Лето 1862 года

На границе штатов Канзас и Миссури

Цокот копыт звучал как предупреждение. Непрерывный дробный стук, порождавший у Кристин первобытный страх. Странно, но до того, как она услышала эти приближающиеся звуки ударов конских копыт, она не думала об опасности. День как день, ничего особенного, а может быть, она слишком наивна – ждала грозы, а совсем не того урагана, что, похоже, надвигался.

В воздухе чувствовалось какое-то тревожное ожидание. Идя с реки по дорожке сада, Кристин остановилась. Легкий бриз стих. Зловещая тишина окружала ее. Она невольно взглянула вверх на небо и увидела голубизну – прозрачную голубизну, ни единого облачка в голубой бесконечности.

Такое затишье бывает перед грозой, поду мала она. Здесь, в Миссури, на границе со штатом Канзас, сильные грозы случались часто. Чистое небо внезапно подергивалось дымкой, и начинали сверкать молнии, казалось возникавшие из ничего.

И тогда она услышала цокот копыт.

Кристин посмотрела на простирающуюся перед ней равнину: подхваченные ветром перекати-поле неслись по иссушенной земле. Вечные бродяги…

Внезапно страх проник в ее душу. Прошу тебя, Господи, только не это!

Шеннон…

Кристин побежала. Ее сердце забилось сильнее, в такт нарастающему цокоту копыт.

В прошлый раз они пришли в такой же безоблачный день и выволокли отца из дома. Он лежал в луже крови, а она стояла рядом и ничего не могла сделать. Брат Мэтью спасся. И присоединился к частям Армии Союза[1] неподалеку от Миссисипи. Он сказал, что ей не грозит опасность. Достаточно, что они убили отца на его собственном дворе.

Кровь… В те годы только так и говорили: истекающий кровью Канзас[2]. И хотя семья Кристин, или то, что от нее осталось, жила на миссурийской стороне границы штатов, кровь здесь тоже лилась рекой. Война между штатами превращалась в дикую бессмысленную бойню. Люди погибали не в битвах, их хватали и без всякого суда зверски казнили. Кристин не питала никаких иллюзий: жизнь везде была одинаковой. Мечта о свободе, о бесконечной мирной равнине, о жизни достойной и счастливой утонула в потоках крови. Мечта умерла, и все же казалось: она должна продолжать бороться. Ее отец погиб за это, и его убийцы думали, что Кристин покинет эти края, убежит. Но она не могла. Надо бороться! Больше ей ничего не оставалось.

Шеннон.

Ком подступил к горлу. Шеннон здесь, в доме. Юная, испуганная, такая ранимая.

Кристин бежала, не чуя под собой ног; цокот копыт становился все громче. Сколько их на этот раз? Десятка два, как в тот день, когда они пришли, чтобы убить отца? Или меньше? Может быть, узнали, что Мэтью ушел на войну, и что в доме никого не осталось, кроме двух девушек и нескольких работников! В прошлый раз они уже хотели забрать Самсона и Далилу, не понимая, что эти двое свободны и сами хозяева своей судьбы. Отец, хотя и не был фанатиком аболиционистом[3], любил Самсона, простого незлобивого парня, и, когда тот женился, освободил его вместе с женой. Маленький Дэниел родился свободным, и они пришли сюда все вместе в поисках мечты…

Кристин споткнулась и упала. Всадники были уже за деревьями слева от нее. Она слышала их крики и поняла, что они из тех, кто убивают весь скот, какой только попадался на пути.

Девушка вскочила на ноги, откинула растрепавшиеся волосы, еще влажные после утреннего купания в реке.

Они сумеют дать отпор налетчикам, на этот раз она подготовилась. Она уже не будет думать, как тогда, что среди этих людей могут быть их друзья и знакомые. Что они способны быть человечными, что они наслышаны о морали или хотя бы о простой порядочности. Теперь она уже не верит в подобные вещи. Всадники выскочили из-за деревьев, когда ей до дома оставалось еще несколько сот ярдов.

– Самсон! – закричала она. – Самсон! Дай мне пистолет. Самсон!

Самсон, высокий худощавый негр, появился в дверях дома. Он взглянул на Кристин, потом на всадников, скачущих по кукурузному полю, топча нежные зеленые ростки.

– Бегите, мисс Кристин, бегите! Она задыхалась от быстрого бега.

