, почесывая шишку на лбу.

- Ты Чингиза ударэл. – Толстый палец с грязным ногтем и золотой печаткой ткнул меня в грудь. – Чингизу на лэчэния дэньги нужны.

- Он ударил, а я-то? Я-то, слышь, я ничего... – попробовал отмежеваться от разборки Мирон.

- Ты, ишак, все начэл. – Грязный с золотом палец указал через мое плечо на Мирона. – Ты правэла торговли нарушал, бэспрэдэл устроил, э?

- Сколько мы должны? – беспрецедентно быстро сдался Мирон.

- Пять тысяча. – Для наглядности усатый азер растопырил пятерню.

- Зеленых! – внес окончательную ясность Чингиз.

- Завтра, – установил срок третий азер.

- Наличными? – улыбнулся я простодушно, но моего саркастического юмора никто не понял.

- Гдэ ви жэветэ, точный адрэс дэрэвня, мэнты вашэ паспорта посмотрэлэ и сказали, э? Утром не будэтдэнга, ми вэчэром к вам прээдэм. Вмэстэ с натариус. Ваша дома, машина, земля сэбэ забэрем, э?

- А если мы не отдадим? – прикинулся я наивным придурком.

- Чингиз в энстэтут Склэфасовского поедэт, справка брать. Ви чэловэка покалэчэли. Свэдэтэли есть. По суду все отдадитэ, э? – Эге, – кивнул я.

Сомнений нет – азеры банально берут на понт, вульгарно запугивают темное крестьянство. Прекрасно понимают, звери: пять штук зелени к утру мы не наберем. Даже если решимся продать личный автотранспорт и заложить дома, мы просто не успеем превратить движимость и недвижимость в деньги. А солидной денежной заначки у крестьян, разумеется, нет и быть не может. На то и расчет! Нагрянут азеры со страшным юристом в очках и, весьма вероятно, с ментами Лариным и Казановой в придачу, нагрянут, застращают нас вусмерть, а потом великодушно позволят расплатиться натурой, плодами, так сказать, крестьянского труда. И мы, я на “толчке”, а Мирон на “Ниве”, каждый выходной, вплоть до глубокой осени, будем возить на рынок овощи и фрукты. Будем отрабатывать барщину и радоваться – дескать, легко отделались.

На прощание Чингиз не удержался, отвесил мне смачный пендель. Я открыл дверцу “толчка”, увидел ключи в замке зажигания и в этот момент получил по заднице. Больно, блин!..

До Кольцевой автодороги ехали молча. Курили. Как отъехали от отделения, сразу задымили в две глотки. Я пыхтел “Беломором”, Мирон цедил свой “Дукат” с фильтром. Выезжая на МКАД, я чуть было не протаранил ушастый “Запорожец” с эксклюзивным лохом за рулем. Обошлось, но Мирон от страха едва сигарету не проглотил.

- Семеныч, мать твою в дышло! Ты это, это самое, на дорогу-то смотри! А то, слышь, опять из-за тебя всякое говно начнется.

- Чего? Считаешь, с азерами напряги из-за меня начались? Кто говорил, что яблоки оптом сдадим и...

- Шабаш, Семеныч! Чо нам промеж себя-то считаться? Оба в говне. Это самое, не горюй! Понял? Выплывем, земляк.

- Как? У тебя в нужнике пять тыщ баксов зарыто? Есть, чего обезьянам волосатым отдавать, да?

- А у тебя?

- Шутишь?

Шутил, кстати, я. На самом деле, деньги у меня есть, и много. Знай Мирон, сколько у меня денег, он бы умом тронулся. Знай размеры моей заначки азеры, они бы сами мне на всякий случай приплатили, лишь бы не связываться с деревенским Монте-Кристо. Однако, чтоб и Мирон сохранил рассудок, и азеры продолжали меня числить в крестьянах-середняках, я вынужден сокрыть собственные капиталы.

- Слышь, земля! У меня в райцентре знакомые деловые имеются, понял? Урки знакомые, блатные... Погодь, да ты их видел! Помнишь, в июне они, это самое, на шашлык ко мне приезжали?

Помню. Приезжали на раздолбанной “бэхе” в деревню “блатные” из райцентра. Ужрались водярой до поросячьего визга, весь забор мне со стороны соседского участка заблевали. Миловал тебя, дорогой ты мой Мирон, твой добрый бог от знакомства с настоящими блатными. Для тебя, милый, кто в татуировке, кто по фене худо-бедно болтает, тот и деловой в натуре. Я другое дело, я бодался с урками. То есть бодался с ними не сидящий рядом с тобой милый сосед Семеныч по фамилии Кузьмин – рога уркам, было дело, отшибал Семен Ступин. Настоящие блатные, без кавычек, милый мой Мирон, совершенно не похожи на ту шелупонь, знакомством с которой ты так гордишься.

- Семеныч! Чо примолк? Деловых моих знакомых вспомнил? Нет?

- Вспомнил.