Мы остановились перед крашенными в серое воротами. Водитель бибикнул. Слева от ворот открылась калитка.

Неторопливой походкой из калитки вышел здоровенный молодец в камуфляже и с автоматом через плечо. Со скучающим видом молодец обошел машину кругом, заглянул в салон и, остановившись напротив дверцы водителя, лениво поинтересовался:

— Куда?

— К Борисову.

Молодец покачал головой. На машину он глядел с таким видом, словно у него болели зубы. Наверное, куда проще, чем с нами разговаривать, ему было взять да и кинуть в салон гранату. Остановив наконец взгляд на мне, он все с той же тоской спросил:

— Фамилия?

— Стогов.

Вздохнув и потерев ладонью подбородок, молодец махнул рукой кому-то невидимому за воротами:

— Открывай.

Ворота медленно поползли в сторону. Субъект с автоматом пристроился сразу за задним бампером и проследовал через ворота вслед за нами.

Внутри не оказалось ни рядов колючей проволоки, ни особых чудес техники. Несколько

оштукатуренных особняков, коротко стриженные деревца, песочные дорожки между клумбами.

На ступенях самого большого особнячка меня ждал типчик в аккуратной стрижечке и неброском костюме. Сам типчик тоже был аккуратный, неброский. Наверное, по ходу работы типчики стираются. Как банкноты от частого употребления.

— Илья? Пойдемте. Владимир Федорович вас ждет.

Мы вошли в особняк. Сопровождающий протянул часовому выписанный на меня пропуск.

— Фамилия?

— Стогов.

— К кому?

Я посмотрел на сопровождающего. Он ответил за меня:

— К Борисову.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Двери, ведущие внутрь здания, были железными, с кодовыми замками. Перед одной типчик остановился, не глядя нажал цифры кода. Подождал, пока над дверью загорится зеленая лампочка, потянул тяжелую дверь на себя. Меня пропустил вперед.

За дверью оказался коридор с ковровой дорожкой. Вся эта шпионская декорация начала меня утомлять. Остановившись наконец перед одной из дверей, сопровождающий постучал, заглянул внутрь, поинтересовался:

— Владимир Федорович, тут Стогов. Можно?

Владимир Федорович сидел за столом. Увидев меня, он встал, улыбнулся, сказал: «Здравствуйте» и еще «Как доехали?»

Глядя на него, я подумал, что встреть майора на улице — честное слово, не узнал бы. Со времени той первой, четырехдневной давности встречи его серая, смазанная внешность успела полностью изгладиться из памяти.

Я сел в кресло. Мы помолчали. Мокрый капюшон куртки противно касался шеи. Потом я спросил:

— Здесь курят?

— Курите. Раздеться не предлагаю: сейчас мы с вами перейдем в другое здание. Но сперва я хотел бы прояснить несколько вопросов. Не возражаете?

— Пожалуйста.

— Вы знакомы с гражданином Молчановым?

— С кем?

— С парнем, которого нашли в лифте Лениздата.

— Знаком.

— Как близко?

Я вспомнил ночной неосвещенный Невский. Удар. Резкая боль в костяшках пальцев. Парень валится физиономией в лужу.

— Не очень близко.

— Да?

— Во всяком случае, фамилии его я не знал…

— Да?

У майора был внимательный и вежливый взгляд. Я вздохнул и потушил сигарету.

— Ну, что сказать? Мы с ним виделись лишь однажды. Парень пытался порвать мне куртку… Видели синяк у него на физиономии?

Я выкурил еще одну сигарету и рассказал майору, как провел позавчерашнюю ночь.

— Они вас похитили? Почему же вы об этом не заявили?

— Зачем? Все ведь обошлось…

За окном барабанил дождь. Такой же зануда, как мой собеседник.

— Что вы молчите?

— А что вы, майор, хотите, чтобы я вам сказал?

— Илья, вы можете называть меня просто по имени-отчеству.

Широкой души человек. Потом мы выпьем вместе алкоголя и перейдем с ним «на ты». Потом я стану звать его «Володька-шпиён».

Я посмотрел на майора и проговорил:

— Давайте обойдемся без дружбы домами, ладно?

— Кто бы спорил.

— Зачем вы меня сюда притащили?

— Я хочу попросить вас о помощи.

