Когда Дженетт было девятнадцать, от сердечного приступа умерла приемная мать, а когда отец, после нескольких месяцев болезни, вызванной финансовыми неприятностями, последовал за женой, она уже училась в университете. Вынужденная продажа семейного дома и антикварных вещей сильно подействовала на Элизабет, с рождения жившую в полной уверенности, что все это когда-нибудь будет ее. Как ни старалась Дженетт, ей так и не удалось примирить сестру с этой потерей…

Внезапно раздавшийся звонок в дверь отвлек ее от неприятных воспоминаний. Оказавшийся за дверью курьер передал ей пакет и уехал на своем мотоцикле.

– Что это такое? – спросила Элизабет из-за спины Дженетт, заворожено глядя на элегантную, с золотым обрезом, картонку, надписанную небрежным мужским почерком.

– Не знаю.

Ожидая найти внутри красочного подарочного пакета какой-нибудь подарок для Карен, она с удивлением обнаружила газету… и остолбенела при виде фотографии пышной брюнетки, обещающей поведать все свои секреты на четвертой странице.

Молодая женщина похолодела, ладони ее стали влажными. Как мог Висенте быть настолько жестоким, чтобы прислать ей статью о Николь Сежурн?! Не обращая внимания на сестру, требующую передать газету ей, она трясущимися руками перелистала страницы.

Набранный крупными буквами заголовок гласил: «УСПЕХ МНЕ ПРИНЕСЛА ЛОЖЬ!». Несколько первых абзацев напечатанной на указанной странице статьи Дженетт перечитала три раза. Без малейшего стыда бывшая звезда всемирного известного варьете признавалась в том, что ее заявление об интимных отношениях с Висенте Перрейрой являлось намеренной и тщательно продуманной ложью, призванной обеспечить ей популярность и приглашения на различные светские приемы. Безумная ночь безудержной страсти, описанная два года назад в весьма пикантных подробностях, оказалась полной фальшивкой.

Охватившее Дженетт оцепенение распространилось, казалось, не только на тело, но и на мозг. Так, значит, Висенте не нарушал брачных клятв. Он был верен ей, тогда как она… А что она? Поверила в худшее и отказалась слушать его, отринула как своего мужа, разрушила их брак.

Дженетт охватил невыразимый ужас. Это было похоже на падение в бездонную пропасть.

– Я… я ошиблась… Зря обвиняла Висенте…

– Что? Что ты говоришь? – нетерпеливо спросила Элизабет и вырвала газету из ослабевших пальцев сестры.

Трясущимися руками Дженетт стиснула нестерпимо занывшие виски. Разум никак не мог воспринять целиком чудовищные последствия признания Николь Сежурн. Оно обрушилось на нее подобно камню на стекло, разбив вдребезги не только ее саму, но и созданный с таким трудом мирок. В одно мгновение из жены, полагающей, что она совершенно правильно ушла от неверного мужа, Дженетт превратилась в женщину, совершившую страшную ошибку, искалечившую жизнь как любимому человеку, так и их ребенку.

– Надеюсь, ты не восприняла всерьез всю эту чушь? – бросила Элизабет с презрением в голосе. – Сейчас, когда ее популярность начала падать, эта Сежурн сделает все, что угодно, лишь бы попасть в газеты!

– Не в этом дело… В статье написано именно то, о чем мне говорил тогда Висенте. Только… – Голос Дженетт прервался, ее душили подступающие слезы. – Только я его не стала слушать…

– И правильно сделала! – отрезала сестра. – У тебя оказалось достаточно здравого смысла, чтобы не поверить его вранью. Ты же знала, какой он бабник, еще до замужества! Разве я не пыталась тебя предостеречь?

Предостеречь Дженетт от брака с Висенте Перрейрой желало множество людей, их союзу противились все, как его семья и друзья, так и ее. Поначалу, пораженные до глубины души, они не видели никаких перспектив у столь неравного союза. Так называемые доброжелатели уверяли Дженетт, что она слишком скромна, необщительна, старомодна, непрактична и невидна собой для столь искушенного мужчины, как Висенте. Наслушавшись подобных доброхотов, Дженетт потеряла было всякую уверенность в себе. Однако Висенте стоило лишь поманить пальцем, как неудержимое влечение к нему возобладало. Она любила его больше жизни, и сила этой любви делала ее беспомощной как младенец.

