На лице Хакима написался ужас. Профессор усмехнулся, заложил руки за спину и продолжил:
- Итак, реакция. Шизофреник - эта категория душевнобольных ярче других иллюстрирует мои построения - реагирует в принципе неправильно. А если быть точным, то реакции вовсе нет. Пациент замыкается на себе, на своих якобы(подчеркиваю - якобы! )ложных умозаключениях. Давайте взглянем на проблему с иной стороны. Человек отвечает реакцией на любое раздражение. Если он обожжет пальцы об чашку с горячим чаем - у него будет одна реакция. Если его назовут бездарным соглядатаем - другая. И так далее. Создается впечатление, что человеческий мозг запрограммирован на все мыслимые реакции, какие только могут - пусть даже чисто гипотетически- у него возникнуть. Кому-кому, а вам ли не знать, что в наших лабораториях создаются подчас совершенно новые, никем и нигде ранее не опробованные раздражители, и испытуемый с готовностью отвечает на них тоже новой, никогда прежде не виданной реакцией. До недавних пор господствовало мнение, будто реакция не в состоянии возникнуть вне раздражителя, хотя то же самое, к примеру, внушение подсказывает нам обратное. Вообразите: никакой чашки с горячим чаем нет, а пальцы обожжены. Будьте любезны. И потому мы вправе допустить, что весь набор возможных реакций задан изначально, генетически, и реакция на ситуацию может, оказывается, включиться в момент, когда самой соответствующей ситуации нет и в помине. Можно припомнить известную аналогию: ключ и замок, только разница заключается в том, что ключ потерялся. Вы, уважаемый Хаким, сумеете ответить с ходу: что надо сделать, если требуется отпереть дверь, а ключ не подходит?
- Можно подобрать, - буркнул Хаким. - Можно и отмычкой попробовать.
- Именно! - воскликнул Райце-Рох. - Вы просто молодец, мой дорогой. И вот перед нами шизофреник - с набором бессмысленных фраз, с путаными мыслями - короче, абсолютный сумбур. Но это с нашей точки зрения. Что, если существует ситуация, в которой человек реагирует именно таким образом и оказывается вполне адаптированным? мы же, люди нормальные здесь, оказались бы сумасшедшими?
- Где же взять такую ситуацию, - пожал толстыми плечами Хаким. "Надо доложить, пока не поздно, - пронеслось у него в голове. - Отличный повод избавиться от него. Дескать, даром ест народный хлеб, увлекается отвлеченными, оторванными от народных нужд идеями".
- Откуда же мне знать! - говорил тем временем профессор. - Ведь я нормален. ("Ой ли", - усомнился Хаким). Может быть, в каком-то параллельном мире - кстати, это было бы отличным доказательством существования таких миров. Может, на другой планете. В аду. В раю. Не это главное, нам туда все равно не нужно. Важна суть дела: в результате неких неясных сдвигов заработала дремавшая до поры, в обычном состоянии спрятанная реакция. И вот человек ведет себя в настоящей жизни так, как это было бы уместно в какой-то другой, непохожей. Ту, другую жизнь, нам понять не дано, и слава Богу. Нами должно руководить одно лишь сострадание.
- Вы о лечении, что ли? - поразился Хаким. - Я уже начинаю догадываться, куда вы гнете. Но ведь это уже было. Привести ситуацию в соответствие с бредовыми фантазиями больного. За человеком, страдающим бредом преследования, пустить свору овчарок. Разрешить, так сказать, проблему до конца, дать прожить ситуацию. Ни к чему хорошему это не привело.
- Разумеется, - согласился профессор. - С чего бы? Все-таки я вас зря похвалил. Поймите же вы, толстомясый, - ситуация не может быть разрешена в рамках нашего мира. Затравите его, вашего беднягу, псами - на здоровье! кто бы сомневался, что вам это доставит удовольствие! Но он-то, страдалец, продолжает оставаться здесь, на грешной земле! Ведь реакция его, как ни крути, несовершенна, неполна. Он лишь наполовину пребывает в грезах, в иной действительности, а руки-ноги его по-прежнему тут. И мы по привычке лечим именно руки-ноги. Но путь к исцелению вовсе не здесь, а - т а м!
- Ну, ясно. Вы, конечно, хотите его туда отправить полечиться, подхватил Хаким. Сумасбродные мысли профессора его окончательно успокоили. Он позволил себе зевнуть, потянуться, расправить на жирных бедрах хрустнувший белый халат, в котором выглядел как спелая груша в бумажном пакете.
- Да, - кивнул Райце-Рох. - Хочу.
Хаким посмотрел на него глазами, полными жалостливого презрения. Профессор поймал взгляд, понял, веко его дернулось.
- Напрасно ехидничаете, коллега, - сказал он негромко. - Я не бросаю слов на ветер. Уверяю вас - в моем распоряжении есть средство, которое способно переместить нашего клиента в подходящую обстановку. Гипнотическое воздействие в сочетании с особым набором новейших галлюциногенов мескалинового ряда смогут полностью отключить его от реальности и восполнить ущербную реакцию. Возможно, что в итоге пациент попросту испарится у нас на глазах, перейдя в соответствующее бреду измерение. В этом и будет заключаться эксперимент, иначе стал бы я тут перед вами распинаться - вы, разъевшийся остолоп. Потрудитесь встать и пройти со мной в шестерку. Боюсь, что Ублюдок совсем заждался.
Хаким, раскрывший было рот, замер. В его голове будто произошел бесшумный взрыв и тысяча людей разом заговорили на разных языках, предупреждая об опасности. Если что-нибудь случится с Кимом Сикейросом, ему несдобровать. Ким Сикейрос проходил под кличкой "Ублюдок"- таковым он, собственно, и являлся: майор КГБ в недавнем прошлом, побочный сын знаменитого папаши - чудака, художника и террориста. Ким Сикейрос спятил невесть с чего. До болезни он имел доступ к документам настолько секретным, что даже возле будущей его могилы планировалось держать вооруженную охрану. Ходили слухи, будто свихнулся он вскоре после каких-то таинственных испытаний. Поначалу он объявил себя главой Национально-патриотического Собора антисемитов всех стран и времен - и это не вызвало особых расспросов. Его претензии сочли понятными и простительными, и даже разрешили организовать соответствующую службу, но тут он передумал и назвался членом Всемирного подпольного Комитета "Сексуальное лицо инквизиции". Вскоре он сделал открытие: оказывается, известные всем комары являются вовсе не комарами, а секретными Прививочными Аппаратами Особого Назначения. Господь Бог сотворил их изначально безгрешными, но дьявол соблазнил их жужжать, жалить и прививать людям не больше и не меньше, как грехи. Это заявление кое-кого насторожило, на Сикейроса стали смотреть косо. Когда он понес полную ахинею, всем сделалось ясно, в чем дело, но было уже поздно: Ким превратился в беспомощное существо и бормотал какую-то чушь о модулях, операторах пси и возможности взять производную от любого желающего. Временами он, заключенный в клинике вот уже год, обретал способность изъясняться довольно связно - но вдруг одним-единственным словом, сказанным ни к селу ни к городу, он вновь сводил на нет усилия врачей и погружался в пучину безумия. Тем не менее, страшно было даже помыслить такое - поставить опыт с участием Кима Сикейроса! гнев ведомства мог оказаться неукротимым.
- Это невозможно, профессор! - взмолился Хаким.
- Отчего же, милый Ким? - осведомился профессор. - Ох, извините, коллега! Должно быть, я заработался. Сущая путаница - Ким, Хаким - до того, знаете ли, похоже... Когда все мысли вращаются вокруг одного, немудрено и ошибиться. Ну-с, вы готовы?
Голоса, стращавшие Хакима, моментально стихли перед лицом недвусмысленной угрозы. В случае печального исхода эксперимента(а такое, увы, случалось часто)профессора трогать не станут, пожертвуют стрелочником то есть им, не уследившим безмозглым, нерасторопным Хакимом, и в наказание вручат тому же профессору для новых научных изысканий. А если он настоит на своем, профессор все равно найдет способ истребовать Хакима в качестве достойной замены Киму. И если случится невозможное и эксперимент удастся, то за исчезновение Ублюдка поплатится опять же он, Хаким... но, может быть, как-нибудь иначе, не столь страшно?
Хаким медленно склонил голову - насколько позволили подбородки. Райце-Рох просиял, схватил Хакима за руку и на секунду прижался к нему, щурясь и скалясь от восторга. Чуть отстранясь, профессор, излучая счастье, увлек слабо сопротивляющуюся тушу в коридор.