Тракториста Витьку Чердюка тоже наградили, когда он, спрятав бутылку "Русской" в огромном кармане комбинезона вышел из магазина.

Витька, вот уже двенадцать лет хранивший верность своей супруге и никогда в жизни не пользовавшийся чудными резинками, что наглядно доказывали четыре сына-короеда, лишь в сердцах сплюнул, но презерватив не выкинул. Он засунул пакетик за отворот шапки ушанки и, нащупав в кармане поллитру, которую купил для завтрашней рыбалки, весело зашагал домой.

- А тебе дали? - спросила супруга и поставила перед Витькой сковороду с жареной картошкой.

- Что, дали? - не понял Витька.

- Малиновый гондон с усиками.

Витька сразу сообразил, что вся деревня от мала до велика только теперь и судачит о бесплатных резиновых подарках, и обиженно оторвал голодные глаза от картошки.

- А я, что хуже других или рожей не вышел?

- А ну-ка покажи, - попросила вторая половина.

- Выкинул, - отрезал Витька и ложкой устремился в сковороду.

На этом разговор был закончен.

На следующее утро он заглушил мотор своей казанки около трех скал. Плотва бралась лихо, шлепалась в лодку, и У Витьки не оставалось даже времени, чтобы пропустить стаканчик. Но к обеду в лимане поднялся ветер. И лодку понесло на скалы. Даже якорь не помогал.

Чердюк несколько раз дернул запускающий трос двигателя, но он отказывался заводиться. Рыбак открыл кожух мотора и быстро выяснил, что отсутствует контакт в системе зажигания. Колпачок, который должен бил прижимать клемму, каждый раз соскакивал со свечи. До скал оставалось метром пятьдесят. И купаться бы Витьке Чердюку в ледяной воде, если бы не резинка. Он вспомнил о презервативе, достал его из отворота ушанки, и оторвав основное, надел резиновое колечко на контакт. Мотор взревел, когда до скалы можно было дотянуться удилищем.

Бросив улов в тазик, Чердюк налил полный стакан водки, залпом выпил и попросил одного из своих короедов принести лист бумаги и ручку.

- Письмо родителям будешь писать? - поинтересовалась довольная уловом жена.

- Благодарность в избирательный штаб демократа, - серьезно ответил Витька. - Если бы не презерватив, дело бы кончилось худым концом.

А в день выборов они всей семьей проголосовали за депутата, проявившего заботу за жизнь Витьки Чердюка и его земляков-белкинцев.

1998 г.

ВОТ ТАК БАНАНЧИКИ!

Я постарался протиснуться в середину, но наткнулся на какие-то мешки и клеенчатые баулы. В утреннем вагоне метро и без такого дышать было нечем, а из этих мешков прямо-таки стрелял в нос "аромат" от свежего лука и чеснока. С левой стороны кто-то дыхнул мне в ухо совсем свежим перегаром, и мое бодрое настроение, стало как у всех - далеко не веселое. Вдобавок ко всему, машинист решил испытать пассажиров на прочность и тормознул состав так, что вся людская масса устремилась в голову вагона. Мне помещали это сделать баулы и мешки. Хотелось ругаться. Но вдруг откуда-то снизу раздался скрипучий старческий голос.

- А яблоки у вас растуть? Антоновка? Анис? Мелба? Растуть или не растуть?

Голос умолк, видимо, ожидая ответа. Но кроме какого-то невнятного "м-м-мнэ-эт", которое можно было принять как за "нет", так и за чесночную отрыжку, разумного ответа не последовало.

Но это я так судил. А спрашивающий, скорее всего был удовлетворен, потому как сразу после отрыжки, последовало удивление, а за ним и новый вопрос:

- Яблоки не растуть, надо же! Ну, а картошка, картошечка-то, как?

Кто-то опять смачно отрыгнул:

- М-мнэ-э-э...

- Твою мать! - раздался полный изумления голос, - И картошка не растеть! Ни яблоки, ни картошка! Дохнуть все, наверное, что ль! А что ж тогда растеть? Редька-то бывает, лучок, чесночек, морковушка? Ну, бывает?

- Мнэ-э-э, - проблеял чей-тоголос,и я поднялся на цыпочки, чтобы хоть одним глазом увидеть интервьюера и интервьюируемого.

Показался серый скатанный мех ушанки, которая, несмотря на несносную жару, была надета на голову того, кто занимал сиденье. Но в ту же секунду поезд снова начал резкое торможение, и содержимое вагона устремилось в атаку. Я все-таки успешно форсировал мешки с чесноком, и увидел перед собой сморщенное лицо того, кто задавал вопросы. Это был древний, но потому как цепко сжимал в руках горловины от мешков, далеко не дряхлый старик. В кирзачах, солдатской шапке, матросском бушлате, из отворот которого наружу выбивался красный махеровый шарф. Старик пожевал губами, прихлопнул чью-то коленку и задал новый вопрос:

- Язви-тя - ни фруктей, ни овощей! Ну, а пшеница, зерно растеть?

- Мнэ-э-эт! - кто-то из-за мешков с чесноком отрыгнул отрицательный ответ.

Мне, наконец, удалось полностью подняться с колен и выпрямиться. Рядом со стариком сидел мордастый негр и, зажимая нос пальцами, отрыгивал свое "м-мнэ-э-эт".

- Тьфу ты! - не на шутку осердился старик, - Заладил, как баран, ме да ме! И ничего у него не растеть! Чего же вы у себя в Африке едите-то? Бананы, что ль?

- Бананьи! - впервые согласно кивнул негр, осуждающе посмотрел на меня и плотно прижал к носу обе черные ладошки. Теперь от моих джинсов, которыми я, падая на коленки, раздавил несколько головок чеснока, воняло ничуть не меньше, чем от мешков и баулов.

- Большие бананы-то? - тут же спросил старик, дабы беседа совсем не угасла.

- Мнэ-э-э, - захрипел негр, сжал пальцы на левой руке в кулак, как будто демонстрируя мускулы, и ребром ладони правой руки отмерил расстояние по локоть, - Вот такие-е!

То ли от гнева, то ли от чеснока, глаза негра налились кровью. Старик без всяких эмоций повторил то же движение, какое отмерил житель жаркого континента и отмерив взглядом расстояние от локтя до кулака, произнес:

- Ни хрена себе бананчики! Так, ить тада ни картошку садить не надо, ни яблок выращивать...

Объявили "Площадь революции". Негр стремглав вылетел из вагона. А старик, придвинул поближе к себе мешки и баулы. Теперь уж я точно знал, что они с чесноком. На базар, наверное, ехал дед.

Вагон был по-прежнему наполнен стойким запахом крестьянской избы.

Март, 1999 г.

ОРЛИЦЫ

После небольшого разбега "кукурузник" плавно оторвался от земли и резко стал набирать высоту. Пассажиры, которым впервые предстояло прыгнуть с парашютом, сгорбились, вцепились руками в рюкзаки запасных парашютов. Их головы, обтянутые специальными шапками-шлемами, походили на яйца огромных размеров. С каждой секундой подъема "яйца" все больше и больше втягивались в плечи. У одних в глазах - ожидание, скорее бы прозвучала команда "Прыжок". У других - растерянность. У третьих - страх.