Генерал и его спутник в штатском остановились в самом конце коридора у последней двери справа. Коридор за ней утыкался в глухую стену.

Генерал Транг имел довольно крепкое для вьетнамца телосложение. Движения его были быстры и пластичны, словно у дикой кошки. Настоящий хищник...

Он вытащил из кармана связку ключей, выбрал подходящий и вставил его в замочную скважину. Затем он и его спутник скрылись за дверью.

В коридоре воцарилась мертвая тишина. Было всего десять минут шестого, и тюрьма еще спала.

Болан бесшумно проследовал по пятам двух вьетнамцев. В отличие от других дверей в коридоре эта была обита железом и на высоте глаз имела маленькое оконце, закрытое стеклом и металлической сеткой.

Болан пригнулся под глазком и попробовал осторожно повернуть дверную ручку. Напрасный труд. Дверь была заперта на ключ.

Тогда он выпрямился, чтобы заглянуть в зарешеченный глазок.

Угол зрения у него был очень ограниченный, и поначалу Палач увидел только генерала Транга и человека в штатском. Они ожесточенно спорили, но, увы, Болан не мог разобрать, о чем они говорят.

Впрочем, с первого взгляда становилось ясно, какого рода отношения существовали между этими двумя людьми. Без сомнения, человек в штатском являлся начальником генерала Транга, и в данном исправительном учреждении распоряжался именно он. Представитель ханойского правительства? Очень может быть.

Судя по всему, они страстно ненавидели друг друга. К тому же, и это не ускользнуло от внимания Болана, к взаимной острой неприязни примешивалась еще и просто патологическая ревность. Лишь какие-то неординарные обстоятельства заставляли их действовать сейчас сообща...

Понаблюдав несколько секунд, Болан слегка повернул голову, чтобы увидеть через глазок помещение чуть под другим углом зрения.

Теперь его взгляд зацепил дальний угол комнаты.

Сердце Палача учащенно заколотилось.

Так и есть!

Мак Болан нашел Боба Макфи!

Попытка приоткрыть опухшие веки отозвалась невыносимой болью в голове Макфи, лицо его перекосила страдальческая гримаса.

Глаза на распухшем лице превратились в две узенькие щелки. Просто удивительно, как сознание еще не покинуло это истерзанное тело.

Запястья и щиколотки были скованы цепями, вмурованными в бетонную стену так, чтобы полковник висел в нескольких сантиметрах от пола. К тому же на нем не было никакой одежды. Но где-то в глубине души все еще теплилась гордость, не позволявшая ему умереть на радость врагу.

Этим сволочам ничего не удалось из него выбить.

И, как бы они ни старались, он не скажет ни слова!

А ведь он уже побывал в руках у трех специалистов по допросам. И не каких-то там любителей. Эти скоты были настоящими мастерами своего дела, садистами, для которых в области пыток не существовало никаких секретов.

Они взялись за Боба Макфи с необыкновенным старанием. Жгли его каленым железом, переломали все пальцы на правой руке и вырвали ногти на левой.

А последний из палачей и вовсе придумал себе забаву, с помощью металлических прутьев придавая телу полковника самые немыслимые, чудовищно болезненные позы. Впрочем, он всякий раз останавливался, когда мог раздастся хруст переламываемых костей.

Но несмотря на кошмарные пытки, Макфи не сломался. Надобно учесть: в прошлом он сам уже дважды проходил через пыточные застенки и оба раза выдержал. К тому же и ему доводилось порой «допрашивать» пленных. И он очень хорошо усвоил: когда боль чересчур сильна, она вызывает своего рода сомнамбулическое состояние, впадая в которое, жертва почти ничего не чувствует. К подобной защитной мере нервная система прибегает всякий раз, чтобы не дать организму умереть от болевого шока. За определенной гранью боль сама становится как бы обезболивающим. В таком случае у палачей остается два выхода: либо прикончить жертву, либо дать ей отдохнуть день-два, прежде чем продолжить пытки.

