Формально главнокомандующим был Шварценберг, но все, находившиеся в ставке и на так называемом Монаршем холме, где стояли два союзных императора и прусский король, единодушно считали, что 6 октября руководителем «Битвы народов» был Александр.

Руководство его не было безупречным. Главным недостатком считают бездействие примерно ста тысяч союзных войск, не участвовавших в боях и оказавшихся сторонними наблюдателями происходящего.

Вечером, когда сражение затихло, Александр предложил переправить ночью русскую гвардию и гренадер на левый берег реки Эльстер, чтобы перерезать назавтра пути отступления Наполеона, которое Александр считал неизбежным.

Шварценберг ответил, что солдаты голодны и устали и поэтому не смогут выполнить предлагаемый маневр.

(Ближайшее будущее показало, насколько прав был Александр, предвидя отступление Наполеона за Эльстер. Однако он не настоял на этом, потому что не был поддержан союзными генералами и Фридрихом Вильгельмом.)

Было решено наутро идти со всех сторон к Лейпцигу и взять город.

С рассветом Александр объехал русские полки и, обращаясь к солдатам, сказал: «Ребята! Вы вчера дрались, как храбрые воины, как непобедимые герои; будьте же сегодня великодушны к побежденным нами неприятелем и к несчастным жителям города. Ваш государь этого желает, и если вы преданны мне, в чем я уверен, то вы исполните мое приказание».

В 7 часов утра 7 октября армии союзников отовсюду устремились к Лейпцигу. Первыми на улицы города ворвались русские полки 26-й дивизии И. Ф. Паскевича из армии Беннигсена. Следом за ними вошли еще две русские дивизии, после чего с востока в город вошла Северная армия Бернадота. Оттуда же вступила в Лейпциг и Силезская армия Блюхера.

Александр стоял на южной стороне, дожидаясь сообщения о падении города, и, не получив его, решил ехать в Лейпциг, несмотря на то, что там еще шли уличные бои.

Через Гримаусские ворота он въехал в город, следуя за русским корпусом Витгенштейна и прусским корпусом Клейста.

В южной части Лейпцига бои уже затихли, в северной – все еще продолжались. Через час Александр остановился на главной площади Лейпцига, и мимо него стали проводить десятки тысяч пленных французов. Среди них оказалось и немало генералов, в том числе и командиры корпусов – Ренье и Лористон, тот самый Лористон, кому довелось быть последним послом Наполеона в России.

Александр был великодушен и приказал вновь назначенному губернатору Саксонии князю Н. В. Репнину озаботиться участью Лористона.

Опасаясь окружения, Наполеон вышел за город со стотысячной армией. Он потерял до шестьдесяти тысяч убитыми и ранеными и двадцати тысяч пленными, а также триста двадцать пять орудий.

Потери союзников составили около пятидесяти тысяч человек.

Бросок за Рейн

Через две недели, 21 октября 1813 года, французская армия перешла Рейн и оставила пределы Германии. Только на севере страны в нескольких крепостях все еще оставались французские гарнизоны.

Князь Шварценберг, получив известие об отступлении Наполеона за Рейн, таким образом составил маршрут движения союзных войск, что австрийский император Франц должен был первым въехать в древний имперский город Франкфурт. Однако русские узнали об этом, и Александр 24 октября сам въехал в город с семью с половиной тысячами кавалеристов, а на следующий день встретил Франца во Франкфурте на правах гостеприимного хозяина.

Главная квартира союзников здесь и остановилась, и более чем на месяц к Франкфурту были обращены взоры всех европейских дворов, и десятки коронованных особ стали его завсегдатаями, ища покровительства и союза у Александра, более чем у Франца или Фридриха Вильгельма.

Между тем в стане союзников начались опасные разногласия: все они, кроме Александра, склонялись к тому, чтобы заключить с Наполеоном мир, если он уйдет во Францию и выведет свои войска из всех покоренных им стран.

Наконец, 19 ноября на военном совете союзников было решено начинать зимний поход и вторгаться во Францию. 29 ноября Главная квартира выступила из Франкфурта. В начале декабря Александр остановился в Карлсруэ и несколько дней отдыхал там, находясь в обществе своей тещи – марк-графини Баденской, в чьи владения привела его война.

Затем он переехал в недалекий от Карлсруэ Фрейбург и здесь накануне нового 1814 года отдал приказ о переходе Рейна и вторжении во Францию.

Вот этот приказ: «Воины! Мужество и храбрость ваша привели вас от Оки на Рейн. Они ведут нас далее: мы переходим за оный, вступаем в пределы той земли, с которою ведем кровопролитную жестокую войну. Мы уже спасли, прославили Отечество свое, возвратили Европе свободу ее и независимость. Остается увенчать подвит сей желаемым миром. Да водворятся на всем шаре земном спокойствие и тишина! Да будет каждое царство под единой собственного правительства своего властью и законами благополучно! Да процветают в каждой земле, ко всеобщему благоденствию народов, вера, язык, науки, художества и торговля! Сие есть намерение наше, а не продолжение брани и разорения. Неприятели, вступая в средину царства нашего, нанесли нам много зла, но и претерпели за оное страшную казнь. Гнев Божий поразил их. Не уподобимся им: человеколюбивому Богу не может быть угодно бесчеловечие и зверство. Забудем дела их, понесем к ним не месть и злобу, но дружелюбие и простертую для примирения руку». 1 января 1814 года, ровно через год после перехода через Неман, русские войска форсировали Рейн и вторглись во Францию. Александр стоял у моста под дождем и мокрым снегом, под холодным и резким ветром, вспоминая прошедший год, начавшийся для него в Литве и закончившийся на границе Франции…

От Рейна до Парижа

Главная армия союзников медленно шла по департаментам Франции, построившись в восемь колонн и развернувшись по фронту на триста пятьдесят верст.

Хотя погода была по-прежнему скверная, Александр большую часть времени ехал не в карете, а верхом. Приучив себя не бояться простуды и хорошо закалившись с детства, он ехал без шинели, в одном мундире, чаще всего парадном, и очевидцы утверждали, что, казалось, будто не на войне происходит все это, а едет русский император на какой-то веселый праздник.

Останавливаясь на ночлег, Александр принимал представителей местных властей и, как правило, очаровывал своим совершенно свободным и даже изысканным французским языком, которым он владел лучше корсиканца Наполеона, пленяя слушателей еще более ласковым обращением и обещаниями своего покровительства.

Однако столь идиллические и мирные картины представлялись лишь тем, кто не знал положения дел в Главной квартире. А суть их состояла в том, что три монарха и Шварценберг находились в постоянных распрях и никак не могли договориться о согласованных действиях против Наполеона. Так как они двигались вместе с Главной квартирой, то и останавливались в одном и том же месте.

Нередко случалось, что Александру среди ночи доставляли срочные и важные донесения, и он вставал с постели, быстро одевался и выходил под дождь и снег, чтобы посоветоваться с Францем, Фридрихом Вильгельмом или Шварценбергом.

Он, не чинясь, входил в занятые ими дома и, сев на край постели, ждал, пока кто-либо из них прочтет донесение и выскажет свое мнение.

10 января Главная квартира остановилась в Лангре – городе, лежащем в водоразделе рек Сена и Сона на юго-востоке Парижского бассейна. Здесь впервые Париж из далекого стратегического пункта стал превращаться в близкую ощутимую реалию, находившуюся в шести переходах.

Сюда, в Лангр, по приглашению Александра приехал Лагарп, и их встреча после двенадцатилетней разлуки была необычайно теплой.

Здесь же союзники вновь стали обсуждать вопрос: воевать дальше или же вновь выставить перед Наполеоном требование возвратиться в границы 1792 года?

Споры в Лангре шли около недели. И в тот день, когда они завершились, в ночь с 16 на 17 января, Александр получил извещение, что Наполеон начал наступление на Силезскую армию Блюхера.