Седой рассказал Витьке, что случилось у путей в сосновом бору. Дело было перед самым заходом солнца. Седой с напарником затаились у сосны и выжидали удобный момент, чтобы взобраться на насыпь и положить под рельс взрывчатку. И тут они увидели немецкий отряд, который пробирался по лесу к партизанскому лагерю. Вел этот отряд Тихон Кириллов, которого партизаны считали своим связным. Они видели, как Тихон бойко разговаривал с немецким офицером и показывал рукой на лес, как раз в ту сторону, где были партизаны. Седой приказал напарнику пулей лететь в лагерь и предупредить товарищей, а сам, спрятав взрывное устройство под сосной, пошел вслед за карателями. Напарник до лагеря не дошел: шальная пуля тяжело ранила его. Устроив засаду у оврага (до лагеря оставалось меньше километра), Седой открыл по ним огонь из автомата… Партизаны успели отойти, а его схватили.
Три часа просидели Витька и Верочка под толстой сосной, прежде чем послышался со стороны станции шум приближающегося состава. Витька с обезьяньей быстротой вскарабкался на сосну и увидел длинный эшелон, который тащили два паровоза. Два мохнатых огненных хвоста вырывались из труб и рассыпались в бледнеющем предрассветном небе. Уже над лесом полыхали зарницы. В ближней деревне прокричали петухи. Увидев на платформах танки, пушки, грузовики, Витька соскользнул вниз и поставил машинку на колено — так удобнее было крутить ручку.
— Жми отсюда! — сквозь стиснутые зубы сказал он. — Встретимся у бани. Иди лесом.
— Ты опять будешь нервничать, — спокойным голосом сказала Верочка. — И потом, я привыкла к взрывам, бомбежкам…
Но Витька уже не слушал ее: он пристально смотрел на полотно. Шум надвигающегося состава нарастал. Уже ощутимо сотрясалась земля, стонали рельсы. В просвет двух сосен вошел локомотив…
И снова Витька сосчитал до пятидесяти. Машинка зловеще поблескивала в руках. Неужели опять?..
— У тебя руки дрожат… — громко сказала Верочка (грохот проносящихся мимо вагонов заглушал ее слова). Перед тем как повернуть ручку, Витька успел подумать, что у нее действительно кошачьи глаза…
Взрыв получился не очень сильным, зато потом началось что-то невообразимое: вагоны и платформы, налезая друг на друга, со страшным треском полетели под откос… Яркая вспышка и — оглушительный взрыв. Их обдало жаром, сверху посыпались сучки, дождем ударила по ветвям земля…
Витька вскочил, схватил Верочку за руку и напролом бросился в лес. Подальше от этого адского грохота.
За их спинами полыхало зарево, тяжко, так, что земля вздрагивала, что-то взрывалось; над головой свистели осколки. Их бегущие тени то неестественно вытягивались в длину, то неожиданно укорачивались.
— Это было почище, чем взрыв бензохранилища… — задыхаясь, выговорила Верочка.
Бежали, пока могли бежать.
Витька почувствовал, что Верочкина рука стала тяжелой и горячей. За спиной раздавалось ее свистящее дыхание, а позади все еще грохотало. Огненные клубки взлетали выше деревьев и, раздавшись вширь и опоясавшись жирным дымом, растворялись на светлеющем небе.
Они упали на зеленый влажный от росы мох и долго не могли произнести ни одного слова. Лишь молча таращились друг на друга.
— Ты партизан, да? — отдышавшись, спросила Верочка.
— Я видел одного партизана, — ответил Витька. — Вчера вечером его повесили. На березе.
— А я думала…
— Он не успел взорвать путь — его немцы схватили — ну, и попросил меня, — сказал Витька.
— Все равно ты герой, — с жаром сказала Верочка. Витька посмотрел на нее долгим взглядом и проникновенно сказал:
— Давай договоримся сразу: ты никому об этом не будешь рассказывать, ладно? Я отомстил за Седого, за всех… И потом, не такая уж это была трудная работа — положить под рельс взрывчатку и повернуть рукоятку этой чертовой машинки. И ты бы смогла.
— Ты еще и скромный, — очень серьезно произнесла Верочка.
Витька посмотрел на нее и рассмеялся:
— Какая ты черная! Настоящая эфиопка!
— А ты… папуас, — улыбнулась она.
Когда они пришли в село, где Витька познакомился с помощником коменданта Семеновым, уже светало. Дома в сиреневой дымке мрачно нахохлились. Прокричали два-три петуха — и снова стало тихо. Витьке не хотелось проходить мимо комендатуры, но другого пути он не знал. По огородам опасно — собаки поднимут лай.
Они шли по широкой улице, держась в тени деревьев. Окна комендатуры были прикрыты ставнями. Из-под них пробивался свет. У крыльца стоял часовой. Они бы его и не заметили — он слился с тенью от дерева, но часовой пошевелился, чиркнул зажигалкой и прикурил. Маленький огонек выхватил из темноты пол-лица, зеленую пилотку.
Витька сжал Верочкину руку и прижался к забору. Часовой в любую минуту мог увидеть их. И в этот момент луна предательски вышла из-за облака и осветила улицу.
Часовой что-то вполголоса запел, повернулся к ним спиной и пошел за угол дома. Витька, держа девчонку за руку, быстро зашагал дальше. Из-под ног шарахнулась кошка.
До избы они дошли без всяких приключений. Оставив Верочку под высоким тополем, Витька отворил калитку и пошел по узкой тропинке к крыльцу. Сначала он постучал в дверь, но никто не отозвался. Сильнее стучать Витька не стал: с дороги могут услышать. Он подошел к окну и костяшками пальцев забарабанил в стекло. Колыхнулась занавеска, и замаячило чье-то бородатое лицо. Скрипнув, отворилась форточка.
— Кто там? — спросил глухой голос.
— Дядю Кондрата…
— Портки надену и выйду, гроб с музыкой, — сказал бородач.
Дядя Кондрат вышел босиком, в белой нижней рубахе и незастегнутых штанах. От него несло табаком и луком.
Витька все в точности передал, что просил Седой. Кондрат молча выслушал и вздохнул. Могучая грудь колыхнула рубаху.
— Повесили Федьку… царствие ему небесное. — Кондрат нагнулся и посмотрел Витьке в лицо. — Где-то я тебя видел?
— Я нездешний, — сказал Витька.
— Значит, это Тишкина работа, гроб с музыкой! Ну, дай срок, я его собственными руками, гниду, задушу! Он отправил на тот свет и Спиридона Громова, и Надюньку Кузнецову. Продажная шкура… А с виду такой тихонький, ласковый, гроб с музыкой!
— До свиданья, — сказал Витька.
— Погоди… — немного успокоился дядя Кондрат. — Пе-реночевать-то есть где?
— Нельзя мне здесь, — ответил Витька. — Меня полицай Семенов знает.
— До этого выродка тоже дойдет очередь!
— Я пойду, — сказал Витька, озираясь — его пробрал озноб, — а у немцев есть тут овчарки?
— Из райцентра привозят этих зверюг, а здесь нету.
— Это хорошо, — сказал Витька.
— Дай бог тебе здоровья, сынок.
— Дядя Кондрат, если можно, дайте немного хлеба! — попросил Витька.
— Пойдем в избу, — спохватился Кондрат. — Накормлю, тем бог послал.
Витька оглянулся и вздохнул.
— Не один я.
— Так зови и его, гроб с музыкой! Витька сбегал за Верочкой и привел ее. Дядя Кондрат посмотрел на нее и спросил:
— Сестра?
Витька не успел ответить.
— Ага, — опередила Верочка.
— То-то, гляжу, вы похожи, — сказал дядя Кондрат. — Оба чернявые, чисто цыганята.
Витька и Верочка так и прыснули.
— Знать, еще душа держится в теле, ежели хихикаете, — заметил дядя Кондрат, отворяя дверь в избу.
В потемках он нащупал на шестке коробок и зажег керосиновую лампу, но, видно вспомнив про светомаскировку, тут же задул.
— Давеча Гришке Попову в окно из карабина шарахнули, — сказал дядя Кондрат.
Он стащил с кровати одеяла и, кряхтя, занавесил окна. И лишь после этого зажег лампу и поставил на пол.
— Умыться бы, — вздохнула Верочка.
— Я посвечу, — дядя Кондрат взял лампу, и они вышли в сени, где висел рукомойник.
Когда вернулись в избу и сели за стол, Витька наконец узнал девчонку… Он вспомнил темную улицу, старую часовню, ярко освещенный гастроном и тоненькую фигурку девчонки с большой сумкой в руках. Три отважных разбойника в масках, вооруженные с головы до ног, окружили ее. Да, это была она, та самая девчонка, которая сама отдала им булки, кошелек и мелочь, что осталась в сумке. И еще просила, чтобы ее немножко зарезали, иначе тетя не поверит, что ее ограбили настоящие бандиты.