– Кольт! Дай мне скорее кольт папы! И скажи Шеннон, пусть спрячется в погребе!

– Самсон, что там такое?

Негр обернулся. За его спиной стояла Шеннон.

– Налетчики, – угрюмо ответил он. – Где Далила?

– На заднем дворе, кормит цыплят.

Его жена в сарае. Господи, тихо взмолился он, дай ей разума оставаться там!

– Шеннон, – сказал он девушке, – спрячься в погреб!

Она ушла, и Самсон поспешил в переднюю, но остановился, услышав за спиной какой-то странный шум. Когда шум повторился, он снова выглянул за дверь. Всадников, преследующих Кристин, было человек двадцать. Возможно, часть большого отряда, совершающего налеты. Скорее всего, из отряда Куонтрилла[4].

Сам Куонтрилл был отъявленным негодяем. Он сеял смерть и ужас везде, где только появлялся. Когда-то Куонтрилл и Гейбриэл Маккайи, отец Кристин и Шеннон, ходили в приятелях, но один из приспешников Куонтрилла – Зик Моро – положил глаз на Кристин. Она не хотела иметь с ним ничего общего. Кристин любила Пола Смита. Но Пол Смит погиб. Убит, как ее отец, как сотни других знакомых и незнакомых людей.

Теперь Зик Моро возвратился. Он пришел за Кристин. Самсон был уверен в этом.

– Самсон!

Его глаза встретились с глазами Кристин. Он увидел в них отчаяние и мольбу.

Возможно, налетчики и богобоязненные люди, но, если человек с черным цветом кожи поднимет на них оружие, они с живого сдерут с него кожу. Но значит, такова его судьба! Гейбриэл Маккайи был самым порядочным и справедливым человеком, какого Самсон когда-либо встречал. И он готов пожертвовать собой ради дочери старого Гейба.

Самсон повернулся, чтобы взять оружие, но тут же замер как вкопанный. Глаза его расширились, стало трудно дышать, в горле пересохло.

Зик Моро стоял в дверях, на натертом дубовом полу, и держал в руке пистолет, направленный прямо на Самсона.

Тихий звук сзади привлек внимание Самсона. Он быстро обернулся и увидел незнакомого мужчину, державшего Далилу: одна его рука лежала у нее на талии, другой он зажимал ей рот.

– Гляди, Самсон, – сказал Зик. – Веди себя хорошо, а то я живо вздерну тебя на первом попавшемся суку. А я потом посмотрю, как твою женщину и твоего кутенка продадут где-нибудь с аукциона.

Зик Моро ухмыльнулся. У него были темные вьющиеся волосы, пышные усы, и Самсон подумал, что он гораздо лучше смотрелся бы в совсем другой обстановке, с колодой карт например, чем так, как сейчас. Зик был красивым парнем, только вот глаза… Холодные и пустые – так всегда говорила Кристин.

Самсон улыбнулся.

– Это ведь вы убили Гейбриэла?

Зик по-прежнему держал пистолет наизготове. Самсон был высоким, добрых шесть футов и шесть дюймов, и мускулистым. Но Зик знал, что Самсон не сдвинется с места, будет смирно стоять, пока Далила находится в руках его людей.

– Так вот, Зик, Гейб был моим другом. У него хватало дурных знакомых, и он часто говорил лишнее, но я сильно горевал, когда услышал, что с ним случилось. И мне горько, очень горько сознавать, что молодой Мэтью вынужден был убежать к янки.

– Самсон!

Услышав срывающийся на крик голос Кристин, негр обернулся: Кристин была уже почти у самого дома, но всадники окружили ее плотным кольцом. Девушка задыхалась в облаке пыли, но всякий раз, когда она пыталась вырваться из этого кольца, ее снова загоняли в середину.

Наконец один из всадников – парень в военном мундире с прокуренными желтыми зубами – подъехал к ней вплотную и наклонился. Кристин вскинула руки, и Самсон увидел, как кровь потекла по его щеке. Лошадь под всадником встала на дыбы и заржала, когда он туго натянул поводья. В ответ парень ударил Кристин хлыстом, и та упала. Самсон видел, как лошадь снова и снова вскидывалась на дыбы, и ее копыта едва не доставали до лица Кристин. Девушка лежала неподвижно и с ненавистью смотрела на человека на лошади.