- Ну... ну... ну, вот так вот было примерно, вот так!

Хореограф засеменил к музыкальному инструменту, выдернул пианистку тоже пожилую, не предназначенную к танцам, особу, и взял ее за исчезающую талию. Он стал показывать, как произошел несчастный случай, но перед ним стояла трудная задача. Ему следовало не просто исполнить вальс, он должен был станцевать его умышленно неуклюже, имитируя роковое движение.

И он долго танцевал, поминутно взбрыкивая и нелепо ударяя партнершу коленом в живот.

Фельдшер не проронил ни слова. Темные очки внимательно следили за происходящим.

Доктор сполз под кресло.

Заказное убийство

В хронике я уже вскользь коснулся убийства депутата Виктора Новоселова. Можно и поподробнее рассказать.

Депутат Новоселов имел к нашей больнице самое непосредственное отношение. И даже не к самой больнице, а к нашему "спинальному" отделению, которое, в общем-то, достаточно уникальное, таких нигде нет, и лечатся там люди с травмами позвоночника: колясочники. А Виктор Новоселов сам был колясочник и некогда в нашем отделении лечился, а потому и благоволил.

И вот однажды он приехал на многолошадном автомобиле, со строгим бритым эскортом. Он чинно катил по коридору; неподвижные ножки сверкали ослепительными ботинками. Из нагрудного кармана торчал треугольник платка. Виктор Новоселов приехал оказать нашему отделению адресную помощь и хотел выяснить, в чем оно нуждается. После ознакомительной экскурсии планировалось крупное совещание в овальном кабинете главврача.

Мой друг, уролог К., так и вертелся вокруг, а когда все заслуживающие совещания персоны отправились совещаться, заведующая отделением, которая ровно ничего не понимала в окружающей действительности, подхватила под локоть рядового К. и приказала: "Пошли!"

Ей мерещилось, будто кто-то будет слушать его предложения. Да у него и не было никаких.

Уролог К. пожимал плечами, шел, на ходу оглядывался и улыбался мне.

- Похоже, мы идем под тамбовскую группировку, - шептал он.

А мы с ним как раз собирались выпить, но совещание затянулось. Я поскуливал и подпрыгивал возле административного корпуса, порываясь заглянуть в окошко, где серьезный, недосягаемый К. сидел среди власть имущих.

Это у нас было в традиции. Однажды он собрался ко мне, а я говорю ему: ты что! все дома! А он мне: ну, я во дворе подожду, поскулю...

Короче говоря, Новоселов направил в отделение не то транш, не то грант, черт его разберет. Отвалил дорогим спинальникам не меньше миллиарда старыми, разумеется, хотя мог бы и новыми.

А через год прикатил разбираться: где миллиард?

Миллиард был освоен, но как-то замысловато. Настолько изощренно, что даже видавший виды Новоселов не смог ничего понять.

А еще через месяц Новоселову положили на крышу машины бомбу, и ему оторвало голову. И он стал настоящим спинальником.

Языковой барьер

За человеческой мыслью не угонишься.

Оказывается, пациентки моей матушки, когда им прописывают свечи, делают так: бросают их в унитаз, а после садятся и справляют нужду. Они не выбрасывают свечи, нет, они пребывают в полной уверенности, что после этого поправятся.

Да и я никогда не был уверен, что меня правильно понимают.

Помню, попросил одного больного - норовистого такого, хорохористого старичка с бородой скоротечного козлика - встать, вытянуть руки и закрыть глаза. И что он сделал? Мне не описать того, что он стал делать. Он изогнулся змеевиком, высунул язык, зажмурил один глаз, раскинул руки и начал приседать пистолетом, кренясь набок и багровея лицом.

- Что вы делаете? что, что это? - закричал я.

- Э? - проблеял он, склоняя и голову тоже, глядя на меня свободным глазом.

Путь к сердцу мужчины лежит через желудок

Хочу посетовать на некоторый цинизм медицинской науки. Изучали мы, помнится, рентгенологию. И нам предложили зайти в этот проницательный аппарат и посмотреть на себя изнутри, вживую. Не снимок какой-нибудь сделать, а запустить научно-популярный кинематограф. Зашел я, значит, туда, и оказалось, что во мне сокращается нечто колоссальное. "О, какое большое сердце", - удивился рентгенолог. Я приосанился и скромно улыбнулся, поглядывая на дам. "Это очень плохо, - сказал рентгенолог, - с таким большим сердцем долго не живут".

Потом одну девушку, коротышку такую, заставили выпить сульфату бария для показательного обзора желудка.

"Редкий случай, - сказал рентгенолог. - Желудок-чулок. Посмотрите, какой он длинный - даже дна не видно, он спускается в малый таз".

Согруппница, и раньше меня не особенно привлекавшая, вообще перестала существовать для моего умозрения.

Сейчас-то я, конечно, наплевал бы на кишечнополостные чулки, но тогда было другое дело, всего лишь четвертый курс. Или третий? Не помню уже. Еще сохранялось подобие романтизма, не признававшее желудков.

Самозванцы

В книге "Под крестом и полумесяцем" я много рассказывал о моей заведующей отделением, преклонных лет женщине с внешностью и сознанием слабоумного мужчины. Для тех, кто не знает, скажу лишь, что она, ветеран труда и отдыха, поливала искусственные цветы и ругала фотообои за неправильно нарисованную березу.

И вот на днях, когда у нас дома зашел разговор о зачетах и экзаменах, я припомнил, что последний зачет, который мне суждено было сдать, состоялся четыре или пять лет назад. Он посвящался переливанию крови.

Беда была в том, что заведующая отделением считала это отделение хирургическим, ибо там долечивались больные, когда-то давно перенесшие операцию. Она вообще очень любила хирургию за наглядность результата, а всякую психотерапию терпеть не могла, хотя и рассказывала, как в молодости, орудуя на плавучей китобойной базе в Тихом Океане, загипнотизировала кольцом на ниточке моряка, заболевшего белой горячкой. "С тех пор я так и вешала табличку на дверь, - причмокнула она, роясь в приятной памяти. - "Тихо! Идет гипноз!"" Нашему отделению не полагалось знать тонкости переливания крови. Однако заведующая пошла и внесла наше отделение в экзаменационный список. "Вы разве переливаете кровь?" - осторожно осведомились у нее. "Конечно, рассвирепела заведующая. - Мы каждый день переливаем кровь!"