– Как я уже сказал, это представление было настоящим триумфом…

И он продолжил. За весь вечер Джиму так и не представился шанс поговорить с Линди.

Его корабль сильно трясло, а руки его были в крови…

Джим резко сел. Темнота постепенно рассеивалась, каюта осветилась. Его каюта на «Энтерпрайзе».

Кто- то стучал в дверь.

– Что?… Минутку.

Со слипающимися глазами, Джим Кирк кое-как сполз с кровати и стал

шарить, ища халат. Найдя, он стал его натягивать, причем тяжелый шелк перекрутился, и рука долго не просовывалась в рукав.

– Войдите.

Дверь скользнула в сторону, открываясь. Молоденькая девушка – из команды – стояла на пороге. Ее глаза расширились.

– Здравствуйте, – сказал он.

– Здравствуйте, – Она смотрела куда угодно, только не на него.

– В чем дело?

– Э-э… ни в чем, сэр. Я… простите, сэр, квотермейстер велел мне прийти сюда сегодня утром, но я, должно быть, его не так поняла…

Джим потер глаза и зевнул. Затем посмотрел на хронометр.

– Господи боже, вы знаете, который час?

– Да, сэр. Утро, сэр.

– Это не утро, это едва рассвет!

– Я вернусь позже, сэр…

– Нет-нет, хорошо, входите. Мне просто нужно чашку кофе. – Этим утром синтезатор, похоже, работал как следует. – Это зелье кого угодно разбудит.

– Я здесь, чтобы помочь вам с вашими бумагами? – Ее голос звучал неуверенно.

– Вон там, – он указал ей на комм-монитор. Появилось кофе. Он отпил

глоток и издал неодобрительный возглас. – Это скверно, даже когда синтезатор работает. Кто бы ни разработал образцы его вкуса, они, видно, взяли за основу третий ополос, найденный в забытом в кают-компании кофейнике.

Она двинулась к монитору, обходя комнату по периметру, стараясь

держаться от него как можно дальше и глядя строго себе под ноги.

Первый рабочий день, подумал Джим. Всем действует на нервы.

– О! – сказала она при первом взгляде на монитор. – Так неправильно!

Он провел вчера полдня, стараясь хоть как-то упорядочить чертовы файлы.

В награду он получил экранную схему с шестнадцатью налезающими друг на друга информационными блоками, связанными между собой линиями и стрелками, значение которых он уже позабыл; а теперь он слушал критику от желторотого члена своей команды.

– Ну ладно, вот и разберитесь.

Она уставилась на него, расширив глаза.

– Я… – прошептала она, – я…

И все в такую рань, подумал он, и сбежал в ванную.

От сонарного душа и кофе, которое, хоть и имело ужасный вкус, было при этом очень крепким, он начал понемногу просыпаться.

Что я, наехал на нее? – спросил он себя. Он попытался убедить себя, что

нет, но ему это не удалось. Смущенный, он оделся и вернулся в каюту.

Она сидела за монитором, спиной к нему и ссутулив плечи, будто она пыталась сделаться еще меньше, чем она была. Он попытался вспомнить, как она выглядит, но вспомнил только большие синие глаза и очень коротко подстриженные светлые волосы.

Он кашлянул.

Она вскочила на ноги, и повернулась к нему, глядя широко раскрытыми глазами.

– Вольно, – сказал он. – Я не хотел вас испугать. – Он указал на монитор. – Уже выглядит лучше. Старшина, я ведь наехал на вас минуту назад?

– О, нет, сэр, – прошептала она.

– Думаю, что да. – Он улыбнулся. – Я извиняюсь. Я бываю не в себе, пока

не проснусь. Давайте начнем сначала. Доброе утро. Меня зовут Джим Кирк.

– Рэнд, сэр, – прошептала она.

– Вы меня можете вытащить из этой ямы, которую я тут себе выкопал, или вам придется начать все заново?

Она пробормотала несколько команд. Он пытался понять, что не так, ведь

она, кажется, делала все правильно. Она замолчала, сунула руки под мышки и сжала пальцы.

– Что, все так плохо, старшина? – Всякий раз, как он заговаривал с ней, она вздрагивала. Ему хотелось, чтоб она перестала это делать.

