. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Три дня подряд длилось восхождение Телушкина к высотам его славы, а потом до самого декабря он трудился, ремонтируя обветшалые крылья ангела, выравнивая крест, чтобы не шатался. Теперь было легче, ибо на вершину "яблока" кровельщик поднимался по веревочной лесенке, спущенной с высоты до самого окошка.
Наконец, когда трудная и полная опасности работа была закончена, Оленин пожелал видеть смельчака-кровельщика у себя во дворце.
Алексей Николаевич встретил Телушкина ласково, не знал куда посадить дорогого гостя, он, тайный советник, расцеловал его, обнимая.
- А теперь, сударь, рассказывай, а я слушать тебя стану. Вот и Федя Солнцев, мой приятель, он тоже из крестьян, ныне художник, рисовать станет - с твоих слов же, братец. Я ведь глаз с тебя не сводил, за тобой все эти дни наблюдая, а теперь желаю брошюру писать о геройстве твоем, дабы ведали потомки православных, что и допрежь них люди русские чудеса вершили.
Николай I тоже изъявил желание видеть мастера, но для визита в Зимний Дворец он готов не был, ибо с одежонкой у Телушкина не все было в порядке. Артельщики принарядили своего собрата в чуйку с чужого плеча, которая, слава Богу, заплатками не красовалась. Император тоже облобызал Телушкина.
- Хвалю! Но. как нам, братец, работу твою проверить?
- Так это легко, - с умом отвечал кровельщик. - Эвон у вас министров-то сколько! Выберите, какого не очень вам жалко, и пошлите туда, куда я забрался, и пусть он вам доложит.
Николай I расхохотался и, высмотрев в сонме придворных министра финансов, уже скрюченного годами, гаркнул в его сторону:
- Это ты, граф Канкрин, не давал денег на строительство лесов, вот тебя и пошлю под облака. для ревизии. А ты, Телушкин, молодец, - сказал он потом кровельщику. - Под тем ангелом, коего починил ты, усыпальница дома Романовых, а посему и награжу тебя по-царски, останешься доволен.
Он указал Канкрину выдать кровельщику тысячу рублей, дал ему кафтан и золотую медаль для ношения поверх кафтана, потом поднес мастеру именную чашу.
- С этой чаркой, - сказал царь, - ты можешь заходить в любой кабак, а все кабатчики, глянув на этот вот штамп, обязаны наливать тебе чарку доверху, платы с тебя не требуя, и ты теперь пей за счет казны - сколько душа твоя пожелает.
Спасибо! Но лучше бы он этой чаркой не награждал, ибо вино дармовое слишком дорого обходится людям.
Оленин сдержал слово, описав подвиг Телушкина в журнале "Сын Отечества", его статья вышла потом отдельной брошюрой, украшенная рисунками Федора Солнцева, - эта статья лежит сейчас на моем столе, подле солидной "Панорамы С.-Петербурга" Александра Башуцкого, который по свежим следам событий не забыл представить и Телушкина. Как бы то ни было, но об удивительной храбрости русского кровельщика скоро узнали в Европе, там тоже писали о нем с восхищением, - и так-то вот, совсем неожиданно, ярославский крестьянин обрел большую славу.
Как выглядел Петр Телушкин? Об этом гадать не стоит - его портрет сохранился. У нас все знают хрестоматийный фрагмент обширного полотна братьев Чернецовых "Парад на Марсовом поле в 1831 году", где представлена группа четырех поэтов: Пушкина, Жуковского, Крылова и Гнедича. Всю же картину Чернецовых у нас не публикуют, но именно на этом обширном полотне нашлось место и для помещения в толпе Петра Телушкина - как знаменитости тогдашней столицы. Отдельный же этюд к портрету его ныне хранится в запасниках Третьяковской галереи.
Согласитесь, не так-то легко ярославскому парню попасть в число избранных знаменитостей столицы. Да, Телушкин прославился, его завалили заказами на работы по исправлению высотных колоколен, он чинил купола старинных храмов и "в тот же год получил от разных лиц работы на сумму около 300 000 рублей", - так писал о нем Солнцев, которому можно верить.
Ох, чувствую, нелегко мне будет продолжать далее!
На беду свою Петр Телушкин влюбился в крестьянскую девицу, казалось бы, ну что тут худого? А худое-то и случилось.
Была она не барышней, а крепостною помещика, и этот барин, чтоб его собаки заели, уже прослышал о немалом богатстве кровельщика. Стал он вымогать откупные за девицу и просил деньги немалые. Телушкин-то согласен был платить, но помещик, язви его душу, с каждым днем все более заламывал цену за свободу невесты, и ведь такой наглец, что даже стыдил Телушкина:
- Плохо ты, мастер, любишь мою Настасью, коли любил как надобно, так не пожалел бы и рубаху последнюю снять с себя. Вот дай тысяч полтораста за девку - и. разве я что худого о ней скажу? Девка-то, гляди, будто павушка, лебедушкой плавает, а ты деньги свои отдать за нее не хочешь.
Теперь он за Настасью столько просил, что, отдай Телушкин откупные, сам бы по миру пошел побираться. Вот тогда о прилавок сельского трактира гневно застучала царская чаша:
- Эхма! Наливай, чтобы горя не ведать.
Как запил, так уж больше от этой чары, царем подаренной, не отрывался, только успевай наливать, и года не прошло после этого случая, как Петра Телушкина больше не стало; осенью 1833 года он умер от безумного пьянства.
.Подвиг жизни его был дважды повторен нашими альпинистами: в 1941 году, когда началась война и потребовалось надеть чехлы на сверкающий золотом шпиль Петропавловского собора, чтобы не служил для врагов ориентиром, и вторично в 1944 году, когда блокада Ленинграда закончилась, и шпиль уже не нуждался в маскировочных чехлах, которые альпинисты и сняли. А на самом верху шпиля альпинисты нечаянно обнаружили "следы" Телушкина, который оставил там свою подпись, - значит, был наш кровельщик человеком грамотным.