Я подняла голову. Эзра смотрел на потолок, глаза потемнели от воспоминаний.
— Это неестественно, — прошептал он, — делить свое тело… делить разум. Порой я не знаю, какие мысли мои, а какие — его. Когда я злюсь или боюсь, я словно тону, пропадаю. И эмоции будто не мои. Они отражают его, и все закручивается по спирали, и я не могу остановить это…
Я сжала с силой его руку.
— Ты видела… холод и тьму. Так происходит, когда я теряю контроль над эмоциями. Тогда Этерран пытается захватить меня, а порой он отталкивает меня от края, чтобы спасти нас обоих.
Он сжал пальцами край моей майки.
— Этого мы все боимся. Если демон захватывает, мы можем отбить контроль. Но если мы теряем себя… если эмоции переполняют нас, и мы пропадаем, и остается только страх и гнев…
Он утих, и я могла лишь отчаянно сжимать его, как он сжимал меня, словно от близости слова были менее пугающими.
— У нее демон был три месяца, — прошептал он, — и она не смогла справиться. Или из-за демона, или из-за эмоций, или из-за всего. Я пытался ей помочь, но что я тогда знал? Она… плакала ночью, боясь, что они убьют ее из-за слабого контроля. Я пытался успокоить ее, но ее страх становился все хуже, и она… сорвалась и обезумела.
— Демон захватил ее? — робко прошептала я.
— Нет. Страдает не только разум человека. Они с ее демоном сошли с ума вместе. Гнев и страх, сила и магия вырвались из нее без повода и ограничений.
— Это ты имел в виду, когда сказал, что потеряешь разум из-за демона?
— Так погибают демонические маги. Этерран может это пережить, а я — нет, — его ладонь поднялась по моей спине и запуталась в моих волосах. — Я знал, что происходило, но думал, что мог ее спасти. Может, я мог подавить ее или вырубить, сделать то, что приведет ее в чувство. Но, когда я попытался, она… распорола меня. Я выжил только потому, что Этерран исцелил мои раны. Он не смог толком починить мой глаз.
Он замолчал, и я тихо спросила:
— Что с ней случилось?
— Я ничего не смог сделать. Я боролся с Этерраном, пытался встать, потому что они шли убить ее…
Он затих, и я больше не спрашивала. Я могла догадаться, что случилось, я уже это видела. Эзра начал терять сознание, это дало Этеррану захватить его и исцелить раны. И какие-то «они» убили девушку.
Теперь я знала, кем была девушка на его спрятанной фотографии — блондинка, обнимающая юного Эзру без шрамов, и побережье Орегона тянулось за ними. В пятнадцать он пытался спасти ее, а вместо этого увидел ее смерть.
Его ждала ее судьба. Он видел в ней безумие и жестокость, которыми закончится его жизнь. Аарон и Кай обещали оборвать его жизнь до этого, и я теперь понимала, как они могли пообещать такой ужас.
Я открыла рот, но не могла говорить. Я не могла обещать, что мы спасем его, но решимость горела во мне, опаляя кости.
Я не подведу его.
Я не могла ничего сказать, провела пальцами по его щеке, по небольшой щетине на челюсти. Я улыбнулась и бодро спросила:
— Как насчет завтрака?
Мгновение казалось, что он не ответит, его взгляд был темным от отчаяния. Эзра вдохнул, выдохнул, и его нежная улыбка вернулась.
— Только если ты готовишь.
— Договорились, — я села, на один мучительно чудесный миг оказалась верхом на нем, мои бедра прижались к его бедрам, ладонь легла на его грудь. Но я двигалась дальше, спрыгнула с дивана и выпрямилась.
Оставив его лежать, я закрылась в ванной. Дом Аарона был из тех старых строений, где не было ванной наверху, и обычно это было неудобным, но этим утром сработало в мою пользу. Я смогла быстро убежать туда, чтобы взять себя в руки.
Я быстро разобралась с делами тут, почистила зубы — да, тут была моя щетка — и беспомощно посмотрела на свои кудри. Тот бардак могли исправить только вода и средства для волос.
Мои ореховые глаза смотрели на меня из зеркала. Зак обещал выяснить насчет демонических артефактов. Робин делилась зацепкой по редким знаниям о Демонике. И у меня был демонический амулет. Мы втроем разберемся. Должны.