Ноги обнаружились вместе с хозяином. Фласк даже не предполагал, что когда-нибудь увидит Крокуса в таком виде. Но порой жизнь преподносит сюрпризы.

Негр лежал, свернувшись, как младенец в утробе, и, похоже, спал. Пыль осела на лице Крокуса, четко разделив его на две половинки – темную и светлую. В чем-то даже забавное зрелище – словно убийца решил сменить цвет кожи. Одна рука была откинута в сторону – поодаль от нее лежал дикарский нож по имени Мавр. Красный божок скалился с рукояти.

Терзаемый нехорошими предчувствиями, Фласк посмотрел вверх.

Остов горбача по-прежнему раскачивался на тросах, ребра походили на сведенные в судороге пальцы. Вот только головы у кита теперь не было. Вместо нее – лишь обрывки проволоки с обломками желтой старой кости.

И никаких молний, что характерно.

Глаз кальмара с высоты холодного зала смотрит на разгром с недоумением и злобой.

Засунув руки в карманы, Планкет метался по залу. В стеклах очков мелькали кости, стеллажи, шестеренки, оперение какаду и снова кости. С той же скоростью в голове пролетали мысли – Планкет не мог сосредоточиться ни на одной. Фласк с беспокойством наблюдал за терзаниями компаньона.

Механик остановился над одним крупным обломком. На первый взгляд то была старая, вываренная до белизны китовая кость. На второй… Планкет ковырнул обломок носком башмака и уставился на испачканную обувь.

– Крашеный гипс, – сказал он, сам себе не веря. – В музее была фальшивка?

Фласку показалось, что механик вот-вот расплачется.

– Друг мой, ну зачем же так расстраиваться?

Планкет резко повернулся.

– Ты видел?

– Ээ... что видел?

– Молнии.

– А! Ну да, – Фласк был не до конца уверен, что видел. Все-таки он, как человек искусства, наделенный воображением и мистическим чувством, мог их просто вообразить.

А вот упавший череп – другое дело. От знаменитого баса Шаляпина, по слухам, раскалываются стаканы и бьется хрусталь. Но что это по сравнению с невероятной мощью голоса Сайруса Фласка? Певец вспомнил момент, когда на него снизошло вдохновение. Это было прекрасно.

– Кажется, от моего голоса скелет раскололся, – скромно предположил Фласк.

Механик совсем не выглядел потрясенным. Фласк обиженно надул губы.

– Чтоб мне провалиться! – сказал Планкет, снимая очки. Глаза были покрасневшие и усталые. – Вполне возможно, что ты прав, Сайрус. Никогда такого не слышал. Ты ревел, как кашалот на мели. Я чуть не оглох.

Лицо певца вытянулось.

– Опять тебя на кашалотов потянуло, – мрачно заметил Фласк.

Нет, все же истинному таланту сложно пробиться в наше время. Пускай он не всегда попадает в такт, но – голос-то! Голос! Неужели великолепный, насыщенный тембр и соль первой октавы так трудно заметить?

Механик наклонился, поднял с пола нечто перекрученное, как клубок перекати-поля.

– Проволочный каркас, – сказал Планкет. – Вот оно что. Статическое электричество? Мне нужны карандаш и бумага...

Механик шагнул к своим инструментам, но вдруг резко остановился. Огляделся – лицо у него мгновенно стало белым. И без всякого участия пыли.

– А где Крокус?

– Мой друг, вы разве не знаете? – Фласк поднял брови. – Кажется, череп упал как раз на нашего криминального друга...

Театральным жестом он указал на поверженное тело врага – как охотник, хвастающийся трофеем. Странно, что Планкет до сих пор не заметил.

– Ничего себе… – выдавил механик. Фласк усмехнулся: все-таки ему удалось произвести на компаньона впечатление.

Планкет осторожно приблизился к негру и сел перед ним на корточки. Крокус не шевелился.

– Подай нож, – сказал механик.

– Ты что, собираешься… – начал Фласк, но замолчал. Механик прав, тут действовать нужно наверняка. У него самого рука, конечно, не поднялась бы, но раз уж Планкет берет на себя грязную работу…

Певец ногой подтолкнул нож Крокуса. Касаться божка руками Фласку совсем не хотелось.

Планкет вытер лезвие о штаны и поднес к лицу негра. Некоторое время он держал нож у губ убийцы. Фласк хотел было поторопить компаньона – вдруг божок докричится до своего хозяина, и Крокус очнется?

