Алана Инош

Вдох, выдох

Между терракотово-коричневыми склонами гор раскинулась залитая солнцем долина, поросшая блёклой, пыльной зеленью. Сухая погода песком скрипела на зубах, раскаляла кожу, как глину в печи. Ветер крутил маленькие пылевые вихри у земли. Две загорелые девушки, оставив велосипеды у обочины горной тропы, подставляли свои стройные тела жарким лучам.

— И что делать теперь? Надо бы нагнать группу до наступления ночи, а то мы тут застрянем, — сказала рыжая. Точнее, волосы у неё были русые, а тёплый медный оттенок им, казалось, придавало местное солнце, отражаясь от терракотовых склонов.

Брюнетка в курточке светло-цианового цвета деловито достала из спортивного рюкзака бутылочку воды и отпила глоток. Влага блестела на её свежих, пухлых губах.

— Не дрейфь, со мной не пропадёшь, — усмехнулась она. — Я объездила и облазила здесь каждую гору и каждую тропинку. Через тридцать километров будет городишко, там есть маленькая, но уютная гостиница. Если не нагоним, то в ней и заночуем. Не беда.

Издали девушки казались ровесницами, но вблизи становилось ясно, что русая велосипедистка чуть старше. Она сквозь ресницы смотрела вдаль. «Да что ты знаешь о страхе?» — повисла в сухом воздухе её безмолвная мысль. А вслух она с усмешкой сказала:

— Мы с тобой прямо как в одном фильме... Там две туристки в Аргентине отстали от группы и попали в переплёт. Не знаешь, тут бандиты-работорговцы не шастают?

— Что за фильм? — Брюнетка мелкими глотками потягивала воду. Чёрный шёлк её волос переливался на солнце, она загорела до смуглости и вполне могла сойти за местную.

— «И наступит тьма». Так себе кинцо, на один раз. — И русая девушка махнула рукой. — У нашей с тобой жизни сюжет покруче будет.

Позагорав ещё немного, они оседлали велосипеды и тронулись в путь. Безлюдный простор дышал зноем.

Крошечный населённый пункт назвать городом язык не поворачивался, но всё-таки это был островок цивилизации: частная гостиница, ресторанчик, отделение банка, почта, больница и полицейский участок. Пока брюнетка бойко болтала с хозяйкой по-испански, русая подруга вслушивалась в их речь, узнавая отдельные слова и выражения.

Им досталась лучшая комната, чему способствовали не только общительность и обаяние темноволосой девушки, но и щедрые чаевые. Хозяйка, коренастая и темноглазая, широколицая женщина с выраженными чертами расы южноамериканских индейцев, с доброжелательным любопытством всматривалась в иностранок. Ей была приятна родная речь из уст гостьи из далёкой России.

Ресторан (а честнее сказать, забегаловка с музыкой) предлагал на удивление неплохое вино, среднего качества пиво и крепкую травяную настойку тёмно-коньячного цвета.

— Недурно, — отведав вино, похвалила брюнетка. — Бормотуху здесь не подают, хоть это и богом забытая дыра.

Молодые люди из местных, отдыхавшие за соседним столиком, поглядывали на них, а когда брюнетка повела подругу танцевать, один из них отделился от компании и что-то ласково шепнул темноволосой. И он, и его приятели уже пребывали под изрядным хмельком, но на ногах ещё держались.

— Мы с мужчинами не танцуем, — отшила его девушка. Познаний её подруги в испанском хватило, чтобы это понять.

Парень делал вид, что заинтригован, и даже не думал уходить — продолжал тереться около девушек, норовил в танце коснуться бедром. Русоволосая, призвав себе на помощь весь свой испанский вокабуляр и скудные знания грамматики, резко сказала:

— Иди отсюда. Это моя женщина. Я её танцевать. Ты гулять лес.

Парня очень заинтересовало выражение «гулять лес». Брюнетка, мягко двигая бёдрами под ладонями подруги, посмеивалась и не вмешивалась в беседу, но в её зрачках плясали чёртики.

— Гулять лес — отвалить, — как могла, объяснила русая.

Поддатый паренёк не унимался. Хмель не способствовал внятности его речи, но развязные жесты намекали на что-то вроде «идите к нам, мы угощаем, отлично проведём время».

— Ян, мне уже пофиг, что он там лопочет, — устало процедила русая девушка. — Ещё чуть-чуть — и я ему врежу. Вызовут полицию, а нам оно надо?

