- Который час?

- Десять уже, Капабланка!

Лизкины брови подлетели к мыску волос, она посмотрела на часы и, убедившись, нахмурилась. Что не осталось незамеченным Горским старшим.

- Отбой, - провозгласил он. – Пашка придет – ремня дам. А пока всем делать ночь!

- На добраніч, - пискнула Лиза и тут же улепетнула в их с мужем комнату.

- И что все это значит? – сердито спросил Николай Васильевич супругу. – Танька?

- А я откуда знаю? – не менее сердито ответила Изольда Игнатьевна. – Или ты думаешь, он мне рассказывать станет?

- Танька станет. Ладно, понято. Спать пошли, конспираторша.

- Твоя нелепая инсинуация ничем не обоснована, - надулась Горская, отправляясь в спальню.

Между тем, Лизка страдала.

Мысль о муже в объятиях другой женщины не желала покидать ее светлой в прямом смысле слова головы.

С час в абсолютной темноте она ворочалась с боку на бок. А когда сомнений в том, где в такое позднее время может находиться Павел, не осталось, не выдержала и вскочила. Включила ночник, перебралась на Пашкину половину кровати, села, подтянув к подбородку коленки, и тихонько всхлипнула. Твердое решение не плакать как-то разом позабылось. И пять минут спустя она с чистой совестью ревела, уткнувшись носом в ночную рубашку, натянувшуюся между коленей. Пока не почувствовала страшную усталость и не откинулась на подушку, наблюдая, как легкий сквозняк треплет занавеску. Слезы постепенно высыхали, а она засыпала. В таком состоянии ее и застал Павел Николаевич Горский, явившийся домой.

Был он, мягко выражаясь, не трезв.

Дело заключалось в том, что встречался он со своим закадычным армейским другом – Яшкой Булычевым. Яшка был из Воркуты, воспитывался в детдоме, и чем заниматься после дембеля не представлял совсем. Сдружились они после одного случая, приключившегося с Пашкой, о котором он никогда и никому не рассказывал. Но если бы не Яшка тогда, может, и не было бы товарища Горского сегодня на свете белом. В общем, уговорил Павел своего друга приехать с ним в Одессу, поступить в университет. И теперь служил Яков Иванович старшим лейтенантом в рядах славной советской милиции. Был Яшка убежденным холостяком, и редкие нынче встречи с Горским всегда заканчивались банальной попойкой (кальвадосили до состояния «мертві бджоли не гудуть», как говаривал известный полиглот Николай Васильевич). Это и было основной причиной, по которой Павел не взял Лизу с собой.

- Лиза, - невнятно, но невероятно довольным тоном протянул Павел.

Из кармана пиджака была извлечена бутылка пива на утро, одежда криво приземлилась на стул, а сам товарищ секретарь комитета комсомола сутисковского завода «Автоэлектроаппаратура» тяжело завалился на кровать.

- О, Господи! – запищала Лизка, скатившись невольно к нему по прогнувшейся панцирной сетке. – Ти врем’я бачив?

- Давно, где-то около одиннадцати, - хмыкнул Павел, забросив руку ей на талию и уткнувшись лицом в плечо.

- Ти чи п’яний? Точно п’яний! Хуже Федьки!

- Мы по чуть-чуть. Ну, правда, Лизончик.

Лизка тихо охнула и закрыла нос рукой. К горлу подступила резкая тошнота. Еще хуже, чем от грузинского вина.

- Ти шо? Іздєваєшся? Всю душу мені вимотав! Я ніч не сплю, чекаю, а він! По чуть-чуть!

- Так спала бы. Я ж сказал, к другу поехал, буду поздно, - Павел потер глаза.

Знала Лизка Пашкиных друзей! И подруг тоже знала! Она собиралась высказаться по этому поводу, как вдруг ее осенило: это ж Танька его напоила! Чтобы потом воспользоваться, так сказать… А этот-то? Поддался? Она устало провела рукой по волосам, убирая челку со лба – стало жарко. Быстро склонилась к Пашке с твердым намерением унюхать посторонний аромат чужих духов. Но запах самогонки перебивал все. Да так, что у нее в глазах потемнело, и снова подкатила тошнота.

Она торопливо закрыла ладонью рот и бросилась в уборную.

- Лизка, ты чего? – спросил вслед Павел, но, не дождавшись ответа, натянул на себя простыню и провалился в сон.

Спустя двадцать минут простыня была сдернута. А Лизка, зеленая, будто наелась жаб, стояла над ним и сердито толкала в бок:

- А ну прокидайся! Я з тобой спать не буду! Я відєть тебе не можу!

- А с кем ты будешь спать? – непонимающе спросил Пашка, продирая глаза.

- Сама! Я буду спать сама! А ти – з ким пив, з тим і спи!

- Совсем рехнулась? – рявкнул Пашка. – Я с бабами сплю!

Лизка задохнулась от ужаса. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке – так мамка говорила!

- Ну от і йди, з ким хочеш, куди хочеш! – зашипела она. – Я з тобой спать не буду! Хватіт!

- Ну и пойду! – Горский вскочил с кровати. В майке, трусах и носках, взлохмаченный и с отросшей щетиной, он являл собой весьма живописную картину. – И пойду! Только заруби себе на носу, - деловито заявил он, - это ты сама меня выгнала! И я теперь куда захочу, туда и пойду!

Он гордо развернулся, чуть качнувшись, и прошлепал к выходу. Неожиданно уже на пороге резко поменял траекторию на 180 градусов, вернулся, забрал с тумбочки пиво, отсалютовал бутылкой своей благоверной и, наконец, вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Лизка сердито легла в постель и попыталась уснуть. Но через пять минут уже бродила по дому в темноте, разыскивая, где устроился Павел. Ни в гостиной, ни на кухне, ни в маленькой комнатушке, где Лизка прикинула со временем сделать комнату для будущего малыша, мужа не обнаружилось. Едва сдерживая рыдания, она выскочила во двор, думая, что он мог улечься на лавке или в гамаке. Но и там Павла не было. Зато на соседнем участке, в домике, который пустовал уже несколько дней, горел свет.

- Вони разом і приїхали? – простонала Лизка, понимая, где находится муж.

Но все-таки надеялась на чудо. Чуда не произошло.

Утром, после того, как Лизавета так и не сомкнула глаз ночью, Танька была обнаружена у забора их дачи, мило беседующей с Изольдой Игнатьевной. И очаровательно улыбающейся. Даже, пожалуй, весьма самодовольно улыбающейся.

«Дура, дура, дура!» - повторяла про себя Лизка. И уныло смотрела на чемодан, выглядывавший из-под кровати.

… о маме, разлучнице и законной жене 

- Что мы стоим у калитки? – любезно спросила Изольда Игнатьевна.

Она бросила быстрый взгляд на окно детей – там колыхнулась занавеска. Ночью до нее доносился какой-то шум, но Горская не была уверена, что ей это не послышалось. Смущало, что не было видно ни Лизы, ни Павла.

- Идем на веранду, Таня. Чаю хочешь?

- Я с удовольствием, Изольда Игнатьевна! – радостно сообщила Татьяна, прошла во двор и уже на веранде защебетала: – Как вы эту неделю провели? Корову или кого там… гусей не завели?