– Впрочем, какая разница, вы все равно практически в разводе, – продолжила Элизабет. – Тебе вообще не надо было за него выходить. Вы совершенно не подходите друг другу.

Дженетт, полностью поглощенная своими беспорядочными мыслями, ничего не ответила. Выходит, Висенте не предавал их любви в объятиях сексуальной парижанки. Она смутно припоминала, что эта беспринципная особа попала на яхту обманным путем. Выдав себя за студентку-иностранку, Николь была принята на работу одним из гостей Висенте в качестве компаньонки своей юной дочери на время круиза, с целью совершенствования французского языка своей подопечной. Поэтому, когда Николь представила вниманию жадной до такого рода сведений публики свою красочную историю о ночи страстной любви, опровергнуть, как и подтвердить, ее рассказ не мог никто. Кроме самого Висенте…

Молодая женщина чувствовала себя ужасно. Она наказала мужа за грехи, которых он не совершал, и, вместо того чтобы прислушаться к словам человека, с которым состояла в браке, отказала ему в доверии. Висенте был невиновен, а это означало, что источником всех несчастий, выпавших на ее долю, является только она.

Признаться в подобном самой себе было крайне нелегко. Однако Дженетт хватило мужества сделать это и, более того, понять, что Висенте пострадал еще сильнее. Никаких сомнений в том, что делать дальше, у нее не было.

– Мне необходимо увидеться с Висенте, – прошептала она.

– Ты слышала хоть что-нибудь из того, что я тебе сказала? – раздраженно спросила Элизабет. – Зачем тебе понадобилось встречаться с ним?

Находясь в состоянии психологического шока, действуя словно на «автопилоте», Дженетт испытывала лишь одно непреодолимое желание – увидеться с Висенте. Со времени их последней встречи прошло почти два года. Всеми формальными процедурами развода занимались адвокаты, а Карен на свидания с отцом отвозила специальная няня. Огромные деньги позволяли Висенте избегать каких-либо непосредственных контактов с покинувшей его женой.

– Я должна с ним увидеться, – с отрешенным видом повторила Дженетт, мысленно уже прикидывая, как лучше добраться до Бирмингема. Поскольку сегодня как раз был день, когда она обычно работала, скоро должна была прибыть Мария, чтобы посидеть с Карен до шести вечера. – Ты сегодня куда-нибудь собираешься?

Удивленная столь внезапной переменой темы разговора Элизабет нахмурилась.

– Я ничего особенного не планировала, но…

– Один Бог знает, когда мне удастся поговорить с Висенте. Вряд ли он будет рад меня видеть. Так что я, возможно, вернусь поздно, – объяснила Дженетт. – Договорюсь с Марией, чтобы она побыла подольше и уложила Карен спать. Можешь приглядеть за ней до моего возвращения?

– Встретившись с Висенте, ты совершишь самую большую ошибку в своей жизни! – в крайнем раздражении воскликнула Элизабет.

– Я должна сказать ему, как перед ним виновата, – возразила Дженетт.

Наступило напряженное молчание. Затем нахмуренное лицо сестры разгладилось.

– Что ж, в конце концов, возможно, это не такая уж плохая идея. Ты можешь воспользоваться моментом и рассказать ему о нашем бедственном положении.

Дженетт вздрогнула.

– Нет!

– В таком случае я не смогу присмотреть за Карен, – нагло усмехнувшись, заявила Элизабет.

Дженетт раздирали два чувства: нетерпение и неловкость.

– Хорошо… я упомяну об этом. Может, что-нибудь и получится…

Уступчивость сестры вызвала у Элизабет торжествующую улыбку.

– Отлично! Ради такого случая, так и быть, посижу с твоим ребенком. Надеюсь, ты заставишь Висенте проявить щедрость.

Уведомленный о прибытии Дженетт, Висенте объявил пятиминутный перерыв в заседании, на котором в данный момент председательствовал.

Остановившись на верхней площадке лестницы, он взглянул на Дженетт, стоящую внизу, за стеклянной перегородкой приемной. В обширном, богато отделанном помещении она выглядела маленькой, худенькой и малозначимой. Серая блузка и черная юбка выглядели мятыми и плохо на ней сидели, хотя наверняка были куплены по крайней мере в трех экземплярах.