«А если Сабина ничего не сообщит подельникам, не позовет на встречу с шантажистом! - перебил Завьялов. - Или они на нервах грохнут Зою?!»

«У нас нет выбора, Борис, - голос генерала звучал мрачно, но непреклонно. - Будем слушать под окнами, как только жизни Зои начнет что-то угрожать, предпримем меры».

«Какие?! Что мы сделаем?! Квартира на первом этаже, окна могут быть зарешечены, мы внутрь не попадем!»

«Позвоним в дверь, - жестко выговорил контрразведчик. - Когда за дверью непонятный посетитель, убивать сложнее».

«А если они вначале Зою зарежут, а потом к двери подойдут?!»

«Бросим на кухню гранату, - буднично ответил дедушка. - Надеюсь, Зою держат в комнате или ванной. Граната отвлечет внимание, резать как-то неспособно станет...»

Завьялов обхватил голову руками!

Кошмар, кошмарный дикий сон! Все это происходит не с ним!!

«Хватит лапать мою голову».

«Лев Константиныч! У тебя что... взаправду граната есть?!»

«Я, Боря, на минуточку, полгода белорусским партизаном был. Гранату тебе изобрету из зубного порошка и одеколона. Ты лучше дальше слушай...»

Жюли страдала. Жюли поносила.

Крошечное собачье тельце, извергая кильку, содрогалось под смородиновым кустом.

Супруг Капустин в панике носился от куста до дома - переносил туда-сюда жену. Жена отказывалась вылизываться под хвостом (синяя плюшевая юбочка, застиранная лично генералом, сушилась на включенном радиаторе вместе с кофточкой), Иннокентий отмывал четвероногую супругу в тазике.

Завьялову казалось, что этот жуткий день так и не закончится: в довесок к полноценному кошмару прибавлялся элемент полноценной «черной» комедии.

-  Вызывайте врача! - носился с женой на руках перепуганный стилист. - Немедленно вызывайте...

-  Ветеринара?!

-  Да хоть какого!! Жюли - умрет!!

Дабы обожравшаяся кильки собачонка не скончалась назавтра от воспаления легких, Константиныч пожертвовал шерстяным свитером. Отрезал рукав, проковырял в нем четыре дырочки для лапок, на Жюли надел...

Позже, по тому же случаю, отрезался и второй рукав. Но, к счастью, обошлось без ветеринарии.

Жюли-Жози напоили разведенной марганцовкой. Понянчили. Спать уложили.

Константинович скомандовал «отбой». «Всем по кроватям, завтра день тяжелый!»

Не тут-то было.

Как только Завьялов сел на большую генеральскую кровать на втором этаже, носок начал стягивать, в дверь спальни поскреблись:

-  Можно к вам, Борис Михайлович?

-  Ну, - хмуро откликнулся Завянь. И заставил глаза оторваться от лежащей на прикроватной тумбочке початой пачки «Беломора». Генерал, видать, закуривал, едва утром глаза продирал. Очнувшись сегодня в чужой ванной комнате, сразу же потребовал привычной дозы никотина. Едва с ума не свел.

Окаянная привычка. Бороться будет сложно.

-  Борис Михайлович... - в полутемную спальню, под слабый свет ночника, просочилось родное тело. - Нам надо поговорить.

То, что безупречный муж Капустин оставил чуть было не скончавшуюся от диареи жену одну, показало, что пришел за чем-то важным. Борис вздохнул, обратно натянул носок.

-  Валяй, Кешастый. В чем проблема?

Родное тело-Кеша прошлось перед кроватью.

Пальцы тискало, смущенно пыхтело, не решаясь о чем-то заговорить.

-  Кеш. Спать пора, - напомнил Боря. - Что ты хочешь обсудить?

-  Видите ли, Борис Михайлович, какое дело, - осторожно приступил интеллектуальный путешественник, - я очень хотел бы вас попросить... не могли бы вы...

-  Короче!

-  Не делайте из меня болвана в глазах жены! - Выпалив, стилист остановился перед Завьяловым.

-  То есть? - нахмурился Борис.

-  Прошу вас. Не делайте из меня слабака и простофилю. Не обзывайтесь.

-  Ну, предположим, я вроде бы уже и так...

-  Борис Михайлович! - заламывая руки, простонал Капустин. - Вы ничего не знаете! В нашем времени Жюли это... это тоже самое, что Зоя Карпова в вашем! Она известна, популярна, она могла бы выбрать в мужья - кого угодно! А выбрала меня...