– Простите, сэр, нужно немножко времени, чтобы… – Она умолкла, потом

начала снова: – Простите, сэр, у меня не столько опыта, чтобы… – Ее голос угас.

Он понял, что она пытается придумать, как сказать своему командующему

офицеру, что он устроил жуткую неразбериху. Ему хотелось сказать ей, – так и говори, – но, учитывая его реакцию на почти что первое, что она произнесла, у нее вряд ли были причины полагать, что он хорошо принимает критику. И, честно говоря, это бывало правдой. Вероятно, лучшим решением было сейчас уйти, дать ей успокоиться, и вернуться позже.

– Я уверен, вы прекрасно справитесь, старшина, – сказал он. – Лейтенант Ухура на мостике знает, как найти меня, если у вас будут вопросы.

– Да, сэр, – сказала она с облегчением, – Спасибо, сэр.

Когда корабельный компьютер вызвал его в лазарет и произнес при этом его имя с ошибкой, Хикару Сулу почувствовал себя несколько комфортнее. Он все еще чувствовал смущение из-за кривого вывода «Энтерпрайза» из космодока, и почувствовал радость от сознания, что он – не единственное на борту, что может ошибаться.

– Мистер Сулу, здравствуйте. Я – доктор Маккой. – Они пожали руки и Маккой взглянул на файл Сулу.

– Хикару, – сказал доктор Маккой, делая ту же ошибку в произношении, что компьютер. – Хм. Не думаю, что я хоть раз встречал кого-нибудь с именем Хикару.

– Я тоже не встречал, – сказал Сулу. – Только, доктор, – оно произносится с ударением на втором слоге, не на первом. «Р» – очень мягкое. – Он произнес свое имя.

Доктор Маккой повторил его, не сей раз правильнее. Вряд ли кто когда

произносил его совершенно точно.

– А что оно означает? – спросил Маккой.

– Почему люди всегда думают, что имя из незнакомого языка должно

непременно что-то означать? – сказал Сулу. Он почувствовал, что краснеет. Он превосходно знал, что оно означает. Оно означало «Сияющий», и его слишком часто дразнили по этому поводу. Надеясь отвлечь доктора Маккоя от его вопроса, он вежливо спросил: – Ну вот вы, – вы знаете, что означает ваше собственное имя?

– Оно означает «львиное сердце», или что-то в этом роде, – сказал доктор.

– Но я вас понял. – Он улыбнулся. – К делу. У вас просто превосходное здоровье, лейтенант, даже для вашего возраста.

– Спасибо, сэр.

– Не позволяйте этой сидячей работе на корабле совратить вас с пути истинного.

– Постараюсь. Не думаю, что это случится: я становлюсь сам не свой без упражнений.

Доктор Маккой взглянул на приборы, которые мигали и гудели над кушеткой Сулу.

– У вас необычно низкий пульс, – вы что, жили на планете с высокой гравитацией?

– Да, сэр, почти год.

Доктор Маккой кивнул.

– Я так и подумал, что это могло быть причиной. Сенсоры также отмечают шрамы у вас на спине и ногах. Могу я взглянуть?…

– Их уже почти не видно, – Сулу стянул с себя верхнюю часть покрывала.

На него произвело впечатление, что доктор Маккой установил связь. Немногие люди жили на планетах с большой гравитацией. Никто из земных врачей, включая врачей Академии, ни разу не спросил его о шрамах или низком пульсе.

Доктор Маккой дотронулся до старой, побледневшей отметины под лопаткой Сулу.

– У моей матери была постоянная работа на Хафджиане, – сказал Сулу. – У нас был антиграв в квартире, но, когда мы выходили из нее, мы должны были использовать экзоскелет Лейбера. – Одно это название пробудило память о том, как это было под конец, – носить эту сбрую часами, и иногда днями. Сделанный из сплава каркас поддерживал неадаптированное для высокой гравитации человеческое тело и передвигал его. Экзоскелет выполнял свою функцию, но в местах наибольшего давления он всегда повреждал кожу. И, конечно, он не предохранял от влияния гравитации кровеносную систему.

– Сколько вам было лет? Тринадцать? Четырнадцать?

– Именно столько, – сказал Сулу. – Мы уехали как раз перед моим четырнадцатым днем рождения. Как вы догадались?