И он многозначительно подтянул свою пистолю.

- Стрелец какой нашелся! - пытался ослабить нападение Кауфман. - С кем не случается?.. Ах, вы не пьете? - он сострадательно улыбнулся. - Но вы отдаете себе отчет, что означает всю партию заново проверить?.. Ну хорошо, давайте этого мильтижена вместе допросим. С пристрастием!

- Вызвать ко мне негодяя! - заорал он вошедшей секретарше. Немедленно! Кто его до заливки допустил?! Сейчас я со всех вас стружку сниму!

И он алчно посмотрел на круглую печать техприемки в плоской металлической коробочке, которую Ахматович, словно дразня, вертел между пальцами. Оставалось так немного - перештамповать этой печатью пачку аттестатов на приборы, лежащую на столе, и все бы встало на свое место и зарплата рабочим была бы полностью обеспечена.

Немного спустя секретарша возвратилась в кабинет:

- Николай Георгиевич! Шуточкина нигде нет. Пожарники весь завод обыскали. Сама в проходную бегала. Нет, с производства не выходил... Да, вот еще что!..

Она наклонилась к техноруку и что-то прошептала ему на ухо.

После этой таинственной реплики Кауфман только всплеснул короткими руками и многозначительно поглядел в сторону Финогенова, зардевшегося еще больше.

На сей раз "высокие договаривающиеся стороны" к соглашению так и не пришли. Ахматович отправился звонить по телефону в управление воздушных сил. Кауфман никак не мог добиться управляющего трестом.

Как оказалось, Димка был уличен на месте преступления в самый ответственный момент, когда, "вызывая огонь на себя", всосал через шланг добрую порцию горючего, но не рассчитал, поперхнулся и раскашлялся чуть не до рвоты. Пьянчугу немедленно отставили от заливки, проверив уже наполненные им компасы. По счастью, их оказалось не так много. Вскоре Шуточкин исчез. Увы, одновременно исчезла и пятилитровая бутыль со спиртом. Как на грех, спирта и у кладовщика больше не оказалось. Теперь Димка подводил уже весь коллектив цеха. Над месячной премией нависла угроза.

На заводе было много уголков, чтобы укрыться. Но на этот раз поиски пропавшего отличались особенной тщательностью. Обшарили все, до последнего закоулка. Вахтер клялся страшной клятвой, что нарушитель с завода выйти не мог. Это подтверждалось и отсутствием жетона на табельной доске.

Партию компасов пришлось-таки перепроверить. Это была нудная и канительная работа. Все они, наполненные до Шуточкина заводским ветераном Иваном Кузьмичом, оказались в порядке. Кузьмич не посрамил рабочей чести. Но время было упущено, и в месячный план продукцию не засчитали. Ахматович торжествовал. Кауфман нервно пощипывал свои ухоженные усики.

Не появился Шуточкин и на другой день. На заводе встревожились. Из завкома еще с утра поехали к нему на квартиру, беседовали с женой. Супруга, которой не в диковинку показалось это исчезновение, реагировала на визит довольно равнодушно.

- Приползет! - сказала она. - Никуда не денется. На бровях, а приползет.

Но дальше события повернулись неожиданным образом...

Маруся Сергеева, пригожая, черноглазая тарировщица манометров, возвращалась с обеденного перерыва к себе в лабораторию. Всегда внимательная к своей внешности, девушка завернула по дороге в сарай, где пылились детали аэродинамической трубы, и в этом безлюдье решила привести себя в должный порядок.

Она сняла с головы красную косынку, вытащила из кармана осколок зеркальца, коробочку с пудрой и совсем было расположилась заняться нехитрой косметикой, как вдруг, отчаянно взвизгнув, шарахнулась в сторону и выскочила из помещения: внутри кабинки что-то сильно заскреблось и застучало.

Прибежав в лабораторию, она, задыхаясь, рассказала об этом случае своим товаркам. Народ давно поговаривал о какой-то огромной седой крысе, за которой вот уже месяц бесплодно охотились заводские пожарники, дополнительно отягощенные этим ответственным поручением.

Через полчаса по заводскому беспроволочному телеграфу случай с Марусей достиг бдительных ушей технорука. Кауфман шариком прокатился по заводскому двору в направлении кирпичного сарая, а через десять минут вокруг уже гудел заинтригованный народ.

