Константин Михайлович Станюкович

Блестящее назначение

{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

I

Во втором часу погожего осеннего дня 186* года к подъезду деревянного особнячка в одной из дальних кронштадтских улиц подъехал на извозчике капитан второго ранга Виктор Иванович Загарин, только что приехавший на пароходе из Петербурга.

Это был небольшого роста, худощавый человек лет под сорок на вид, с располагающим серьезным и озабоченным лицом, обрамленным длинными и густыми светло-русыми бакенбардами.

Одет был Загарин очень скромно.

На нем - потертое пальто, из-под отворотов которого был виден далеко не блестящий, шитый золотом, воротник мундира. На шее красовался орден. На голове была старая фуражка, чуть-чуть сбитая на затылок. В маленькой красивой руке - треуголка.

Загарин не успел позвонить, как дверь подъезда распахнулась, и моряка встретил вестовой Рябкин, молодой, красивый, чернявый матрос, сияющий здоровьем, свежий и румяный, с ослепительными зубами. Он был в синей фланелевой рубахе с открытым большим воротом, черных штанах, широких внизу и обтянутых к поясу. Опрятные ноги были босы.

- Благополучно? - с заметным нетерпением в негромком мягком голосе спросил Виктор Иванович, всегда после женитьбы задававший этот вопрос, как только возвращался домой.

- Все, слава богу, благополучно, вашескобродие!

- Виктор Викторыч и барыня гуляли?

- Есть! Прогуливались в саду, вашескобродие!

Рябкин принял треуголку и бросил на Загарина тревожный и пытливый взгляд смышленых карих глаз.

Лицо Виктора Ивановича, казалось, было спокойно.

Но Рябкин недаром же семь лет жил вестовым у Загарина и знал его самообладание. И он сразу решил, что барин "в расстройке".

Еще бы!

Он видел, что Виктор Иванович, обыкновенно добродушный, простой и веселый, особенно дома, вернулся из Петербурга таким серьезным и озабоченным, каким бывал только на мостике своего судна во время шторма или когда дома было неблагополучно.

Он обратил внимание и на то, что Загарин не летел, как всегда, в комнаты, а, напротив, словно бы нарочно замедлял шаги, поднимаясь по небольшой лестнице и проходя по галерее.

Но главное, что смутило и испугало вестового: в серых лучистых глазах Виктора Ивановича было что-то тоскливое.

И молодой матрос, всегда жизнерадостный и в последнее время совсем счастливый до глупости молодожен, - внезапно омрачился.

- Что, Рябкин? Не ожидал? - участливо спросил Загарин.

- Вышла, значит, "лезорюция", вашескобродие? - подавленным голосом промолвил Рябкин.

- То-то вышла.

И Виктор Иванович подавил вздох.

- В дальнюю, вашескобродие?

- Да. На три года.

- Ведь мы весь прошлый год были в Средиземном, а раньше три года в дальней были, вашескобродие!

- Так что же?

- Можно бы обсказать вышнему начальству, вашескобродие. Так, мол, и так...

- Ты дурак, Рябкин! - ласково промолвил Виктор Иванович.

И почему-то остановился, понюхал распустившуюся розу среди множества цветов, которыми была уставлена галерея, и вошел в прихожую.

В светлой прихожей слегка пахло смолой от большого пенькового мата. Все, начиная от вешалки и кончая лампой, сияло чистотой. Все словно бы предупреждало о безукоризненном порядке, ласковой домовитости и мире во всей небольшой квартире.

В полурастворенную дверь была видна залитая солнцем часть гостиной, сочные листья пальм, зеркало, японские вазы, ковер, мягкие кресла... И так светло... Так уютно... Так мила вся эта скромная обстановка!

И Виктор Иванович еще больнее и острее почувствовал, как "дорог ему берег"...

"А между тем его отрывают от всего, что так дорого и близко ему... Есть холостые отличные капитаны... Есть женатые, с восторгом уходящие в Тихий океан... Есть карьеристы... За что?" - снова подумал Загарин и почти строго сказал, когда Рябкин снимал с него пальто:

- Завтра перебираться на "Воин"!

