— Дорогая, я должен вернуться во дворец к своей работе, — сказал он ей той ночью.

— Я буду скучать по тебе, правда. Ты скоро вернешься?

— Как только смогу. Ведь Богу нет замены, и ему некогда отдыхать.

— Я понимаю. Я буду ждать тебя.

Девять месяцев пролетели незаметно. Вдоль дороги между двумя дворцами Иоганн организовал конные подставы, так что они могли вести постоянную переписку. Он собирался поспеть к родам, но дела задержали его, и появление сына застало его врасплох. Первое известие о долгожданном, но все-таки неожиданном событии принес запыленный посыльный, который на последнем издыхании ввалился в тронный зал и распластался перед Повелителем, протягивая обессилевшей рукой послание. Иоганн прочел его, и все поплыло у него перед глазами. В послании говорилось: «Приезжайте немедленно. Ваша жена благополучно разродилась, но случилось нечто, что вас должно заинтересовать».

Больше всего его напугала спешка, с которой было написано и отправлено письмо. Кроме того, ранее на месте слов «что вас должно заинтересовать» было написано и затем зачеркнуто что-то другое. На просвет он смог разобрать слово «странное».

Во время той незабываемой гонки он загнал трех лошадей, да и сам был немногим лучше, когда затяжной подъем наконец кончился на краю ущелья. Пошатываясь от усталости, облепленный дорожной грязью, он ворвался в полностью обустроенный госпиталь, схватил ошеломленного доктора за грудки и поднял его в воздух.

— Что случилось?! — заорал он.

— Ничего страшного, оба в прекрасном состоянии, — сказал доктор и больше не произнес ни слова, пока не был опущен на землю. — С вашим сыном все в порядке, и с вашей женой тоже. Она хочет поговорить с вами. Сиделка поможет вам привести себя в порядок, прежде чем вы войдете в ее комнату.

Подавленный тяжелым предчувствием, он покорно отдал себя в руки медсестры, специально привезенной с другой планеты, и на цыпочках вошел в комнату Ози. Они поцеловались. Ози улыбнулась и посадила его рядом с собой.

— Все прошло великолепно. Твой сын похож на тебя. У него голубые глаза и светлые волосы, сильный голос и не менее сильная воля. В нем нет ни единого изъяна, он — абсолютное совершенство.

— Я должен его увидеть.

— Сиделка принесет его. Но прежде я должна кое-что тебе сказать.

— Все что угодно.

— В школе я изучала теологию и знаю, что человек создает себе Бога по своему образу и подобию.

— Это правда, хотя имеется множество обратных примеров.

— Поэтому, если люди достаточно твердо верят, что Бог есть, Бог обязательно появится.

— С этим можно было бы поспорить. Но нельзя ли отложить эту дискуссию на потом, когда у нас будет больше времени?

— Я закончила. А вот и твой сын.

Ребенок действительно был сущим совершенством. Он уже улыбался и сжимал маленькие кулачки.

Только об одном Иоганну не сказали.

На расстоянии четырех сантиметров от младенческой головки висел как приклеенный и сиял серебристым светом нимб.

Waiting Place

© Перевод на русский язык, «Полярис», 1994

Выйдя из экрана передатчика материи, Джомфри сразу понял, что произошла ужасная ошибка. Во-первых, он почти ослеп от головной боли — классический симптом разладки ПМ. А во-вторых, он явно попал не туда — в какую-то серую пыльную камеру, а направлялся домой. Пошатываясь и прикрывая рукой глаза, он ощупью добрался до привинченной к стене скамейки и сполз на нее. Обхватив голову руками, он стал ждать, когда же стихнет боль.

