Почерк был неразборчивым и читался с трудом. На листах стоял штамп «Вилла Мария Долорес, Морелия, Микоакан, Мексика» и дата: пятница, 3 апреля. Следовательно, оно было написано две недели назад.
«Джон Брайнерд!
У меня мало времени. У моей машины спустила шина. Как только её починят и заправят бензобак, мне придется ехать дальше. Но думаю, этих немногих минут будет достаточно, чтобы изложить вам главное.
Когда вы будете читать это письмо, меня, вероятно, уже не будет в живых. Мой муж хочет меня убить. Он уже однажды пытался это сделать и будет пытаться снова. На этот раз у него может получиться. И если так, вы станете его следующей жертвой…»
Я невольно поднялся с кресла.
«Мой муж хочет заполучить то, что принадлежит вам. Если он что-нибудь задумает, ничто на свете не заставит его переменить решение. То, что он хочет, он просто берет, а хочет он вашу жену.»
Я раздавил свою сигарету и судорожно сглотнул. До сих пор мне не доводилось сталкиваться с мерзостями такого рода. Я протянул руку к звонку, чтобы вызвать мисс Харкорт. Вероятно, она разбиралась в таких проблемах лучше меня. Но затем убрал руку и счел за лучшее пока не показывать это письмо мисс Харкорт. По-видимому, эта грязная, злобная клевета была направлена прежде всего против Лесли, и чем меньше людей узнают об этом, тем лучше. Все во мне протестовало против этого письма, но я не мог его отбросить.
«Вы не поверите мне и, вероятно, сочтете меня сумасшедшей. Вначале я тоже не хотела этому верить. Я докажу вам свои утверждения, насколько смогу. Ваша жена Лесли до вашего с ней брака любила мужчину по имени Ги Кетлер. Ее отец запретил ей выйти за него и выгнал Ги из города. Вскоре после этого Ги женился на мне, и мы уехали в Мексику. Подозреваю, что все это время он поддерживал контакт с вашей женой. Несколько недель назад она ему написала. Я прочитала только часть письма. Но даже из нескольких строк мне стало ясно, о чем идет речь. Она была очень сердита на вас, просила Ги срочно приехать и помочь ей…»
«— Она была очень сердита на вас», — мысленно повторил я.
Действительно, несколько недель назад Лесли имела все основания сердиться — из-за Сандры Донен. Я с досадой остановил себя. Одно такое письмо ещё нельзя принимать всерьез.
«Я очень скоро поняла, что Ги уже давно ждал подобного призыва и твердо решил ему последовать. Еще я обнаружила, что он хотел уехать свободным от тягостных уз брака. Он написал вашей жене, а через несколько дней после того послал ей подарок. У нас была коллекция лунных камней чудесного оттенка, всего тридцать штук, которые для меня были вставлены в цепочку. С тех пор эти камни исчезли…»
У меня по спине пробежали ледяные мурашки. Я тут же вспомнил сегодняшнюю утреннюю сцену на веранде: эту серебряную цепочку, на которой как капли росы молочным матовым сиянием, словно луна в туманной дымке, мерцали эти камни.
Все во мне будто окаменело. Казалось, в кабинете стоит неестественная тишина. Но я заставил себя читать дальше.
Последний абзац состоял из таких торопливых каракулей, что стоило немалого труда разобрать их.
«Только что я узнала, что машина готова. У меня больше нет времени. Вы должны мне поверить, Джон Брайнерд, ради вас самого! Ги убьет вас, если удастся его покушение на меня. Он хочет заполучить вашу жену и ваши деньги. Я его знаю. Он обставит это убийство как несчастный случай, совести у него на это хватит. Остерегайтесь, Джон Брайнерд! Всегда оглядывайтесь ночью на темной улице! Следите, что творится за вашей спиной!»
3
Письмо было подписано «Кэтрин Тири», а рядом стояло в скобках: «миссис Ги Кетлер». Ни одно из этих имен ни о чем мне не говорило, но само письмо сказало многое. Я нервно ерзал в кресле. «Остерегайтесь, Джон Брайнерд…»
Мне стало жутко не по себе — как ребенку, оставленному в темной комнате и боящемуся привидений. Женщина, конечно, была не в своем уме, но писать страшные письма она умела. Меня она ввергла в изрядный шок.