- Есть, вашескобродие.

И тоскливо прибавил:

- Когда уходим?

- Да что ты пристаешь, Рябкин! - с внезапной резкостью проговорил Виктор Иванович.

- Виноват, вашескобродие... Насчет запаса полагал... По той причине и обеспокоил! - промолвил вестовой.

Виктор Иванович направился было в гостиную, но вдруг обернулся к Рябкину.

Ласково взглядывая на сконфуженного и грустно притихшего любимца-вестового, Загарин с обычной своей мягкой сдержанностью промолвил:

- Через неделю снимаемся... А о запасах для меня пока не хлопочи... У прежнего капитана, верно, все запасено... Купим у него...

И еще мягче прибавил:

- Всю эту неделю, с вечера будешь съезжать сюда... домой и оставаться до утра...

- Как же будете одни без меня на "конверте"? - озабоченно промолвил Рябкин.

- Не беспокойся. Вечерами и я домой. А к флагу вместе на корвет.

Рябкин благодарно взглянул на капитана и спросил:

- Фрыштык{410} подавать, вашескобродие? Ариша постаралась.

- Спасибо. Не надо. А ты, Рябкин, не раскисай перед Аришей... Больше расстроишь свою жену... Постарайся для нее... Будь молодцом.

- Есть, вашескобродие! Известно - бабье сословье... Ревет! проговорил, стараясь бодриться и показать себя молодцом, Рябкин.

Но голос его вздрагивал и пригожее его лицо подергивалось, точно Рябкин готов был зареветь.

II

В эту минуту, топая ножонками, в прихожую вбежал маленький мальчик лет трех, худенький, бледнолицый, с золотистыми кудрявыми волосами и прелестными, необыкновенно большими, темными глазами.

Это был тот "Виктор Викторович", о котором спрашивал отец вестового.

В первое мгновение мальчик остановился с разбега и загоревшимися глазами любовался мундиром, густыми золотыми эполетами и орденами на шее и на груди отца, и затем бросился к нему, властно поднимая ручонки и вытягивая губы, чтобы его подняли и поцеловали.

Виктор Иванович поднял, как перышко, ребенка и с какой-то особенной порывистой горячностью целовал его и с мучительной тоской взглядывал на это милое личико с большими, широко открытыми, не по-детски умными, проникновенными глазами.

Он понес своего ненаглядного "Виктора Викторовича" в гостиную, и мальчик, перебирая ордена, говорил:

- Ты не уедешь от нас, папа? Тебе позволили остаться с нами?

- Нет, милый... не позволили...

- Так возьми Вику с собой...

- А как же мама останется без Вики?

- И мамочку возьми... И Рябкина... И няню... И Аришу... И Шарика... И чижика... Всех... Всех возьми!..

Вместо ответа моряк крепко прижал к себе мальчика и, спуская его на пол, вынул из кармана игрушку.

Он завел мышку, и она побежала по полу, делая маленькие круги.

- О... папа... смотри!..

Мальчик в восторге присел на корточки.

Отец умиленно взглянул на Вику и, стараясь скрыть тоску, направился в комнату жены.

III

Но из дверей уже торопливо вышла, слегка переваливаясь, высокая матовой белизны брюнетка лет двадцати пяти, в мягком теплом капоте, прикрывающем заметную полноту ее талии.

Это была необыкновенно милая женщина, при виде которой точно светлело на душе за хорошего человека. Даже самый легкомысленный человек с невольным почтением глядел на эту скромную, слегка застенчивую красавицу, казалось, и не понимающую прелести красоты ее одухотворенного изящного лица, доверчивого и ласкового, и больших ясных правдивых глаз, опушенных длинными ресницами.

Сразу чувствовалось, что за такой женщиной нельзя было ухаживать. Ее только можно было полюбить безнадежно, завидуя счастливцу Загарину, у которого, далеко не красивого и не блестящего, такая жена, что даже кронштадтские сплетни не могли ее коснуться.

Все только дивились такой на редкость счастливой паре.