Предлагаемая здесь работа заканчивает собою общий обзор начального периода истории современной России и должна служить как бы введением к моим прежним сочинениям. Она завершает собою также цикл монографий, более детальных, хотя, конечно, и неполных, в которых я пытался изложить русскую историю в течение трех веков, от Ивана Грозного до Екатерины Великой.

Мне уже заметили, одни в виде порицания, другие в виде похвалы, что на этом длинном пути я часто делал отступления, так сказать, шел зигзагами. Причину этого я уже объяснял, но и теперь считаю своим долгом опять извиниться. Я делал, что мог и как мог. Двадцать лет тому назад я не располагал теми источниками, которые позволяли мне потом приступить к исследованию этих отдаленнейших эпох прошедшего, к тому же недостаточно исследованного. Начиная с конца и рисуя моим читателям сначала обольстительный образ Екатерины, я однако был чужд всякой задней мысли. Если кто, предполагая противное, хотел сделать мне комплимент, то я его не заслужил.

Обнародование моего предыдущего сочинения, посвященного смутной поре конца шестнадцатого и начала семнадцатого веков, случайно совпало со взрывом нового революционного кризиса. Другое совпадение (а я о нем совсем и не думал), придаст этой работе вид кажущейся современности. В 1913 году династия Романовых будет праздновать трехсотлетие своего воцарения. Чтобы возбудить и привлечь наше внимание, первые шаги этого знаменитого дома не нуждаются в таких ссылках.

В эпоху его выступления совершились события, которым еще и до сих пор не перестают обусловливать внутреннюю и внешнюю жизнь великой северной империи. По меткому выражение Ключевского, современный русский человек, подходя к этому периоду национальной истории, испытывает такое впечатление, как будто бы читает свою автобиографию.

В семнадцатом веке мы имеем все еще Московское государство, но уже его эксцентрическое ядро на финской земле начинает расти и распространяться по всем направлениям, начинает создаваться та великая, огромная Россия, которую мы знаем. В этом семнадцатом веке оканчивается дело «великих собирателей земли русской». Наследники распавшейся монархии первых Рюриковичей снова захватывают вместе с древнею столицею, Киевом, значительную часть наследия Владимира. В течение своей вековой борьбы с Польшею за владение этими областями и за гегемонию в славянском мире, новая зарождающаяся Россия берет решительный перевес над своею западною соперницею и в то же время достигает на востоке берегов Тихого Океана. Она переходит окончательно в ряды великих европейских и азиатских держав.

Исполняя подобную задачу, стремясь отчасти облегчить ее, оправляясь после недавних погромов, упрочивая наиболее важные учреждения, развивая свою политическую мощь, древне-московское государство попутно освобождалось от некоторых слишком архаических черт седого прошлого. Оно вступает в сношения с западною цивилизациею, претворяет в себе ее первоначальные элементы и так сказать предвосхищает и подготовляет во многих пунктах реформаторскую деятельность Петра Великого.

В то же самое время замечаются глубокие изменения в социальной и экономической жизни, обнаруживающие характерные черты современного режима. Старинная аристократическая форма управления страною уступает место все возрастающей дифференциации социальных классов. Правящее «боярство» теряет одну за другою свои привилегии и свою политическую диктатуру, претворяясь в новый привилегированный класс дворян с более широкою и существенно демократическою базою. Зарождающаяся промышленность дает толчок возникновению третьего сословия. Но, подчиняясь невольно противоречию, составляющему исторический закон этой парадоксальной судьбы, демократическое движение повело совсем не к эмансипации, а к политическому и экономическому порабощению заинтересованных классов. Обращение дворянства в роль правящего класса повлекло за собою превращение свободных крестьян в крепостных. Политическое же влияние, приобретенное новым привилегированным классом, имело тенденцию превратиться во власть бюрократическую. Расцвет буржуазии был остановлен экономическим режимом, который в интересах государства возложил на нее все тягости барщины. Государство, в свою очередь, стремится основать свое всемогущество и свою силу не на свободном развитии, а на возможно полном порабощении всех классов.

Целый ряд потрясающих драм сопровождал эту эволюцию: борьба церкви со светскою властью, сопротивление клнсервативных инстинктов новым веяниям, борьба совести за свою свободу, ряд кровавых войн, бунтов и возмущений. Именно в эту эпоху, дойдя до своего апогея, своеобразная казачья вольница совершает свои последние великие подвиги, и в ту же пору родился из моря крови раскол к той интенсивной жизни, которая воодушевляет его и в наши дни.

На этой сцене, полной трагических событий, появляются актеры, достойные предназначенной для них роли. Наряду с патриархом Никоном, мощною личностью и творцом церковной реформы, достигает почти эпического величия, выступая на защиту прежних верований, простой поп Аввакум. А сколько еще других фигур ярких, характерных, героических или трогательных стоят рядом с ними: Стенька Разин, атаман возмутившихся донских казаков, колеблющийся между завоеванием Москвы и Тегерана, Богдан Хмельницкий, глава восставших днепровских казаков, пытавшийся восстановить для себя старинное киевское княжество, и совершенно в других рамках, в недрах родившегося раскола святая, блаженная, по выражение Аввакума, Федосья Морозова.

Михаил Феодорович становится робким основателем династии, но ему помогает, разделяя с ним власть, его отец, невольный монах, импровизированный патриарх и регент на правах отеческого авторитета, являясь чем-то вроде московского Ришелье – фигура чрезвычайно интересная. За ними же следует второй Романов, отец Петра Великого, на которого нельзя не обратить внимания, как на одного из наиболее высоконравственных монархов всех времен и народов.

К этим интересным фактам необходимо прибавить еще один. В XV и XVI столетиях лишь намеченные, стертые в XVII веке европейской культурой, характерные черты московского типа теперь, как раз накануне своего исчезновения, достигают своего полного развития, так что их можно уловить и запечатлеть.

Между тем даже в России эта эпоха до сих пор не явилась предметом какой-либо цельной работы, за исключением общей истории Соловьева, которая теперь во многих отношениях устарела, да и, по политическим мотивам, автор ее не мог произвести достаточно тщательного исследования. Такое же исключение представляет собой и недавно опубликованная третья часть курса истории Ключевского, мастерский труд, ограничивающийся однако общими положениями и предполагающий основательное знакомство с предметом. Даже царствование Алексея ожидает своего историка после труда Берга, появившегося в 1831 году и не имеющего уже научного значения.

Наш труд и должен восполнить этот пробел. Я не осмеливаюсь сказать, что он будет восполнен целиком, но все-таки надеюсь, что мне здесь удалось не без некоторой пользы дать несколько общих взглядов и определенных данных.

Что касается частностей, то русская литература собрала для этой эпохи достаточно материала в виде монографий и обнародований различных документов. Я использовал их, стараясь их дополнить по мере сил. Так как история России сталкивается во многих местах, особенно в Украйне, с историей Польши, то я должен был черпать материал и в польских источниках и даже в малорусской литературе, обогащенной недавно важными работами Грушевского, ставшими частью доступными и европейской публики благодаря немецкому переводу.

Вновь приношу свою благодарность всем тем, кто на протяжении двадцати лет старались помочь выполнение моей задачи. Почти в то самое время, как я оканчивал свою работу, отошел в вечность Иван Иванович Щукин, мой друг или скорее почти сотрудник, поскольку я очень часто и всегда с пользою для себя прибегал к помощи его богатой библиотеки и его обширной эрудиции.