Капустин огорченно сел на небольшую банкетку, свесил могучие Борины руки, закручинился.

-  А как же получилось, что она в тебя влюбилась? - сочувственно (не совсем понимая кому сочувствует - толковой мадам Жюли, выбравшей в мужья этого валенка, или все-таки печальному Капустину) спросил Завянь.

-  Она выходила замуж, - вздохнул парикмахер. - Перед свадьбой тысячи моих коллег-оформителей прислали ей... так скажем, объемные модели-эскизы своих работ... Предложили варианты внешности, прочесок...

-  Стоп, - заинтересованно перебил Завьялов. - Вы там не только с волосами мудрите, но еще и внешности в любой момент меняете? Типа губы надуваете?

-  Ну что вы, Борис Михайлович, - грустно усмехнулся Кеша. - Следование каким-то там канонам - пережиток. В наше время цениться как раз индивидуальность. Умение подчеркнуть неповторимость черт лица, придать им глубину и личностною многоликость и есть моя задача. А достигается она совсем другими способами... Подсветкой, например. Невеста поворачивает голову, ее черты, меняясь, становятся либо возвышенно одухотворенными, пылкими!.. Либо бесподобно печальными... Если появляется слезинка, она сверкает хрусталем. Поверьте, это зрелище - волшебно!

Вспоминая свое время Капустин совершенно расстроился, Борис его приободрил:

-  Получается, Жюли в талант влюбилась?

-  Ах, если бы! - плаксиво скуксился господин оформитель. - Борис Михайлович, после нашей свадьбы не было и дня, чтобы я не терзался мыслью: а вправду ли Жюли меня полюбила все сердцем?! Что если все произрастает исключительно из тяги к противоречиям! Жюли когда-то, может быть, еще в детстве, вообразила себя коварной сбежавшей невестой и, как бы ни любила Стефана, сбежала из-под венца лишь для того, чтоб испытать волнующее приключение!

-  Ну, Кеша, Кеша, не перебарщивай, - смущенно произнес Завьялов. - Играть чужими чувствами ради личных острых впечатлений, это как-то...

-  Да что вы понимаете, Борис Михалыч! - взвился на ноги куафер. - Что вы понимаете?! - Остановился над сидящим на постели Завьяловым, усмехнулся: - Вот вы думаете... Я знаю, Борис Михалыч, что вы о нас думаете. Парочка трусливых губошлепов приехала за впечатлениями. Сидят себе, понимаешь ли, где-то через сотни лет в удобных креслах, за чужими жизнями подглядывают... да? - стилист прищурился.

-  Ну, предположим, - не стал лукавить Борис.

-  Вот-вот. Сидим удобно, ничем не рискуем... А где нам рисковать, Борис Михалыч?! Техника безопасности доведена до совершенства. Преступность искоренили, едва отработали хроно-проникновения: кошелек сопрут, через полчаса хроно-полицейские уже назад все отмотали, воришку поймали до того, как он к чужому руку протянул. Эх, Борис Михалыч, Борис Михалыч... - Капустин горестно махнул рукой. - Отец Жюли тот еще «Павел Максимович Карпов». За его дочерью приглядывают, как у вас за Оружейной Палатой! Сбежать из-под венца - единственное приключение Жюли.

-  Я понял, Кеша, - серьезно произнес Завьялов.

-  Завтра вы не будете делать из меня трусливого ушлепка? Возьмете с собой Зою выручать?

-  Замазались, Кешастый. Ты - в теме. - Заметив, что стилист уходить из спальни не собирается, нахмурился. - Что-нибудь еще?

-  Еще, Борис Михайлович. Ой как еще-е-е....

Капустин сел на пуфик, доверительно приблизил лицо к Завьялову и сообщил:

-  У нас проблема. Жюли - ревнует. Все пальцы мне искусала.

-  Не понял, - отстранился Боря. - Она тебя что... к Карповой заранее ревнует?!

-  Конечно!

-  Так и не переживай. Ревнует, значит любит.

-  Вы шутите, Борис Михайлович? - обиделся Капустин. - Это - реальная проблема! Жюли из моногамной ортодоксальной семьи! Она с ума сходит от мысли, что я ей  и з м е н ю! Она уже мне сообщила, что овуляция у Карповой произойдет не раньше чем через неделю, настаивает, чтобы я убрался из вашего тела до этого момента...