-  Ой, парни! - опомнился Иннокентий.

«Чтоб ты сдох! Чтоб тебя Жюли прибила! А я ей помогу и придержу!! Ребята же они, ребята!»

-  Я же сегодня не один! Позвольте вам представить...

«Хорошо, что в «милостивые государи» на нервах не занесло...»

-  Это мой хороший знакомый...

Капустин провякал сочиненную байку насчет болезни Лели и внезапного приезда друга ее нежной юности Михаила Борисовича из Конотопа.

Врать друзьям, отлично знакомым с каждым листочком скудного генеалогического древа Завьяловых, Борис не решился. Посоветовал парикмахеру напирать на прежние амуры бабушки. Мол, Леля приболела. А к ней свалился дружище Михаил. Леля, измерив температуру, попросила внука развеять дядю Мишу по столичным достопримечательностям.

Логически безупречно выстроенную легенду банда проглотила. Во врунах Завьялов никогда не числился. Конотопского дядю усадили за стол, пивка налили...

Болезненную любовную царапину Колян залечивал умело. Пластырем и антибиотиком служили две развеселые девушки Наташа и Светлана - брюнетка и рыженькая. Косолапов обнимал сразу двух девчушек и рычал тосты.

Тишайший интеллигент Максим Воробьев - благообразный, в меру бородатый юрист одного из крупных столичных банков, инфантильно глушил вискарь.

Концептуальный конформист, извечно безработный Вадик Козлов прожигал жизнь вместе с очередной феминой возраста последней свежести. (Родители Козловы - владельцы приличной зубоврачебной практики - устали пенять отпрыску на нежелание трудиться в любом качестве: хоть зубы драть, хоть веником махать.) Усевшийся рядом с идейным конформистом «конотопский родственник» услышал его негромкое мурчание: «Пускай ты выпита другим, но мне осталось, мне осталось... твоих волос стеклянный дым и глаз осенняя усталость...»

Давненько кем-то выпитая платиновая блондинка тихонько млела под Есенина. Осенние глаза, тем не менее, исподволь исследовали дяденьку в отличном, с иголочки костюме, поскольку дяденька, невзирая на прописку в Конотопе, был явно не из сирых. И возрастом он соответствовал ей гораздо больше шептуна-концептуалиста. (По малолеткам Вадик никогда не шастал, специализировался на женщинах достойных,  с о д е р ж а т е л ь н ы х. Причем любил их не за последнее качество, а искренне, от всей души. За что был прозван бандой «археологом-любителем».) Платиновая Галочка о пристрастиях милейшего вертопраха Вадика, вероятно, догадывалась и комплименты принимала без малейшей подозрительности, но на дядюшку косилась все более и более призывно.

Завьялов немного отпил пивка, прислушался к ощущениям пожилого тела - вроде бы в хлам не развозит. Достал из кармана пачку «Беломора» и шлепнул ее на стол.

-  Ого, Михал Борисыч, от нас - респект и уважуха! - зарычал Колян, увидев ветхозаветный «Беломор». - Не угостите? Давненько я не ощущал отечества...

Загасив в пепельнице окурок «Парламента», Косой заполучил в легкие «сладкий и приятный дым отечества», забалдел слегка... Дядюшке дал прикурить...

Гулянка шла по расписанию. К столику мушкетеров подошел один из посетителей вип-ложи, позвал тело-Кешу исполнить пару партий...

Стилист умело отбрехался, предъявив мизинец. Еще по дороге к «Ладье» временные союзники договорились, что к столам «Борис» не подойдет. Стилист, конечно, поупрямился: мол, ежели он доверится мышечной памяти отличного бильярдиста Завьялова, то вполне - прокатит. Но Завянь категорически настоял: «Позориться мы с вами, Иннокентий, не будем. Вы, Кеша, через тринадцать дней авось отчалите, а мне позор всю жизнь глотать».

Но наблюдая за тем, как жадно родимое тело глядит на зеленое сукно, Завьялов стал нешуточно переживать. Кешу то и дело теребили, звали. Куафер брехал все неуверенней... В его глазах горел огонь недополученного драйва, неутоленной страсти к впечатлениям.

Когда с колен Косолапова привстала Света...

-  Завянь, ну ты чо?! Я тебе фору дам, противный!

Завьялов понял, что они попались. Подвыпившую рыженькую Свету Борис-Завянь должен был обыграть с полностью загипсованной правой рукой! Ослепший на оба глаза, наощупь, обломком кия.

Колян еще подначивал:

-  Завянь... не узнаю. Давай-ка отдирай задницу от стула, иди и проучи зазнайку!

Значительно отклячив отодранную от дивана задницу, тело, управляемое курицей, расположилось над столом. Прищурилось, типа примерилось...

Кошмар. Увидев, как разлегся Кеша, «конотопский дядюшка» даже зажмурился.

Начал считать до тысячи.

Пирамиду разбивала Светка. Причем так неловко, что настоящий Завьялов сделал бы партию с одного кия - четыре шара сразу в лузы шли.

Кошмарное, зажмуренное ожидание длилось не долго. Звук, раздавшийся в вип-ложе, показал, что кий чуть не продрал сукно. Но врезался-таки в шар.

Через мгновение, в полной тишине, раздался шлепок костяного шара о паркет.

«Залягу в анабиоз, доживу до нужного времени, разыщу придурка Кешу и удавлю!!»

-  Н-да, Завянь, - глубокомысленно пробормотал Коляна. - Сегодня ты и впрямь не в форме.

«Конотопский дядя Миша» открыл глаза. Дебилоид, каким-то чудом умудрившийся развиться до стилиста, догадливо тискал ладонью покалеченную болванкой клешню и морщился вполне трагически.

Банда тоже морщилась, но уже сочувственно.

План по охмурению Зойки Карповой пролетал фанерой над Первопрестольной.

Если придерживаться канвы формат-кино (письменными источниками Кеша не увлекался), то в полночь должно произойти примерно так.

Четыре дивные красотки войдут в вип-ложу.

Борис Завьялов в это время должен громить Косого на бильярде. Вокруг них должны толпиться зрители.

Зоя заинтересованно подойдет к столу... Осерчавший от проигрыша Коля затеет перепалку с прибывшим пафосом... Карпова ответит за себя и за эскорт. Боря вступится. Не за Косого, разумеется, за девушек.

Завянь предложит Зое примирительную партию. Пошло-поехало.

Пока - свернуло. Затеять партию с добряком Косолаповым и думать нечего. Коля никогда не встанет к столу с покалеченным соперником.

Прежде Завьялов надеялся выставить Кешу к бильярду ровно в полночь. Тот немного пофилонит, побродит вокруг стола и начнет знакомиться с Карповой, рассчитывая исключительно на засевшую в ее мозгах Жюли. Еще в дороге до «Ладьи» нечаянные соучастники договорились: едва Зоя и компания войдут в зал, стилист поскачет к бару и громко закажет коктейль с невероятным названием «Атас, Жюли, у нас циклоп».

-  Жена у меня догадливая, - хвастался Капустин, - мигом все почует и исподволь поможет завязать роман. Нам, главное, нужный стол у входа в зал застолбить и на глаза попасться.

Но после позорного фиаско нужный стол сразу заняла шумная компания кавказцев. Их удалить оттуда можно только мордобоем.

А в ложу, где сцепились две грозные бригады, пафосные девы не войдут. Наверняка, возьмут курс на сонно тихий зал для некурящих.

Завьялов злобно глядел на «приболевшего» стилиста. Отвлеченный к тому же предмету Вадик беспечно оставил платиновую фемину без пригляда, и фемина погребла до «дядюшки».

Присела рядышком, затеяла светскую беседу о ценах на меха в Конотопе...

Был бы Боря в своем теле, давно бы попросил «археолога» приглядывать за раритетом, а так: сидел, расстроенно и густо дымил беломориной, надеялся, что отпугнет ее, как комара.

Фемина оказалась беспримерно стойкой к дыму.

-  Михаил Борисович, не желаете ли посмотреть ночную столицу?.. Я за рулем.

-  Конечно! Но только завтра, когда прибудут внуки и жена. Внуков у меня аж целых трое, все мечтают...

Интерес в глазах у Галочки увял. Часы над баром показали полночь.

Тело-Кеша нервно ерзало по диванчику-подкове, его разом утешали Наташа и Светлана. Целовали в ушки, в носик, забинтованный техническим пластырем мизинчик бережно поглаживали. Косой подбадривал его басистым рыком, Макс вискаря подливал.

Иннокентий на нервах сделал внушительный глоток...