— Какая ты горячая, Лютова, — соблазнительно покачивая тазом, прищурилась брюнетка. — Защитница моя... Ну, всечёшь ему — переночуем в кутузке, только и всего.

Взгляд русой подруги подёрнулся ледком, стал жёстким, угрюмым.

— Нет уж, решётками я сыта по горло в своей жизни, — тихо отчеканила она.

Яна посерьёзнела, ласково обвила её руками за шею.

— Прости. Так себе местечко, мне тут тоже не особенно нравится. Выпить можно, но есть и минусы... — И она покосилась на парня, который всё не терял надежд затащить девушек за свой столик, а там, глядишь, и до «того самого» недалеко. — Сейчас, я только стопочку этой огненной воды опрокину, и пойдём домой. Ты не будешь?

Лютова отказалась. В кармане спортивных шорт она нащупала на всякий случай туристический нож. Яна по-гусарски лихо всадила порцию сорокаградусной горькой настойки, после чего расплатилась, и они вышли под вечернее небо, на котором уже проступали недосягаемо-спокойные звёзды. Любитель знакомств без обязательств увязался за ними. Терпение Лютовой лопнуло. Резко развернувшись к нему, она выхватила нож и выкинула лезвие.

— Ты не понимать хорошо — тебе быть плохо, — негромко, но весомо сказала она. — Мой нож — твоя шкура портиться.

В её голосе тонко звенела сталь, движение руки было чётким и выверенным до сантиметра. Не пустая угроза, а движение-обещание. Пружинящие в коленях ноги — в стойке, левая чуть впереди, руки — перед корпусом. Это остудило пыл назойливого ухажёра.

— Ладно, ладно, не хотите — не надо, — сразу попятился он. И, уходя, покрутил пальцем у виска — жест, понятный во многих уголках мира.

Лютова расслабила готовое к бою тело, спрятала нож.

— Ну, как тебе мой испанский? — усмехнулась она.

Брюнетка, наблюдавшая за этой сценой без особого страха, прильнула к ней и пальцем нежно нажала на кончик носа.

— Совершенствуешься. Грамматика местами хромает, но по смыслу — вполне себе доходчиво. Пошли домой.

Лютова шагала невозмутимой, мягкой поступью опытного зверя. Поджарая и сухая, как гепард, она состояла из мускулов и нервов. У неё были хорошо очерчены под кожей икры, дельтовидные мышцы. Яна скользила рядом с ней лёгким, как бы танцующим шагом. Она отличалась большей субтильностью, тонкой костью, изяществом на грани худобы. Роскошные жгуче-тёмные волосы волнами спускались ей за спину, в нежных мочках ушей мерцали серёжки. Для ресторана она переоделась в короткое платьице, почти не прикрывавшее её точёных ножек. На вкус Лютовой, слишком вызывающее. Ага, пятая точка — мишень для приключений.

Яна забралась в душ первая, подмигнув Лютовой:

— Не буду против, если ты присоединишься.

Ладони заскользили по мокрой коже, соревнуясь в ласке со струями воды. Шум дыхания, череда поцелуев. Тонкая и гибкая, как плеть, Яна обвивалась, урчала, кусалась. Она не владела ножом, но спокойного бесстрашия в её глазах было не меньше, чем у Лютовой. Этакое невозмутимое, чуть насмешливое знание, что всё будет так, как она захочет. Она не боялась этого парня, она знала, что у того кишка тонка. Не бандит — обычный провинциальный повеса. Она никогда не ошибалась в оценке людей. Хрупкая, как статуэтка, и цепкая, как анаконда.

...

Эта житейская хватка и спокойно-ироничное отношение к жизни не сразу раскрывались в Яне при знакомстве. Когда они с Лютовой впервые встретились, эта девушка казалась ей лёгкой, как бабочка, беззаботной, весёлой и бездумной. Но вот наивности в ней не было ни капли. Наивной, скорее, тогда была сама Лютова. Прямая и простая, как пять копеек, ещё не битая жизнью.

Став к двадцати двум годам КМС по самбо, Кира работала инструктором по самообороне для женщин, а Яна оказалась худшей ученицей в группе. С ней Кира сама начинала сомневаться в собственных педагогических способностях. Она всегда гордилась тем, что могла научить приёмам даже неуклюжую и неуверенную в себе тётеньку за сорок, но эта молодая девчонка показывала наихудший отстой «за всю историю отстоя». Если её поставить против манекена, манекену была гарантирована победа. Её могла побить боксёрская груша. Это был даже не нулевой уровень, а минус сто пятнадцатый.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: