– Интересно, в кого они стреляют? – бормочет он. – Ведь я еще здесь…

В тот момент, когда Виктор высовывает голову из кучи веток по ту сторону стены, слышится дробная серия хлопков, и в небо взлетает дюжина осветительных ракет. Становится светло, как днем.

Сразу за стеной – кочковатое ровное пространство, высохшее болото, торчат редкие прутики. Дальше, шагах в двухстах, тянется железнодорожная насыпь.

Ракеты медленно опускаются. Виктор следит за ними, прищурившись. Цедит сквозь зубы:

– Ж-жабы…

Снова наступает тьма. И сейчас же откуда-то слева протягивается голубой луч прожектора. Прожектор далеко, но света от него достаточно, чтобы видеть, как Виктор торопливо выбирается из норы и, вытянув рюкзак, плашмя ложится на землю.

– Быстро! – шипит он. – Быстрее, быстрее!

Неуклюже выбирается Профессор, таща за собой свою поклажу, за ним из норы высовывается сначала рюкзак человека из виллы, а затем высовывается и сам он, но в эту секунду где-то совсем рядом грохочет пулемет, и голова человека из виллы поспешно снова прячется под землей.

– Да быстрее! Быстрее, ты! – шипит Виктор.

Когда человек из виллы выбирается наконец наружу, Виктор говорит вполголоса:

– Ползком за мной. Головы не поднимать, мешок держать так, слева. Не трусьте, они нас не видят. Если кого случайно зацепит, не орать, не метаться – увидят и убьют. Ползи назад, выбирайся на шоссе. Утром подберут. Все ясно?

– Я бы хлебнул… – тихонько говорит человек из виллы.

– Нельзя. Потом. Пошли.

И они ползут в призрачном рассеянном свете, прикрывая головы рюкзаками, и скоро их уже не разглядеть на поле, а пулеметы все постреливают, и то место, где они были минуту назад, вдруг вспарывает густая очередь.

Раннее утро, густой молочно-белый туман, видны только мокрые ржавые рельсы. Очень тихо. Потом из тумана доносится железное постукивание. Оно приближается, и вот сквозь него уже пробивается унылое посвистывание на какой-то веселый разбитной мотивчик.

Это дрезина. Впереди на платформе, свесив ноги, сидит Виктор с потухшим окурком на губе. Он напряженно вглядывается в туман перед собой. Рюкзаки свалены у него за спиной. Профессор и человек из виллы, оба грязные и встрепанные, качают рычаги дрезины. Веселый мотивчик насвистывает человек из виллы. Свистит он чисто, красиво, мелодично и в такт движению рычага. Потом он обрывает свист и взглядывает на часы.

– Без десяти шесть, – говорит он хрипловато. – И все время в гору…

Ему не отвечают.

– А вы в самом деле профессор? – не унимается он.

– Да, – отвечает Профессор.

– Меня зовут… – начинает человек из виллы.

– Его зовут Антон, – не оборачиваясь, громко говорит Виктор.

Человек из виллы потрясен этим сообщением, но молчит.

– Гм… – говорит Профессор. – А меня как?

– А тебя зовут Профессор, – отзывается Виктор.

– Меня зовут Профессор, – сообщает человек в очках. – И я профессор.

– Польщен, – говорит Антон, пытаясь шаркнуть ножкой. – А я – писатель, но все зовут меня почему-то Антон. Представляете, как неудобно?

– Известный писатель? – спрашивает Профессор.

– Нет. Модный. Видели мою виллу?

Некоторое время они молчат, усердно работая рычагом. Потом Виктор вдруг говорит: «Тихо!» Он наклоняется вперед, всматриваясь, и хватается за ручной тормоз.

Впереди из тумана надвигается что-то большое и темное, и дрезина останавливается в нескольких метрах от буферов товарного вагона.

– Приехали, – говорит Виктор и спрыгивает на шпалы. – Отдых.

– Ф-фу! – произносит Антон, распрямляясь. – Ну теперь-то мне можно хлебнуть?

На газете, расстеленной поверх платформы, стоят термосы с кофе, бутылка спиртного, развернуты пакеты со снедью. Все трое усердно жуют, прихлебывая кофе из складных стаканчиков. Теперь уже совсем светло, но туман пока не рассеялся, он такой же густой, как и раньше, только уже не молочно-белый, а зеленоватый. Но из всего окружающего мира видна по-прежнему только задняя стенка товарного вагона.

– Вы для меня оба новички, – говорит Виктор. – Я вас в Зоне не видел и ничего хорошего от вас не жду. Вы меня наняли, и я постараюсь, чтобы вы остались живы как можно дольше. А поэтому не извольте обижаться. В Зоне церемониться некогда. Буду просто лупить чем попадя, если что не так…

– Только, пожалуйста, не по левой руке, – говорит Антон.

– А почему не по левой? – удивился Виктор.

– Она у меня сломана с детства. Я ее берегу.

– А… – Виктор усмехается. – А я думал – ты левша, пишешь левой. Ладно, буду по голове. Как она у тебя с детства?

– Уж очень вы с нами суровы, шеф, – говорит Антон и тянется к бутылке.

Но Виктор перехватывает бутылку, накрепко завинчивает пробку и сует бутылку в рюкзак.

– Хватит, – говорит он.

– Эхе-хе-хе-хе, – произносит Антон и наливает себе еще кофе.

– Тихо как, – говорит Профессор. Он задумчиво курит, откинувшись спиной на рычаг.

– Здесь всегда тихо, – говорит Виктор. – До пулеметов далеко, километров пятнадцать, а в Зоне шуметь некому.

– Неужели пятнадцать километров? – говорит Профессор. – Я и представления не имел, что можно так далеко углубиться…

– Можно. Углублялись. Сейчас вот туман рассеется, увидишь, как они тут углублялись.

Длинный скрипящий звук доносится вдруг из тумана. Все, даже Виктор, вздрагивают.

– Что это? – одними губами произносит побелевший Антон.

Виктор молча мотает головой. Он все еще прислушивается, но вокруг снова стоит ватная тишина.

– А может быть, это все-таки правда, что здесь… живут? – говорит Профессор.

– Кто? – презрительно говорит Виктор.

– Не знаю… Но есть легенда, будто какие-то люди остались в Зоне…

– Болтовня это, а не легенда, – обрывает его Виктор. – Никого здесь нет и быть не может. Зона это, понятно? Зона!

На протяжении этого разговора Антон вертит головой, переводя взгляд с одного на другого. Он все еще бледен, но постепенно успокаивается.

– Я, конечно, понимаю, – говорит он, – что Зона – это именно Зона, а не лоно, не два газона и не три, скажем… э… бизона. Но на всякий случай я с собой кое-что прихватил. – Он похлопывает себя по заднему карману.