Тихий голос Константиновича прозвучал как выстрел.

Нонна дернулась, суматошно затрясла чуть занявшейся бумажкой... Внук испуганно отскочил, создавая между собой и дедом преграду из стола.

-  Спалить меня решили?

-  Дедушка, ты все неправильно понял!!

Идиот. Всегда был идиотом и бесхребетной сволочью, лентяем и слюнтяем. С самого малолетства в истории влипал.

Да только дед надеялся, что поумнеет, повзрослеет - выправится. Не сам, так умная жена направит.

Напрасно. Напрасно возлагал на Нонну. Ей деньги глаза застят. Соседи по городской квартире намекали - наркоманка Нонка. Как только Константиныч всесезонно на дачу перебрался, квартиру превратила в сущий притон.

Сухая, тощая, с провалившимися под густые брови глазами, внучатая невестка смотрела на деда загнанной в угол пантерой. Облизывала губы и молчала - поумней внучка была.

-  Пошли отсюда вон, - стискивая кулаки, прошептал Лев Константинович. -  Сегодня же поеду к нотариусу, переоформлю дачу на Ирину.

-  А ей не жирно будет? - сипло усмехнулась Нонна. - Хату - ей, дачу тоже ей...

-  Заткнись, дешевка! Вон отсюда! Вон! - Старик затопал ногами.

Внучатая невестка мрачно и многозначительно поглядела на мужа и с места не сошла. Если бы Роман не стоял возле железного оружейного ящика, Лев Константинович достал бы оттуда наградной ТТ и выгнал обнаглевших мерзавцев под пистолетным дулом!

Но Роман не двигался. По изжелта бледному, одутловатому лицу внука стекали крупные капли пота, посеревшие губы поджались в неприятную упрямую щель.

-  Ах ты кры-ы-ыса... - пораженный страшной догадкой, прошептал Лев Константиныч. - Чего удумал...

Крысиная порода атакует стаей. По приказу вожака. Когда почует кровь - уже не остановишь.

Нонна чуть двинулась. Лев скосил глаза: мягкий сапожок невестки прижал к ковру его валяющийся паспорт.

-  Стоять, шалава!! Дернешься, порву кадык руками!!

Невестка замерла. Про деда знала много.

Не поворачиваясь к двум родственникам спиной, бдительно приглядывая за малейшим жестом, мимикой, Лев Константинович допятился до крыльца и только там перевел дух.

Сомнений не было - его едва не грохнул родной внук. Задержись Константиныч в комнате еще хоть на минуту, Нонка бы совсем опомнилась и дала команду «фас!».

Походкой пьяного кавалериста Лев Константинович прошаркал до калитки, выскочил на узенькую, засаженную березками и елками улочку. Упал спиной на дверное полотно.

«Завещание переоформлю без паспорта, - глядя перед собой, упираясь взглядом в глухой соседский забор, равнодушно-отстраненно думал. -  Нотариус - сосед знакомый, приведу еще Сережу в качестве свидетеля... Подпишем. Сейчас на электричку, авось контролеры пожалеют дедушку, не высадят...»

Едва переставляя ноги, Лев Константинович брел по тропинке. «Как хорошо, что Любушка-голубушка не дожила! Не испила позора!»

До станции недалеко, умыться можно в туалете... Запасные ключи от квартиры у соседки Тони есть... Переодеться и к Сереже. Потом - к нотариусу... Ирине-внучке и доченьке Татьяне ничего рассказывать пока не стоит... Зачем срывать из-за границы? Пускай работают спокойно...

«Ох! Душно-то как что-то...»

За белыми березовыми стволами уже угадывалась промоина железнодорожной ветки, Лев Константинович пошатнулся. Ноги заплелись, сами по себе сошли с тропинки...

Пенек. «Как хорошо... Немножко посижу...»

Сознание уже мутилось. Перед ослепшими глазами появилось белое одутловатое лицо... Куда-то потащили, куда-то сбросили и ветками слегка присыпали...

«Хо-о-о-олодно... внучо-о-ок...»

Завьялов испытал все то, что день назад, еще в четверг, пережил его носитель. Бориса даже начало потряхивать от озноба в теплом салоне такси. Казалось: тело и душа насквозь промерзли, пока Лев Константинович лежал в глубокой яме, засыпанный сухими, обманными ветками... Ведь если следовать памяти Льва Константиновича, он сутки пролежал в лесу.

«Гаденыш твой Ромка, Константиныч, - нашелся что сказать Завянь. - Повезло еще, что на тебя наткнулись».

«Грибники, наверное», - спокойно буркнул недоубитый, недомороженный внуком дед.

Таксомотор сворачивал к обочине. Разумный старикан заранее предупредил: не стоит ехать к даче на первом же такси, машину надо поменять, дабы запутать сыскарей.

Кеша, бережно держа четвероногую жену, выполз из автомобиля на обочину. Замороженный чужими воспоминаниями Завьялов сумрачно спросил носителя: «Константиныч, а мы не на пепелище едем? Может, зря, а?»

«Не, Борька. Рома - жадный. За целый дом возьмешь дороже, цела моя дачка, Боря. Цела».

Довольно быстро на ночной дороге показался радушный частник. Лев Константинович продиктовал Завьялову адрес...

«Ни фига себе! - мысленно присвистнул Боря. - Не хилый у тебя поселок, дедушка!»

«А ты,  в н у ч о к, как думал? - усмехнулся старикан. - Я как никак являюсь генералом».

«Да ну!»

«Да чтоб мне сдохнуть».

Завянь порядком засмущался:

«Вы это... Лев Константинович, простите... Я думал...»

«Я знаю, что ты думал, Боря, - оборвал носитель. - Точнее, слышал. Ты думал - залетел в бомжа, ругался...»

«А вы, мгм... все мысли мои слышали?»

«Зачем ты спрашиваешь, Боря? Теперь ты сам знаешь, как  о н о  бывает».

Действительно. Вопрос пустой.

Пообщавшись с носителем, Борис понял, что прочитать стремительно проносящиеся, пунктирно обозначенные, но понятные самому интеллекту мысли, невозможно. Они недооформлены, проскакивают по верхушкам, не увлекаясь окончательной конкретикой. Как крупные мазки художника импрессиониста, выписывают настроение, не форму.

Общаться можно, лишь отправляя внутрь себя четко сформулированный словесный текст. Хотя рассказ и наполняется густой палитрой личных ощущений, не сформированная до деталей мысль укрыта в эмоциях, как в отвлекающей шелухе.

«И вот что я хочу тебе сказать, дружок. Мне надоело видеть призрак белой березы с намыленной веревкой на суку. Ты эти думы, Боря, брось. Еще прорвемся, повоюем».

Занятный старикан.

«Лев Константинович, а вы на какой войне бывали?»

«Приму за комплимент, дружок, - хмыкнул генерал-носитель. - На финской не был, Великую Отечественную отмахал от края и до края. Закончил в Праге в чине капитана».

«Так сколько же вам лет?!»

«В позапрошлом годе девяносто стукнуло», - в манере шамкающего деда, доложил Лев Константиныч.

«Твою ма-а-а... Простите». - Шокированный возрастом носителя, Завьялов даже машинально рот рукой прикрыл.

Несколько часов назад, разглядывая в зеркале дряхлый организм, Завянь решил, будто попал в древнейшего столичного бомжа. Те ребята редко доживают до почтенных лет. А оказалось? Оказалось - залетел в дедка с военной выправкой, генерала-отставника, прошедшего, небось, все лучшие военные санатории и клиники.

Хоть с этим повезло...

«Еще раз спрячешь под одним ругательством другое - старую развалину, к примеру, - бурчал тем временем носитель, - заставлю зубы заболеть. Я знаю где дупло».

«Ой-ой! Простите, дяденька, засланца!»

Если скинуть деду лет десять, обещанных засланцем Кешей, - а уже, пожалуй, что и  двадцать! - то выглядит он сейчас на семьдесят с малюсеньким хвостом.

Интересно, насколько еще можно Константиныча омолодить? Дедуля бравый, адекватный, дерется лихо, педали газа-тормоза пока не путает.

«Ваше высокопревосходительство...»

«Не перебарщивай с комплиментами, сынок. По табели о рангах «высокопревосходительство» относится к двум первым классам, я же скромный генерал-майор. Достаточно превосходительства».

Дедуля ерничать изволил. За «старую развалину» обиделся.

«Миль пардон, превосходительство, - попадая в унисон, ответил Боря. - В каких войсках служить изволили?»

«О СМЕРШе слышал?»

«Армейская контрразведка?»

«Так точно. Генерала мне уже перед отставкой, Бориска, дали. Почетно, так сказать, отправили».


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: