Он и рассказал. А тут милицейских начальников осенила идея - внедрить опыт по всему району и даже на область рекомендовать.
В обще взялись штрафовать сельский люд и другие участковые. Месяц штрафуют, второй, третий. Посевная подходит. Пора комбайны готовить, трактора. А менты всем скопом высыпали на машинные дворы. Ждут, так сказать, клиентов. А клиентов, то есть матершинников, - тю-тю. Словно сговорились колхозники и совхозники и никто не пожелал готовить машины. На фермах техника из строя выходить стала - а ремонтники дома сидят матерятся. Посевную почти что провалили, удои резко вниз пошли, клубы давно уже на замки закрыты. Короче говоря, и район и область по всем производственным показателям план провалили. Зато на улицах - тишина.
Тут стал губернатор по своей епархии ездить, интересоваться причинами резкого падения производственных показателей. Встретит руководителя района или сельскохозяйственного предприятия и давай его отборными матюгами обкладывать, а тот только на самого главного милицейского начальника из губернаторской свиты посматривает и молчит. Боится, чтобы самому на штраф, значит, не налететь.
В конце концов, узнал губернатор причину резкого падения производственных успехов, вызвал самого главного милицейского генерала и провел с ним соответствующую беседу. Постучал кулаком по столу и, не выбирая выражений, объяснил что почем.
Короче, всем участковым было рекомендовано больше не штрафовать за нецензурную брань. Но народ-то все равно об этом не знает. Не напишешь же в газетах объявление, дескать, каждому честному гражданину разрешается, костерить, посылать, выражать свое недовольство не только можно, но и нужно. А что делать? И вот тот самый главный милицейский генерал порекомендовал своим участковым и другим милиционерам при встрече с народом больше не церемониться и не выбирать красивых слов. Поймал нарушителя обложи матом. Разнимаешь дерущихся - ругайся громче всех. Участвуешь в разговоре сельчан - расскажи самый грязный анекдотец.
И постепенно область и тот самый район, с которого и началась компания, стали улучшать свои производственные дела. Удои вверх поползли, амбары зерном заполнились. Все встало на свои места.
Только вот инициатор почина покинул ряды армии участковых. Не смог себя перебороть и освоить хотя бы самый короткий набор народно-эмоционального лексикона. И его "вежливо" попросили уволиться, как человека безынициативного и порочащего честь доблестного страха порядка. Вот так.
1997 г.
В РОДДОМЕ
Если кто-то думает, что женщины не умеют многоэтажно ругаться, то будет совсем не прав. Очень даже умеют. Правда, они, женщины, иногда и не подразумевают об этом. Но достаточно посетить родильный дом и зайти в отделение, где происходит процесс деторождения, как в этом можно очень даже быстро убедиться.
- Ох, мать-перемать, - кричит одна на врачей, - Да сделайте что-нибудь...
- Ах, Колька, сын сукин, мустангер чертов, чтоб ты испытал все что я здесь через тебя терплю! - это уже раздается с другой кровати.
Впрочем, врачи к этому делу уже привыкли, а нянечки и санитарки порой даже советуют роженицам, чтобы те дали волю эмоциям и как следует поругались. Дескать, намного легче станет.
И так во всех роддомах. Исключений практически не бывает. Конечно, перед родами все ведут себя кротко и тихо. А потом...
Однажды в один из московских роддомов на какое-то время прикрепили рожениц из специзолятора. Иными словами, - зечек. Естественно охрану поставили, отвели для них специальную палату. Встречались обыкновенные роженицы с представительницами спецконтингента только в столовой. Так вот, первые, как и подобает воспитанным людям, вели себя вежливо и кротко, зато вторые давали волю языкам - обзывались, рассказывали неприличные анекдоты, откровенно посылали своих надзирателей на веселое место. Невоспитанные хамки - что тут говорить!
И вот случилось так, что в родильном зале одновременно оказались осужденная на долгий срок и законопослушная гражданка. И тут добропорядочная роженица, у которой только воды отошли, начала выкрикивать на врачей такие отборные матюки, что даже обслуживающему персоналу не по себе стало. Зэчка же, у которой с родами все было намного сложнее и опаснее - врачи готовились делать кесарево сечение - лежала смиренно и тихо. Даже чему-то улыбалась.
- Ну что ты напрасно орешь? - спрашивали добропорядочную, - У тебя же ещё ничего не началось!
- А-а-а, суки страшные! Умертвить здесь меня захотели!
А вокруг зечки уже шла нешуточная беготня - врачи готовились к сложной операции. Но перед тем как принять наркоз, зечка, превознемогая боль, встала с кровати и подошла к своей кричащей благим матом соседке, погладила её по руке и сказала:
- Я прошу тебя, прекрати...
Та хотела сказать что-то непристойное ей в ответ, но зечка крепко сжала её руку и почти шепотом добавила:
- Мне, может быть первый и последний раз хочется услышать не ругань, а крик моего ребенка. А даст Бог, ругаться я тебя потом научу...
Рожали две женщины в полной тишине...
1997 г.
НА ТЕЛЕГРАФЕ
Мужик долго грыз пластмассовый колпачок шариковой авторучки, то и дело вздыхал, поглядывая на пустой бланк телеграммы, вытаскивал носовой платочек и протирал пот со лба. Наконец, видимо решившись, он склонился над телеграфным бланком и за полминуты заполнил несколько строк. Он ещё раз вздохнул, поднялся из-за стола и занял очередь к окошечку, где принимала телеграммы юная белокурая девица.
Наконец и мужик оказался около окошечка и протянул девчушке бланк, исписанный крупным почерком. Приемщица стала подсчитывать слова и на одном из них рука с авторучкой задержалась. Она подняла глаза и посмотрела на клиента:
- Мужчина, а без выражений нельзя?
- А что там крамольного? - мужик взял у неё свою телеграмму и прочитал вслух, - "Васек зпт ебит твою мать зпт ты думаешь когда-нибудь возвращать девяносто рублей тчк Ведь допрыгаешься зпт сучара тчк Борис". Что здесь, знаки препинания неправильно расставлены? - переспросил он девушку.
- Да не в знаках препинания дело! Разве нельзя заменить эти ваши "твою мать" и дальше?