XVIII
Скупив сонные пилюли чуть ли не во всех аптеках города, Хмурый и Весельчак с набитыми карманами появились под вечер возле сада, где жил Доминик. С некоторых пор друзья Доминика, дети и взрослые, каждый вечер, если только была хорошая погода, приносили ему разные сласти. Стоило протянуть руку с конфетами, как, откуда ни возьмись, появлялся Доминик, схватывал хоботом лакомый кусочек и, весело урча, отправлял его в улыбающуюся пасть. Как раз в тот момент, когда Хмурый и Весельчак входили в сад, друзья угощали Доминика лакомствами.
— Великолепно, — шепнул Весельчак Хмурому. — Мы дадим ему пилюли вместо конфет.
— Ага, — поддакнул Хмурый.
— Я думал, дело будет сложнее, — продолжал Весельчак. — Я думал, придётся пробираться в сад тайком...
— Ага, — поддакнул снова Хмурый.
— Вот сейчас мы подойдём к нему и как ни в чём не бывало сунем пилюли, а он — бай-бай...
— Хи-хи-хи... — захихикал Хмурый.
— Будь посерьёзней, — одёрнул его Весельчак. — Ты на работе, не строй из себя весельчака.
— Да ведь Весельчак — это ты, — заметил Хмурый.
— Я весельчак только потому, что у меня такая фамилия, а ты весельчак просто по глупости.
— Можешь не разоряться, — ответил Хмурый, — дай ему лучше поскорей пилюли.
— Погоди, время ещё есть, — шёпотом отозвался Весельчак. — Если мы дадим ему сейчас, он уснёт раньше времени, поднимется шум. Чего доброго, кто-нибудь догадается, в чём дело, вот мы и влипли! Мы угостим его пилюлями, когда по-настоящему стемнеет. А теперь давай подойдём поближе, погладим его по шее и хорошенько рассмотрим его бивни.
— Наши бивни, — также шёпотом поправил приятеля Хмурый.
— Конечно, наши, — согласился Весельчак.
— А который будет твой?
— Ещё не знаю. Наверно, тот, побольше, — ответил Весельчак.
— Никогда не делишься поровну... — застонал от огорчения Хмурый.
— А кто придумал этого слона? Я или ты? — накинулся на него Весельчак.
— Ты, но...
— Никаких «но»! — крикнул уже во весь голос Весельчак. — У меня права на самый большой бивень, понял? Даже от второго бивня мне причитается кусочек, вот только отпилим и...
Но тут он осекся: прямо на них шёл симпатичный на вид старичок.
— Не ссорьтесь, друзья мои, не ссорьтесь, — сказал симпатичный старичок. — Нет смысла ссориться. Такой хороший вечер. Не лучше ли подойти вон туда и поиграть с этим великолепным слоном. Ведь он само очарование, не правда ли?
— Ещё бы! — отозвался Весельчак.
— Конечно... — поддакнул Хмурый.
— Значит, вы уже больше друг на друга не сердитесь? — спросил старичок.
— Ну что вы! — в один голос поспешили заверить старичка Хмурый и Весельчак.
— В таком случае, я очень рад, — заявил старичок и направился к Доминику. Он стал бросать ему куски швейцарского сыра, которые тот ловко подхватывал хоботом на лету.
Хмурый и Весельчак, став поблизости, имели возможность рассмотреть то, что их так интересовало: бивни. Бурча себе под нос ласковые слова и делая вид, будто гладят Доминика по хоботу, они даже потрогали их рукой. Когда совсем стемнело, Весельчак сквозь зубы прошипел:
— Готовься!
— Начинаем? — шёпотом переспросил Хмурый.
— Начинаем!
Оба сунули одновременно руку в карман и достали по пригоршне пилюль. Разноцветные пилюли были похожи на конфеты.
Доминик, который, как вы помните, издавна пристрастился к витаминам, ничего не подозревая, сгрёб у каждого с ладони хоботом все пилюли. Весельчак и Хмурый полезли тотчас в карман за новыми пилюлями. Доминик их тоже съел.
В саду стало пусто, все отправились домой. Кроме Весельчака и Хмурого, возле Доминика осталась только мама с сыном. Сын был, должно быть, большим лакомкой и, может быть, даже эгоистом, потому что мама говорила ему, показывая на Хмурого и Весельчака:
— Посмотри, сынок, какие хорошие дяди. Ты бы, наверно, съел все конфеты сам и ни с кем не поделился, а они всё отдали Доминику, не взяли в рот ни крошечки!