Я выдыхал дым и молчал. Мне бы кто помог…

— Дело в том, что Молчанов отказывается с нами говорить.

— И что я могу сделать?

— Он твердит, что расскажет все только вам.

— Мне?

— Не спрашивайте меня почему.

— Да? А я собирался.

Майор взглянул на часы. Они у майора были дорогие, с металлическим браслетом. Наверное, снял с собственноручно убитого агента ЦРУ.

— Молчанов истекает кровью. Сейчас его готовят к операции. От наркоза он будет отходить долго. И вообще не известно — отойдет или нет. Поэтому я договорился — нам дадут возможность задать несколько вопросов перед операцией.

Он еще какое-то время говорил о том, какие вопросы подстреленному парню нужно задать и какие ответы от него нужно получить. Я, если честно, почти не слушал.

Мы вышли из кабинета, майор закрыл дверь на ключ, и мы спустились на первый этаж. Часовой отметил мой пропуск. Мы перебежали по мокрой дорожке в особнячок напротив.

Майор сказал часовому: «Это со мной», и тот открыл дверь. За очередным поворотом выложенного кафелем коридора нас встретила медсестра в белом халатике.

— Семен Яковлевич просил подождать. Пойдемте, пока переоденетесь.

Она проводила нас в раздевалку, повесила мою мокрую куртку на плечики и выдала взамен стопку хрустящего накрахмаленного белья. Белый халат с тесемками на спине, белые бахилы на ноги.

— Разговаривать будем уже в операционной — времени нет.

Вернувшаяся медсестра провела нас к двери, на которой значилось: «Операционная».

— Ждите. Вас вызовут.

Мы принялись ждать.

Майор поглядывал на свои дорогие часы. Я прислонился к стене. Прямо передо мной, напротив глаз, висело объявление: «Курить воспрещается». Жаль, я бы с удовольствием покурил. Рядом была еще одна дверь. На этой было написано «Вход в морг».

Майор улыбнулся и спросил, не хочу ли я осмотреть их морг? Я сказал, что, наверное, нет… может быть, в следующий раз.

— Зря. У нас здесь очень хороший морг. Там, кстати, лежит тело вашего китайца… Генконсульство попросило подержать пару дней, пока они не подготовят все к отправке на родину.

— Ли Гоу-чженя будут хоронить в Китае?

— У нас в стране азиатов не хоронят, отправляют домой. У индусов это как-то связано с религией. А китайцы и японцы своих покойников в основном кремируют. У нас, сами понимаете, никак…

— Почему?

— Не горят.

— Покойники не горят?

— Не-а. Я как-то пробовал. Году в восемьдесят шестом. У нас тогда одного японца кремировали.

— И как?

— Не горит. Чтобы кремировать белого, отводится минут двадцать — двадцать пять. От тела остается только мелкий пепел. А с этим — открываем камеру через полчаса, а он только обуглился малость. Поддали жару, ждем. Открыли еще через полчаса — опять не готов.

— Так и не сгорел?

— Мы его почти четыре часа поджаривали. Даже саперными лопатками покрошить пробовали — не горит, падла!

— Проблема, блин…

— А знаете почему? Биохимия. Они же рисом питаются. От риса у них биохимия другая. Не такая, как у нас. Вот они и не горят.

— Тяжелая у вас работа…

— А вот с русскими — легко. Сегодня на вскрытие одного мужчину привезли. Профессора. В смысле — бывшего профессора. Вот человек — уважаю!

— Горит хорошо?

— Чтобы его нормально разместить, пришлось сдвигать вместе два стола — на один не помещался. Громадный, рыжий — красота. Не то что ваш Ли.

Профессор? Громадный и рыжий?

— Как его фамилия?

— Чья?

— Этого… Профессора…

— Люда, как фамилия сегодняшнего профессора?

— Толкунов, товарищ майор.

Не обращая внимания на надписи на стенах, я потянулся за пачкой «Lucky Strike».

— Вы что, знали его?

— От чего он умер?

Майор посмотрел на медсестру Люду, и та прочитала по бумажке:

— От множественных пулевых ранений в область головы и грудной клетки.

Я воткнул сигарету в губы. Рука немного дрожала, но попасть удалось с первого раза. Уверен, я бы справился и с зажигалкой, но над дверью зажглась зеленая лампочка, и майор, подобравшись, сказал: