Спустя съ небольшимъ два года, въ 1333 г., Иванъ Дан. заложилъ новую, уже пятую, каменную церковъ во имя Михаила Архангела на набережной сторонѣ тогдашней площади Кремля, вѣроятно на мѣстѣ древней деревянной, которая могла быть построена еще Московскимъ княземъ Михаиломъ Ярославичемъ Хоробритомъ, братомъ Невскаго (т 1248).

Новый каменный храмъ былъ въ то же лѣто и оконченъ и освященъ 20 сентября митрополитомъ Ѳеогностомъ. Этотъ храмъ воздвигнутъ Иваномъ Даниловичемъ не безъ мысли о вѣчномъ упокоеніи въ его стѣнахъ и самому его строителю. Послѣ его кончины онъ и послужилъ общею усыпальницею для Московскаго княжескаго рода, какъ и Спасскій монастырскій храмъ послужилъ въ то же время усыпальницею для великихъ княгинь.

Въ Архангельскомъ храмѣ первымъ былъ погребенъ самъ его создатель Иванъ Даниловичъ, а въ Спасскомъ-первою его супруга Елена, скончавшаяся въ 1332 году и погребенная марта 4.

Такимъ образомъ въ теченіи четырехъ лѣтъ (1329–1333) въ Великокняжеской Москвѣ было построено четыре каменныхъ храма (въ томъ числѣ одинъ предѣльный) и каждый изъ нихъ строился въ одно лѣто не болѣе четырехъ мѣсяцевъ.

Одно это обстоятельство даетъ уже свидѣтельство, что храмы были не велики и образцомъ ихъ можетъ служить существующій до сихъ поръ храмъ Спаса на Бору, нынѣ во дворѣ Новаго дворца, о которомъ хотя и есть свидѣтельство Лѣтописи, что онъ вновь построенъ въ 1527 г. и съ предѣлами, но, по всему вѣроятію, это свидѣтельство относится только къ постройкѣ предѣловъ съ южной его стороны, главный же храмъ по своимъ очень малымъ» размѣрамъ напоминаетъ первоначальную постройку при Иванѣ Даниловичѣ Калитѣ.

Всѣ такія постройки обнаруживали значительную бѣдность Московскаго князя и вообще бѣдность всего населенія Суздальской Земли, столько разъ опустошенной Татарскими нашествіями изъ конца въ конецъ. Теперь уже не было возможности вел. князю создавать такіе храмы, какъ былъ воздвигнутъ при Андреѣ Боголюбскомъ въ маленькомъ же Владимірѣ великолѣпный дивный Успенскій Соборъ.

Въ Твери, успѣвшей обогатиться раньше, чѣмъ Москва, каменный храмъ во имя Спаса заложенъ еще въ 1280 г. и окончень въ 1290 г., а въ 1292 г. украшенъ стѣнописью. Судя по употребленному времени на его постройку, это былъ храмъ болѣе обширный, чѣмъ даже Московскій соборный храмъ Успенія, Москва съ малыми средствами могла строить изъ камня только малые храмы, которые оставались ея украшеніемъ почти цѣлыя полтораста лѣтъ.

Но кромѣ упомянутыхъ каменныхъ храмовъ, въ городѣ Кремлѣ не мало было храмовъ деревянныхъ, о количествѣ которыхъ мы узнаемъ изъ лѣтописныхъ извѣстій о пожарахъ.

Какъ только Москва стала устроиваться твердымъ гнѣздомъ, такъ и начались пожары, происходившіе и отъ несчастныхъ случаевъ, и, вѣроятно, также и отъ злодѣйскихъ поджоговъ. Въ теченіи 13 лѣтъ случилось четыре большихъ пожара, о чемъ, какъ бы съ недоумѣніемъ и намекомъ, отчего они могли происходить, замѣтилъ и лѣтописецъ. Первый пожаръ случился 3 мая 1331 г., при чемъ лѣтописецъ впервые наименовалъ: погорѣлъ городъ Кремникъ, Кремль. Второй пожаръ былъ въ 1335 г. Третій — въ 1337 г. іюня 13, когда сгорѣло 18 церквей, а Новгородскій лѣтописецъ къ этому присовокупляетъ, что тогда вся Москва погорѣла, послѣ чего случился сильный дождь, такъ что все спрятанное въ погребахъ или вынесенное на площадяхъ, «все потопло что было гдѣ выношено отъ пожара».

Это свидѣтельство любопытно въ томъ отношеніи, что, стало быть, Новгородцы были свои люди въ Москвѣ и заносили въ свою лѣтопись даже такія обстоятельства, о которыхъ другія лѣтописи совсѣмъ не упоминаютъ. Второй пожаръ Москвы, случившійся въ 1335 г., записанъ только въ одной Новгородской лѣтописи [55].

Четвертый большой пожаръ случился черезъ два-три года послѣ кончины Ивана Даниловича, при его сынѣ Симеонѣ, 31 мая 1343 г., когда также погорѣлъ весь городъ, однѣхъ церквей сгорѣло 28, по другимъ свидѣтельствамъ только 18.

Число церквей должно указывать и на численность городского населенія, которое, кромѣ Великокняжескаго двора, состояло главнымъ образомъ изъ сословія дружины и богатыхъ гостей-купцовъ, имѣвшихъ какъ тѣ, такъ и другіе значительные достатки и потому строившихъ и на своихъ дворахъ особые домовые храмы. Одинъ изъ такихъ храмовъ, какъ увидимъ, оставался въ Кремлѣ до послѣднихъ годовъ ХVІІІ ст., именно Воздвиженіе во дворѣ Головиныхъ.

Что касается пожаровъ, то необходимо припомнить, что они бывали особенно часты въ тѣ годы, когда политическая сила Москвы обнаруживала свое неуклонное возрастаніе, конечно, всегда сопровождаемое обидами и насиліемъ для тѣхъ, кто не хотѣлъ идти по слѣдамъ московской политики, крѣпко державшей въ своихъ рукахъ идею государственнаго единенія. Очень замѣтно, что пожары, это періодическое выжиганіе Москвы, совершались въ извѣстныхъ случаяхъ изъ ненависти и мести.

У оскорбленныхъ и обездоленныхъ людей, какихъ не мало могло явиться при первомъ усиленіи Москвы, пожаръ былъ единственнымъ самымъ удобнѣйшимъ средствомъ нанести обидчику и насильнику желанное возмездіе. Вотъ почему періодическіе пожары при первоначальномъ устройствѣ города Москвы въ княженіе Ивана Калиты, а потомъ въ государствованіе Ивана Третьяго, когда происходило еще болѣе сильное и болѣе богатое переустройство города, ряды такихъ пожаровъ невольно останавливаютъ вниманіе изслѣдователя и заставляють отыскивать, раскрывать ихъ причины въ тѣхъ обидахъ, какими особенно было богато время Ивана Третьяго. Горѣла Москва и отъ воли Божіей, и отъ воли обиженныхъ ею людей и по правдѣ, и по неправдѣ.

Заботливо устроивая свой родной городъ и утвердивъ въ немъ каменными храмами вѣковѣчныя мѣста и донынѣ существующихъ главнѣйшихъ зданій Кремля, Иванъ Калита года за два, по другимъ свидѣтельствамъ за 4 мѣсяца, до своей кончины, 25 ноября 1339 г., заложилъ градъ Москву дубовый, который былъ срубленъ тою зимою и оконченъ великимъ постомъ 1340 г., когда 31 марта послѣдовала и кончина строителя [56].

Поздніе лѣтописцы къ этому присовокупляютъ: «Такоже и посады въ ней (въ Москвѣ) украсивъ и слободы, и всѣмъ утверди» [57].

При постройкѣ Новаго дворца и его отдѣльныхъ апартаментовъ со стороны рѣчки Неглинной были найдены остатки упомянутыхъ дубовыхъ стѣнъ, состоявшіе изъ большихъ дубовыхъ деревъ, толщиною въ отрубѣ почти въ аршинъ, наполовину уже истлѣвшихъ и лежавшихъ въ землѣ на протяженіи болѣе семи саженъ (22 арш.) и въ разстояніи отъ стѣны Кремля на три слишкомъ сажени [58].

Какое пространство занималъ этотъ дубовый Кремникъ, на это мы не встрѣтили свидѣтельствъ ни въ лѣтописяхъ, ни въ другихъ письменныхъ памятникахъ. Но по нѣкоторымъ указаніямъ можемъ съ вѣроятностью предполагать, что его предѣльная линія съ восточной стороны на ровной площади доходила до Малаго (Николаевскаго) дворца со включеніемъ мѣстности самаго дворца и Чудова монастыря. При обновленіи дворца въ 1874 году ва его дворѣ, по направленію къ его воротамъ, подъ слоями жилаго мусора материкъ оказывался на глубинѣ отъ 9 и до 13 арш., что явно свидѣтельствовало, что здѣсь въ древнее время проходилъ глубокій ровъ, направлявшійся къ Москвѣ-рѣкѣ подъ гору на Подолъ вблизи существующей церкви Константина и Елены, гдѣ на Подолѣ и въ ХVІІ ст. пролегала особая улица между старинными боярскими дворами и стоявшими тамъ церквами. Въ то время одна изъ этихъ церквей во имя Рождества Богородицы обозначалась что на Трубѣ, слѣд. стояла какъ можно полагать надъ древнимъ рвомъ, который потомъ былъ обдѣланъ трубою для стока съ площади весеннихъ и дождевыхъ водъ. Эта труба проходила и подъ Кремлевскою стѣною къ Москвѣ-рѣкѣ.

Съ западной, то-есть съ С. 3. стороны, по теченію Неглинной, межа дубоваго города оканчивалась у грота въ Александровскомъ саду или съ внутренней стороны у главныхъ воротъ Арсенала, противъ улицы Никитской. Именно эта Никитская улица, не имѣющая теперь своего продолженія въ Кремль, должна указывать, что нѣкогда она служила большою дорогою отъ Волока-Ламскаго, откуда шелъ торговый путь изъ Новгорода къ древнему Москворѣцкому торговому пристанищу, въ первое время существовавшему еще на Подолѣ самаго Кремля, почему и дорога пролегала возлѣ восточной стѣны Кремника.