Хмурый и Весельчак понимающе улыбнулись друг другу и подсунули Доминику третью и четвёртую порции.
— Бери с них пример, сынок! Я очень хочу, чтобы, когда мы придём сюда в следующий раз, ты вёл бы себя так же, как эти дяденьки. А теперь пойдём, уже темно.
— Мы тоже уходим, — сказал Весельчак, подсовывая Доминику пятую порцию.
— Идём, идём, — присоединился к нему Хмурый и тоже сунул Доминику ещё порцию.
Доминик остался один. Вскоре по заведённому обычаю к нему заглянул перед сном Пиня.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он у Доминика.
— Неплохо, — ответил Доминик, — только очень хочется спать.
— Ничего удивительного, — сказал тогда Пиня. — После такого знойного дня! Мне тоже хочется спать. Ну, целую тебя в лобик!
— Я тебя тоже, — ответил Доминик. — Спокойной ночи! А-а-а-а...
Наступила тёмная, безлунная ночь.
После полуночи две тени проскользнули в сад.
— Видишь его? — спросила первая тень.
— Вижу, — ответила вторая.
— Стоит или лежит?
— Лежит.
— Ничего удивительного... после такого угощения. Ножовка у тебя?
— У меня.
— Начинаем!
— Который спиливаем сперва?
— Глупый вопрос.
— Левый или правый?
— Неужели не понимаешь? Сперва надо отпилить тот, который больше...
Громко заскрежетала пила.
— Тише, идиот, он проснётся, — сказала первая тень.
— Попробуй сам тише, — отозвалась вторая.
— Дай мне, тогда увидишь!
Пила снова заскрежетала и завизжала. Было это так противно, что болели зубы и мурашки пробегали по коже.
— По-твоему, тише получается, а? — произнесла вторая тень.
— Конечно, тише, — ответила ей первая. — Но дело двигается очень медленно. Вот не думал, что слоновая кость такая твёрдая...
— Может, пила тупая?
— С ума сошёл! Я сам её крал. Тупую я бы красть не стал, можешь мне поверить.
— Много отпилил? — с любопытством спросила вторая тень.
— Не много. Полмиллиметра, не больше.
— Фью! А бивень толстый?
— Как ствол старого каштана, только в сто раз твёрже.
— На это понадобится не одна ночь...
— Исключено! Мы должны сделать это сегодня. Иначе всё откроется.
— Тогда пилим!
— Пилим!
Часа через три пот с обоих негодяев катился градом, точно они только что вышли из-под душа. Меж тем на левом бивне Доминика образовался только небольшой надрез глубиной примерно в полсантиметра.
— Надо бы сменить полотно, — сказала первая тень. — Какое счастье, что я стащил их несколько про запас!
— Давай-давай! Только побыстрей! Надо торопиться, скоро рассвет.
— С новым полотном дело пойдёт быстрей, увидишь! Слоновая кость только сверху твёрдая. Чем глубже, тем легче пилится.
— Пилим?
— Пилим!
Оба работали как бешеные, и кто знает, может быть, гнусное предприятие увенчалось бы успехом, по крайней мере наполовину, может быть, они стали бы обладателями одного из великолепных бивней Доминика, если б один из них вдруг не воскликнул:
— Ой-ой-ой! Меня кто-то кусает...
— Ой-ой-ой! Меня тоже! — отозвался другой.
— В ногу!
— И меня тоже в ногу!
— А теперь в колено!
— И меня в колено!
— А меня уже в живот!
— И меня тоже!
— Кто-то ползает у меня по шее!
— Чёрт возьми, и у меня тоже!
— Теперь лезет в нос!
— В нос и в уши!
— У меня уже искусаны руки!
— Кто-то ползёт у меня по голове!
— Почеши мне спину, я с ума сойду!..
— Не могу! Я весь искусан с головы до ног!
— Брось пилу, лезем на дерево!
Но бегство на дерево не принесло облегчения. Сотни тысяч опытных специалистов муравьёв поползли на дерево следом за ворами. Вёл их Фумтя, большой друг и старый учитель Доминика.
Возвращаясь ночью в свой дом-муравейник, Фумтя заметил в саду что-то странное. Он подполз ближе и увидел огромное тело своего друга, распростёртое на траве без признаков жизни, а рядом две подозрительные тени что-то со скрежетом пилили. Сомнений быть не могло: Доминик в опасности, Доминику грозит беда! Недолго думая Фумтя бросился к муравейнику, поднял на ноги всех его обитателей да ещё разослал гонцов в другие муравейники с просьбой о помощи.