История с серебряной цепочкой не выходила у меня из головы. Из-за того письмо и привлекло мой интерес. Все остальное было безумным бредом, но то, что у Лесли есть цепочка с лунными камнями, мне стало известно сегодня утром. Кэтрин Тири, должно быть, каким-то образом, узнала об этом, и из простого факта раздула целую историю. Я только вновь и вновь задавал себе вопрос: зачем? Какую цель она преследовала?
Если эта женщина имела основания опасаться, что муж стремился её убить, почему она не обратилась в полицию? Я не бывал в Мексике, но, вероятно, полиция там такая же, как и повсюду. Ответ лежал на поверхности: ей бы не поверили. Я тоже не поверил ей. У неё не было никаких доказательств своих подозрений кроме того, что исчезли её лунные камни.
В раздумье я ещё раз осмотрел конверт. «Коррео Аэро», авиапочта. Мексиканская почтовая марка, мексиканский штемпель. Неполный адрес. Удивительно, что это письмо вообще меня нашло. Оно пришло во вторник, день спустя после того, как я заболел, и мисс Харкорт едва не переправила его мне домой. Слава Богу, она этого не сделала. Лесли бы вскрыла его, и тогда… Меня пробрал озноб, когда я представил, как бы оно подействовало на нее. Это была жестокая шутка, задуманная и разыгранная злобными, язвительными, больными людьми, и я уже потратил на неё слишком много времени.
Сложив письмо, я положил его в конверт и сунул в карман пиджака. Потом, чтобы переключиться, встал и принялся за чистку оружия в стенном шкафу. Начал с марокканского пистолета Мигеля и прошел весь ряд. Чисто механическое занятие действовало необычайно успокаивающе и, когда я с ним управился, письмо миссис Кетлер лишилось для меня всякого значения. Теперь оно казалось мне пустым и нелепым.
Вымыв руки, я подошел к шкафчику, чтобы выпить рюмку хереса прежде, чем приняться за корректуру статьи. Но вынув пробку из графина, заметил, что он пуст. Другой тяжелый хрустальный графин с серебряной пробкой тоже оказался пустым. Правда, его едва ли когда-нибудь использовали. Странно. Неделю назад я наливал себе рюмку из почти полного графина. Кроме меня, ключ от шкафчика был только у мисс Харкорт. Она заботилась о чистоте графинов и рюмок, доливала херес и пополняла его запас. Я вернулся к своему письменному столу и позвонил.
Мисс Харкорт взглянула на пустые графины и кивнула:
— Да, я знаю, мистер Джон. Мне ещё несколько дней назад бросилось в глаза, что они пусты. Но я не хотела в ваше отсутствие открывать новую бутылку.
— Дело не в этом, мисс Харкорт. Меня интересует, как случилось, что они опустели. Неделю назад один был почти полным. — Я поднял графин за узкое горло и посмотрел на свет. — Вы его вымыли?
Мисс Харкорт покачала головой. Графин был безупречно чистым и блестел, как полированный. Никаких следов на стенках, никакого осадка на дне, ничего.
Я напряженно размышлял. Неделю назад — в тот самый день, когда я заболел — я налил себе рюмку хереса, и графин оставался почти полным. Тут я, определенно, не мог заблуждаться. Дело было не слишком важным, но мне совсем не нравилось, что кто-то тайком грабит запасы хереса моего деда.
— Вы верите, что кто-то потихоньку пьет из этого арсенала? — спросил я.
Мисс Харкорт сидела на корточках перед шкафчиком и доставала новую бутылку. Она поспешно выпрямилась и повернулась ко мне.
— Исключено! — с возмущением воскликнула она. — Из наших сотрудников никто на это не пойдет. Кроме того, ключ только у меня, а вы, надеюсь, не считаете, что я…
— Не говорите глупости. Этот херес полностью в вашем распоряжении. Пейте, сколько хотите. — Возмущенное выражение её лица вызвало у меня улыбку. — Отцу, вероятно, эта идея доставила бы удовольствие.
К моему удивлению, она стыдливо покраснела. Потом улыбнулась милой улыбкой, осветившей её лицо и странным образом молодившей её. Это напомнило мне, что ведь мисс Харкорт тоже была когда-то молода и красива.