— Почему же он тогда не подождал? — резко перебил я. Ведь я хотел тотчас прийти.

— Мне очень жаль, мистер Брайнерд. Я даже не могу понять, как… — Он едва не ломал руки от отчаяния. — Если желаете, сэр, я вам охотно предложу выбор прекрасных замочков.

Я нетерпеливым жестом отклонил его предложение. Это было как наваждение. Сегодня все мои действия, даже самые незначительные, непременно оборачивались какими-то неприятностями. Началось все за завтраком, затем пришло то отвратительное письмо, потом история с хересом, инцидент с грузовиком, а теперь ещё этот проклятый звонок. Я почувствовал, что просто не в силах выдержать дальше этой путаницы.

— Нет, делайте как хотите. Почините эту цепочку, как считаете нужным, мне все равно.

Он уставился на меня с удивлением и одновременно с благодарностью. Затем склонил голову и изобразил такую высокопарную торжественную мину, что я с удовольствием влепил бы ему пощечину.

— Большое спасибо, мистер Брайнерд. Мы будем достойны оказанного вами доверия. — Он механически улыбнулся и совершенно инстинктивно добавил: — Не могу ли я сделать для вас что-нибудь еще?

— Да, — буркнул я. — Вы упомянули сегодня утром, что эта цепочка представляет собой необычайно удачную работу Кортеса. Кто такой этот Кортес? Коллекционер? Ювелир?

Он казался слегка шокированным.

— О, нет, сэр. Кортес — Карлос Кортес — серебряных дел мастер, и его украшения пользуются большой известностью. Правда, в последние годы он уже почти ничего не делал. Эта цепочка — первая новая вещь от него, которую я вижу за долгое время.

— Слушайте, вы по меньшей мере слегка преувеличиваете. Эта цепочка не может быть вам совершенно незнакома. Моя жена купила её здесь, в этом магазине. Год назад или около того. Она только сегодня утром мне это сказала.

Он решительно покачал головой.

— Исключено, сэр. Это совершенно невозможно. Миссис Брайнерд, должно быть, ошиблась. Может быть, в каком-то другом магазине? Или в Нью-Йорке?

Этот парень был полным идиотом, и больше всего мне хотелось напрямик высказать ему свое мнение. Вместо этого я раздраженно спросил:

— А где, собственно говоря, работает этот Кортес? В Нью-Дейвене?

На этот раз он откровенно испугался.

— Да нет же, сэр. Я не думаю, что Кортес вообще хотя бы раз бывал в Соединенных Штатах.

— Где же он работает?

— Где? В своей мастерской, конечно. В Таско. — Он внимательно посмотрел на меня, и что-то в выражении моего лица побудило его добавить, как посткриптум: — Таско находится в Мексике. Но об этом вы, конечно, знаете.

Возможно, когда-то я это и знал. Но, по-видимому, мой разум сегодня отказывался нормально функционировать.

«— Мексика, — подумал я. — Снова Мексика».

Мне вдруг стало совсем нехорошо.

Продавец наблюдал за мной поначалу с любопытством, а затем с нарастающей озабоченностью. Он склонился над прилавком.

— Вы себя плохо чувствуете, мистер Брайнерд? У вас такой вид…

Я рассеянно объяснил ему, что был болен и ещё не оправился окончательно от гриппа. Он покачал головой и пробормотал что-то о биче вируса и о бессилии перед ним современной медицины. Я же тем временем ломал голову над возникшим у меня вопросом. Он не давал мне покоя, но я испытывал страх перед возможным ответом. В конце концов я все-таки решился.

— Вы не можете сказать, из скольких камней состоит цепочка моей жены?

Продавец, задумавшись, поджал губы.

— По меньшей мере, двадцать пять, сэр, и один лучше другого. Кортес наверняка был ими доволен.

— А их не может быть тридцать? — настойчиво спросил я.

— Это легко установить, сэр. Подождите минуту, пожалуйста. Я принесу цепочку. — Он поспешно вышел и вскоре опять вернулся с цепочкой Лесли, которая покоилась на подставке из черного бархата. — Чудесно! — прошептал он. — Такое изящество!

Он, очевидно, был уже готов подробно распространяться на тему лунных камней в тайной надежде, что сможет продать мне ещё какое-нибудь украшение из богатых запасов Чартера.

— По настоящему красивые лунные камни встречаются довольно редко. Камни, которые обрабатываются для модных украшений, чуть меньше гальки. Очень красивы, но… — Он пожал плечами. — Немного найдется мексиканских камней с таким красивым свечением, как эти. По моему мнению, Кортес изготовил эту цепочку для особого клиента, для кого-то, кто разбирается в хороших камнях и кто потребовал соответствующий им эскиз цепочки.

Я слушал его лишь вполуха. Снова и снова я пытался сосчитать мерцающие матовым светом капли на плетеной серебряной ленте. Мне дважды пришлось начинать сначала, так как на середине сбивался со счета. Может быть, мне хотелось просчитаться, потому что лунных камней было ровно тридцать, не больше и не меньше. Я отказался, во всяком случае пока, размышлять над зловещим значением этого числа. Сначала нужно было выяснить кое-что еще.

— Вы только что упомянули, что Кортес в последние годы вряд ли делал какие-то новые вещи. Когда, как вы полагаете, он изготовил эту цепочку?

Продавец хотел ответить, но передумал, полез в карман и достал лупу. Он прихватил её веком и рассмотрел украшение со всех сторон.

— Совсем новая, — пробормотал он про себя. — И совершенно чистая. Никакой пыли, никакого налета. — Он поднялся. — Я бы сказал, что она изготовлена в пределах двух последних месяцев. Конечно, её могли почистить, но я так не думаю. Остались бы следы…

Лесли утверждала, что она у неё уже давно.

Мне в голову пришел выход из положения.

— А не могут существовать две абсолютно идентичные цепочки, — с надеждой осведомился я, — одна из которых изготовлена гораздо позже, чем другая?

Продавец отложил свою лупу.

— Нет, сэр, — решительно ответил он. — Кортес никогда не повторяется. Каждое его произведение изготовляется в единственном экземпляре. О, это конечно не означает, что иногда не встречаются подделки. Но специалист их сразу узнает. А в вещах такого оригинального мастера, как Кортес, разница между копией и оригиналом тут же бросается в глаза.

Теперь он даже не пытался скрыть свое любопытство. Я задал слишком много вопросов. Он был заинтригован, но и я не меньше.

Я поднялся с удобного кресла, поблагодарил за исчерпывающие объяснения и попросил его, как только починят цепочку, прислать её мне в контору. Затем я зашагал к выходу и благополучно покинул магазин.

Выйдя на улицу, я не сбавляя темпа шагал бесцельно, не раздумывая, все время напрямик, пока не стал пошатываться и был близок к тому, чтобы упасть. Добредя до закусочной на ближайшем углу, подсел к стойке и заказал чашку кофе, чтобы тем самым получить право на табурет и короткую передышку.

Теперь я достал из кармана письмо миссис Кетлер и развернул его рядом со своей чашкой. Маленькими глотками отхлебывая жидкий обжигающий напиток, не имевший с кофе ничего общего, кроме названия, перечитал письмо ещё раз до конца. Затем вернулся к первому из двух листов и сконцентрировался на таких строках: «Когда вы будете читать это письмо, меня, вероятно, уже не будет в живых…»

В этой фразе чувствовалось такое твердое, непоколебимое убеждение, что она постепенно начала меня преследовать. Автор письма, казалось, была уверена в том, что писала. С другой стороны, она, возможно, относилась к тому типу людей, которые могут убедить сами себя в чем угодно. Фантазии её больного мозга, возможно, были для неё реальнее, чем истинные факты.

Если миссис Ги Кетлер, урожденная Кэтрин Тири, когда-либо существовала, об этом должны иметься официальные свидетельства. Точно также они должны быть и в том случае, если она умерла в течение последнего месяца.

Ведь в наше время и рождение, и смерть регистрируются, заносятся в протокол, учитываются соответствующими учреждениями. Вопрос был только в том, откуда следует начать мои поиски. Письмо было отправлено из Мексики. Маловероятно, чтобы наши местные газеты интересовались смертями в Мексике.

Правда, миссис Ги Кетлер, по-видимому, была американкой — разумеется, если личность с этим именем вообще существовала. Возможно, она даже была родом из Нью-Дейвена, иначе трудно объяснить её осведомленность в личных делах Лесли. Американские газеты всегда ценили информацию о соотечественниках за границей, особенно в связи с несчастными случаями.