Но, казалось, сама судьба ополчилась против лорда Кюрдюка, ибо на следующий же день, когда он катался верхом в Парке, под ним упала лошадь, и он был принесен домой с раздробленной кистью руки и вывихнутым плечом. Доктора объявили его состояние серьезным.
Мартингейл был женат, и потому мог на прогулках невозбранно сопровождать верхом карету Томмагавков. Две недели спустя после описанных выше событий маркиз скакал рядом с большой семейной каретой ее светлости и беседовал с леди Гвиневерой о своем необыкновенном цари.
- Вы знаете, что такое пони, леди Гвиневера? - спросил он. Ее светлость ответила, что знает, у нее есть пони кремовой масти в замке Эскарп. Но она была потрясена, когда лорд Мартингейл сообщил ей, что в скором времени сделается обладателем тысячи пони, ценою в двадцать пять фунтов каждый, которые сейчас пока находятся у банкира Кутса. Вот тут-то он и рассказал про пари с Кюрдюком. Через десять дней соберется парламент и сезон будет окончен. Кюрдюк лежит больной chez lui {У себя (франц.).}. Стало быть, двадцать пять тысяч фунтов, можно сказать, у него, Мартингейла, в кармане. И он поклялся, что купит яхту у лорда Компасса - с капитаном, командой, пушками и всеми причиндалами.
В тот вечер, возвратившись от леди Кикимоур, Мартингейл нашел на золотом plateau {Подносе (франц.).} у себя в antichambre {Прихожей (франц.).} среди множества billets {Записок (франц.).} следующую краткую записку, приведшую его в изумление:
"Дорогой Мартингейл, не будьте так уж уверены насчет яхты Компасса. До конца сезона еще десять дней; может быть, мои пони еще постоят у Кутса.
Ваш
Кюрдюк.
P. S. Пишу левой рукой, так как правая у меня все еще не срослась после падения".
III
Новый рослый лакей четвертый номер, который поступил на место Джона (уволенного за недостаточную полноту икр, а также из-за того, что его волосы плохо держали пудру), как нельзя более удовлетворял помощника дворецкого, который аттестовал его положительно дворецкому, а тот с похвалой упомянул о нем в докладе самому главному домоправителю. Это был такой обходительный и такой красивый молодой человек, что дамы - приближенные главной экономки не раз удостаивали его своим вниманием. Всеобщее расположение особенно возросло после небольшой стычки, которая у него произошла с мсье Анатолем, могучим валлонцем-посыльным, когда тот был однажды застигнут обнимающим мисс Фестончик - камеристку собственной горничной самой Аметисты. Как только мисс Фестончик увидела, что в лакейскую, где в это время мсье Анатоль как раз "оскорблял ее", входит мистер Джиме, она в тот же миг завизжала - а в следующий миг великан-бельгиец оказался распростертым на ковре, и мистер Джимс стоял над ним с таким грозным лицом, что несчастный chasseur {Лакей (франц.).} и думать не посмел о дальнейшем сражении. Весть об одержанной победе достигла даже слуха главного домоправителя, который, будучи сам несколько неравнодушен к мисс Фестончик, похвалил Джимса за доблесть и распил с ним у себя в комнате по стакану мадеры.
Кто же был этот Джимс? Он пришел с рекомендациями из дома Кюрдюков. У них, по его рассказам, он прожил два года. "Но там, где нет хозяйки, джентльмен на службе только руку испортит", - объяснял он. А у Джимса рука была на редкость нежная, мисс Фестончик ею вострогалась, и, разумеется, он ее не портил грубой работой: к нему приходил молодой человек, который говорил ему "сэр" и делал за него всю тяжелую работу, а Джимс сидел и читал дамам в лакейской газеты, да не по складам, с запинками, как другие джентльмены, а легко и непринужденно, выговаривая длиннейшие слова безо всякого затруднения. Умел он и по-французски, как обнаружила мисс Фестончик, изучавшая этот язык под руководством мадемуазель, grande fille-de-chambre de confiance; {Старшей приближенной камеристки (франц.).} потому что когда она у него спросила: "Полли ву Фрэнси, мусью Джиме?" - он с готовностью ответил: "Вуй, мадемуазель, же пассе боко де тонг а Парри. Комон ву порти ву?" {"Я долго жил в Париже. Как вы поживаете?" (Искаж. французская фраза).} А как восхищалась им мисс Фестончик после того, как он спас в Парке мисс Аметисту, когда ее лошади вдруг понесли!
Бедняжка, бедняжка Фестончик! Джимс и недели не пробыл на службе у Аметисты, а уж нежное сердце маленькой горничной похищено у нее навсегда. Бедняжка, бедняжка Фестончик! Ведь он думает не о тебе.
Случилось это так. Мисс Аметиста приняла приглашение своего кузена князя Бородино покататься с ним в его фаэтоне. Поэтому ее собственный экипаж был отправлен в Парк только с ее компаньонкой, попечению которой был доверен Фидо - прелестнейший в мире малютка спаниель. Фредерик и Джимс застыли на запятках в своих темных модных ливреях; лошади стоили по тысяче гиней каждая, а кучер служил прежде подполковником кавалерии - во всем Парке не было выезда элегантнее.
Князь сам правил лошадьми, и судьба его очаровательной кузины была всецело в его руках. И то ли красные фески в карете турецкого посланника спугнули его караковых, или же виноваты новые желтые ливреи на запятках у миссис Шампиньон, а может, причиной всему - противоестественное безобразие леди Горгоны, проезжавшей в это время в низкой, запряженной шестеркой лохматых лошадок карете, или же, наконец, все дело тут в неумении самого князя; но так или иначе, а только лошади его вдруг чего-то испугались и понесли, расшвыривая экипажи, фаэтоны, коляски и кареты. Аметиста визжала, князь без кровинки в лице сидел, потеряв всякое присутствие духа, а лошади неслись как раз мимо того места, где стоял выезд мисс Аметисты.
- Помереть мне, - сказал товарищу Фредерик, - если это не князь катит с нашей госпожой. Быть им в Серпентайне, а то и вовсе на том свете, коли не остерегутся.
Между тем вспугнутые кони вихрем неслись на них. Но если кони неслись со скоростью вихря, то Джимс действовал еще быстрее. Соскочить с запяток, догнать кренящийся, из стороны в сторону бросаемый фаэтон, вспрыгнуть в него с помощью длинной лакейской булавы, опершись на нее как на шест для прыжков, выхватить вожжи из рук презренного Бородино, жалостно возопившего, когда бесстрашный лакей с разлету угодил ему прямо на мозоли и вытеснил с козел, все это было делом одного мгновенья. Еще несколько минут, и бешеная, слепая скачка взмыленных коней сменилась быстрым, но ровным галопом, лошади бежали медленнее, перешли на рысь, и вот уж они, дымясь и вздрагивая, но совершенно усмиренные, останавливаются, послушные удилам, возле экипажа Аметисты, выехавшего им навстречу.