Худшее было позади, и стоило благодарить судьбу за то, что он вообще остался в живых. Джомфри многое знал о неисправностях ПМ, насмотревшись фильмов по стереовизору, поскольку такие драматические случаи, хотя и очень редкие, служили естественным материалом для роботов-сценаристов. Сбой единственной микросхемки — и несчастный путешественник попадал не в тот приемник, да еще получал легкое повреждение нервной системы, которое вызывало резкую головную боль. Работники системы ПМ называли это «минимальной разладкой». Когда боль проходила, пострадавший мог набрать код ближайшей аварийной станции, сообщить о разладке и отправиться дальше. Худшее же, что могло случиться, страшно было даже вообразить: прибывали люди, вывернутые наизнанку или вытянутые в тонкие многометровые трубки кровоточащего мяса. Или еще хуже. Джомфри сжал голову руками и сказал себе, что хорошо отделался…

Свет больно ударил в приоткрытые глаза, но Джомфри вытерпел. Ноги еще дрожали, но стоять он мог, глаза немного отошли — пора обращаться за помощью. На аварийной станции должно найтись средство от головной боли. И нужно сообщить о разладке передатчика, пока кто-нибудь еще не пострадал. Он несколько секунд ощупывал онемевшими пальцами гладкую стену, пытаясь отыскать панель с кнопками.

— Не может быть! — вскрикнул Джомфри и широко открыл глаза, забыв о боли. — Здесь должна быть панель!

Но панели не было! Экран оказался только приемником. Хотя теоретически существование однонаправленного экрана ПМ было возможно, Джомфри никогда еще подобного видеть не приходилось.

— Надо выйти отсюда, — сказал он себе, отворачиваясь от пустого экрана в пустой комнате.

Держась за гладкую стену, Джомфри вышел за дверь и побрел по пустому коридору. Повернув направо, коридор вывел его на пыльную улицу. Ветер нес по ней обрывки пластикового мусора и теплый запах гнили.

— Чем скорее я отсюда выберусь, тем лучше. Нужно найти другой передатчик.

Солнце ударило ему в глаза, и он застонал от резкой боли в темени. Зажав глаза руками и глядя сквозь узкую щелочку между пальцами, он, спотыкаясь, выбрался на улицу. Из глаз бежали слезы, и сквозь их мутную пелену он тщетно рассматривал унылые серые стены, отыскивая знакомую эмблему ПМ — красную двуглавую стрелу. Но ее нигде не было.

У дверей сидел человек, на его лицо падала тень.

— Помогите, — попросил Джомфри, — мне плоха Где тут станция ПМ — не подскажете?

Человек подобрал одну ногу и вытянул другую, но ничего не сказал.

— Вы что, не понимаете? — раздраженно продолжал Джомфри. — Я болен! Ваш гражданский долг…

По-прежнему не говоря ни слова, человек подцепил Джомфри сзади пальцами ноги за лодыжку, а другой ногой ударил в колено, Джомфри упал, а незнакомец сразу поднялся.

— Гееннец, сука, — сказал он и с размаху пнул Джомфри в пах и зашагал прочь.

Джомфри долго лежал, скорчившись, тихо постанывая и боясь шевельнуться, словно яйцо с треснувшей скорлупой: тронь — и растечется. Наконец он смог сесть, осторожно вытирая горечь с губ, — и обнаружил, что все это время мимо него шли люди, но ни один из них не остановился. Нет, ему не нравилось это место, этот город, эта планета — или куда еще он попал. Он хотел выбраться отсюда. Стоять было больно, идти — еще больнее, но он пошел. Найти ПМ-станцию, выбраться, найти врача. Убраться отсюда.

В другой ситуации Джомфри мог бы заметить, что город выглядел каким-то пустынным, что на улицах совсем нет машин, обратить внимание на бесцельно слоняющихся пешеходов и полное отсутствие дорожных знаков и табличек с названиями улиц, как будто неким указом была установлена всеобщая неграмотность. Но сейчас его интересовало только одно — как отсюда выбраться.

Проходя мимо какой-то арки, он остановился, осторожно — один удар научил его быть неназойливым — заглянул внутрь и увидел двор с расставленными в беспорядке грубыми столами. Скамьями служили доски, прибитые к ножкам столов. На некоторых сидели люди. На центральном столе стоял маленький бочонок, и сидевшие шестеро мужчин и женщина наполняли из него кружки. Все присутствующие выглядели так же уныло, как и окружавшие их стены, и были одеты по большей части в какую-то серую униформу, хотя некоторые детали их одежды были сделаны из коричневого холста.

Вдруг Джомфри заметил, что к нему направляется косматая старуха, и отпрянул в страхе. Но старуха прошаркала мимо, глядя себе под ноги и держа обеими руками пластиковую кружку. Усевшись на ближайшую скамейку, она припала к своей кружке.