Однако сдержался. Все-таки шаг непростой…

– Он не дышит, – сказал Планкет, отложив нож. Поставил пальцы на шею негра, подождал. – И сердцебиения нет. Возможно, он уже мертв…

– Слава богу, – Фласк вздохнул с облегчением. Убийца пугал его до дрожи. – Что? Как?!

– Его же ударило черепом.

– Ээ... логично.

– Я когда-то читал одну медицинскую книгу, – начал Планкет. Стекла очков блеснули: верный признак очередной дурацкой идеи. – Если ты мне поможешь...

– Чем именно? – насторожился Фласк.

– Надо попытаться сделать ему искусственное дыхание. Можно еще поставить пиявок, но здесь они есть только в заспиртованном виде – не помогут…

При этих словах Фласк чуть не упал. Огромнейшее спасибо, друг мой, подумал певец. От Планкета всего можно ожидать – у него в голове одна гидравлика и шестеренки – но такое предложение было перебором даже для ограниченного механика.

– Или отворить кровь, – задумчиво продолжил Планкет. – Я не уверен… К сожалению, я очень давно читал ту книгу.

– Хочешь ему помочь?

– Конечно! А что тебя смущает?

– Он собирался меня убить, – напомнил Фласк.

Механика это не убедило. Взгляд поверх очков был довольно скептическим.

– Он собирался отрезать мне руку! – певец повысил голос.

– Всего лишь палец...

Фласк пригвоздил компаньона уничтожающим взглядом.

– Действительно, что для тебя какой-то палец... особенно, если он не твой. – Певец театральным жестом указал на нож Крокуса. - Взгляни на это орудие убийства, друг мой! Разве могильный холод не пробегает по твоей спине, когда ты видишь эту мерзость, созданную убивать и калечить?! Разве!.. – Фласк замолчал, пораженный. Божок на рукояти кого-то ему напомнил. – Смотри, Планкет, на тебя похож!

Механика передернуло. Планкет зло посмотрел на компаньона и схватил нож…

– Друг мой, что ты собираешься... – Фласк попятился. Похоже, от переживаний шестеренки в голове механика все-таки не выдержали и сорвались.

Размахнувшись, Планкет зашвырнул Мавра в глубины зала.

– ...делать? - закончил Фласк.

Он покосился в сторону, куда улетел нож. Мавра не было видно – клинок скрежетнул по мрамору и затерялся среди скелетов и чучел. Фласк задумчиво запустил пальцы в бороду, поскреб; посыпалась белая пыль. Певец хмыкнул.

– Так, – сказал он. – С ножом мы разобрались. Что будем делать с трупом?

– Взяли! – скомандовал Фласк.

Через минуту Планкет понял, что спина его сейчас переломится. Убийца весил целую тонну, не меньше – словно набит был свинцовыми чушками.

– Ничего, – пропыхтел Фласк, – Еще немного. Вот, смотрите, друг мой… Разве я был не прав?

Спрятанный за чучелами пернатых, в тени, припорошенный гипсовой пылью, Крокус был почти не заметен. Механик почесал затылок. Пожалуй, при таком освещении...

В то же мгновение солнце проникло сквозь витраж и взорвалось фейерверком красок. В этом фейерверке сгорели все надежды скрыть следы преступления.

Среди экзотических птиц – рубиновых колибри, лимонных канареек, сапфировых ара – среди всей этой россыпи нектарниц-эльфов, вымпеловых козодоев и бронзовых ворон Крокус напоминал булыжник в витрине ювелирной лавки.

Фласк критически оглядел получившуюся композицию.

– Нет, – сказал он с сожалением. – Не пойдет. Твоя идея никуда не годится.

Планкет не поверил ушам.

– Это была твоя идея!

Фласк поморщился.

– Давай не будем придираться. Мы сейчас в одной лодке, и выбираться нам нужно вместе.

Планкет остро пожалел, что не купил билет на какое-нибудь другое судно. Даже на бирманскую джонку, в конце концов! В затылке тупо пульсировала боль – словно там застрял стальной штырь, на который подвешивают чучело. Представилось вдруг: посетители входят завтра в музей и видят механика – зубы оскалены, в круглых очках застыла грусть, табличка «Infortunatus Vulgaris». Тоже выход. Осталось научиться вставать на задние лапы и рычать.