Макфи как раз достиг спасительной полубессознательной стадии. Но в уголке не до конца еще угасшего сознания билась тревожная мысль: его истязатели это прекрасно понимают...

Но что они придумают теперь? Кажется, не было пыток, которые не применили бы к нему...

В его камере с высоким потолком окна отсутствовали. Пол покрывал грязный линолеум. Посреди комнаты стоял большой дощатый стол. На нем пытали пленного американца, как, вероятно, и других, кто побывал здесь еще раньше. Вся поверхность стола была густо забрызгана черной запекшейся кровью.

Едва в замке повернулся ключ, Макфи тотчас очнулся. Он не утратил привычку боевого полусна, хорошо известного всем солдатам, ибо он является одним из важнейших условий их выживания.

С тех пор как он попал в плен, он ни разу не позволил себе уснуть. И даже после всего перенесенного за последние четверо суток какие-то клеточки мозга продолжали чутко фиксировать происходящее вокруг.

Дверь камеры отворилась, и в мрачную комнату вошли двое: генерал Транг и человек в штатском — его Макфи тоже знал, поскольку тот неоднократно появлялся в тюрьме. Человека звали Нгуен Винь, он был правительственным чиновником из Ханоя.

Эти двое никогда не вели допрос — судя по всему, они лишь отдавали приказания и руководили операцией в целом.

Уже не раз Макфи удавалось подслушать, о чем они говорят. Американский полковник бегло говорил по-вьетнамски, что было неудивительно после стольких лет, проведенных в этой стране...

Поэтому он знал: между генералом Трангом и представителем Ханоя существуют разногласия по многим вопросам. К их числу относились и методы дознания. Чиновник Винь резко возражал против целенаправленного истязания людей, и его попросту бесило, с каким садистским удовольствием генерал Транг наблюдал за страданиями пытаемых жертв.

Войдя в камеру, вьетнамцы остановились напротив пленника.

— Ну что, очухался, американец? — пролаял Транг.

Макфи будто и не слышал его.

Тогда заговорил Винь, и в голосе его прозвучала некоторая тревога.

— Может, он умер? Должно быть, последний допрос совсем доконал его?

— Да он и не думал умирать, — осклабился вьетнамский генерал. — Ну что, американская свинья, откроешь ты, наконец, свои поганые зенки?

В подкрепление своих слов он влепил Макфи такую пощечину, что тот ударился головой о бетонную стену.

Американец не смог подавить стон боли. Ценой неимоверного усилия он заставил себя приоткрыть глаза.

— Привет, надзиратель, — еле выговорил он.

Транг вновь ударил его тыльной стороной ладони, и голова несчастного опять отлетела к бетонной стене. Несколько секунд Макфи находился на грани глубокого обморока, но все же собрал волю в кулак и с трудом приподнял опухшие веки.

Во время предыдущих допросов он тысячу раз хотел потерять сознание, однако сегодня обстоятельства явно изменились: Транг и Винь впервые соизволили допрашивать его без подручных.

И этому должно было быть какое-то объяснение.

Транг вплотную придвинулся к лицу пленника, и тот увидел во взгляде генерала ярость, граничащую с безумием.

— Попридержи язык, американское дерьмо, — прорычал генерал. — Думаешь, нам без тебя не обойтись? Как бы не так, вонючая мразь! У нас полно заключенных, которым известно все то же, что и тебе. Настанет время — и мы займемся ими, как до этого занимались тобой. Будет лучше и для них, и для тебя, если ты заговоришь. Но предупреждаю: это твой последний шанс. Итак? Что ты знаешь о тайной организации горцев? Говори!

Макфи собрался с последними силами и бросил:

— Пошел ты... надзиратель!

Транг отскочил от него, словно ужаленный, и выхватил из кобуры на поясе пистолет Стечкина калибра 9 миллиметров. Затем с перекошенным лицом подскочил к Макфи и упер ствол пистолета ему между глаз.

— Мне надоела твоя наглость, скотина! — проревел он.

Макфи инстинктивно зажмурился, ожидая смертельного выстрела.

Но ничего похожего не произошло.