То, что Шуточкин оказался в кабинке трубы, сомнений не вызывало. Вызывало удивление другое: как через ее горловину мог протиснуться взрослый мужчина? Диаметр отверстия не достигал и тридцати сантиметров. Впрочем, оценив змееобразный облик героя и его пластические движения при походке, пришли к заключению: этот может!

- Трезвый нипочем не пролез бы! - уточняли понимающие. - Это точно! Выпивши - совсем другой коленкор!..

Затем начались переговоры. Кауфману принесли из красного уголка большой картонный рупор, при помощи которого массовики завлекают экскурсантов на очередное мероприятие. Через этот инструмент и происходило общение с внешней стороны.

С внутренней поначалу слышалось только отдаленное мычание.

- Найдите, черт возьми, кого-нибудь из мальчишек! - неистовствовал технорук. - Не могу же я из-за этого сукиного сына трубу ломать! Мы и так в нее три тысячи вложили! Кому я говорю, а ну, мигом!

Один из вахтеров вскоре привел "бронеподростка" Семку, как шутливо называли тогда ребят, направляемых на производство по молодежной разнарядке.

Семка оказался вполне подходящим для данного случая: щуплый, бойкий, смышленый, он так и рвался совершить поскорее любой героический поступок.

Мальчонка юркнул в отверстие трубы, только пятки сверкнули. Теперь в кабинке завозились явственнее. Окружающие примолкли. Наконец посланец возвратился. Запыхавшийся, он долго ловил воздух полураскрытым ртом.

- Дяденька! - приняв эту несколько необычную в заводской обстановке форму обращения, обратился он к Кауфману. - Нипочем ему теперь оттуда не вылезти!

- Как не вылезти?! - взвился технорук. - Да я его хоть в расфасованном виде, а достану! Залез - значит, вылезет!

- Не вылезет, - настаивал Семка. - Он ведь когда туда лез - худой был. А сейчас он толстый... Опух он, дяденька!

Десятка два желающих приняли активное участие в операции извлечения Шуточкина из аэродинамической трубы. Прежде всего ему подали команду раздеться до исподнего, после чего Семка доставил в кабинку конец надежной веревки, за которую тот и ухватился. Ребята дружно взяли! Пьянчугу волокли, как щуку, застрявшую в узкой лунке у незадачливого рыболова. По ходу извлечения Димка издавал низкий густой звук, подобно тифону на волжском танкере. Можно себе представить, в каком виде это чудовище предстало перед нашими глазами!

Затем Семка, уже причастный к сомнительной славе Шуточкина, последовательно выгреб из кабинки три литровые бутылки спирта, свежие объедки колбасы зельц и небольшой бумажный пакет с овсом. Шуточкин оказался последователем одного из чеховских героев, почитавшего этот злак лучшим средством для отбития запаха сивухи.

На следующий день злополучная труба была прочно задраена, а сарай заперт на замок. Теперь уже проникнуть внутрь стало вовсе невозможно. Впрочем, скоро привезли заказанное оборудование, и начался его монтаж.

Пьяницу, разумеется, уволили с завода, однако без большой огласки. Тем не менее Ахматович подал по начальству витиеватый рапорт о происшествии.

Я тоже частично пострадал на этом деле, поскольку трижды пришлось проверять редакцию кляузы перед сдачей ее на машинку.

Память об истории с Шуточкиным держалась на заводе довольно долго. Она проникла даже на аэродром, где острые на язык аэродромные мотористы еще раз изменили приросшую к Димке поговорку:

- А, это тот самый, который огонь и воду прошел, а в деревянной трубе застрял!

А веселый толстяк Кауфман окрестил Шуточкина более лаконично: "жертва аэродинамики".

ЧП на мандатной комиссии

Роясь в книжном шкафу, я обнаружил завалившийся за потрепанную подшивку старого "Огонька" пакет из ломкой синей бумаги. В такую бумагу когда-то бакалейные приказчики обертывали куполообразные головы крепчайшего сахара-рафинада.

Довольно неуважительно я потащил пакет, он выскользнул из рук, упал, лопнул, и из его чрева вывалилась груда бумажек.