Даже начала с годами понимать отца, все его старания и поступки.
Но семьи у них не сложилось, не той, что хотела бы сама Маришка.
А в тот миг, оглянувшись, она поняла, увидела, что незримо стало меняться у них в доме.
«У них».
Усмехнулась, с сожалением глядя на разбитую чашку.
Уже «у них».
Не «у неё», а «у них». Ох*енеть, не встать!
После того, как Таня замечательно продемонстрировала Константину все свои дружеские чувства, после припадочного смеха, что её самой, что Кости, который не поленился ей позвонить и рассказать все действо в лицах, так как в комплексе, где он проживает, на подземном паркинге расположены камеры наблюдения, наступило какое-то перемирие.
Она пропадала на работе, времени было мало, Джон взял в осаду ее телефон, и почти целыми днями они были на связи. Не могла просто взять и сбросить на Андрея проект, который курировала больше полугода сама лично, и на Таню такое тоже не оставишь, и так завалила ее работой выше крыши. А Андрею просто перестала доверять, в связи с последними новостями.
Костя стал частью ее семьи.
Возил Илью на тренировки по фехтованию, познакомился с тренерами, с парнями из его группы, с его друзьями. Общался с учителями, и даже начал с сыном заниматься английским.
Илье нужна языковая практика (в этом году сын решил пропустить английский летний лагерь от своей школы), а его друг из Америки, с которым они по скайпу общаются, сейчас с родителями на отдыхе. Вот Костя и предложил такой вариант. Все были в восторге, Маришка за ужином кивнула и пошла в кабинет работать. Так что, теперь у Кости было много поводов проводить все его свободное время рядом с сыном, и с ней соответственно.
Костя с сыном каждый вечер встречали ее с работы, поэтому задерживаться она права не имела, ее ведь ждали. Брала бумаги с собой и все.
Они вместе гуляли или до ужина, или после, пока погода позволяла.
Разговаривали, что-то даже планировали.
Но это стало традицией.
Когда Костя оставался у них ночевать, а такое тоже становилось нормой, смотрели вместе кино. Вытаскивали ее с кабинета, причем оба с таким умильным выражением на лице, что у нее просто не хватало силы воли, чтобы отказать этим рыжим лисам.
Совместные завтраки,- Любаша выучила его вкусы, Васька вообще стал за своего принимать,- превращались в обсуждение дел на день, или просто болтали о новостях из зарубежья. Когда эти двое начинали спорить о том, кто же все-таки победит на президентских выборах в США, а кого выгодней иметь на таком посту, для России и российских бизнесменов, тут Маришка умывала руки и просто наслаждалась аргументами спорщиков. Программа Соловьева по федеральному каналу, по сравнению с ними, просто отдыхала. Хотя, они втроем и не чурались смотреть ее по вечерам, если не могли сойтись в выборе фильма для просмотра.
У нее в голове они уже втроем проводили отпуск.
Но хуже всего было, что ей это все нравилось.
Дурацкое ощущение семьи. Мужчины в доме, с которым сын мог пошушукаться, пошутить и не бояться быть одернутым за слишком чёрный юмор, а такое случалось.
В доме звучали голоса, раздавался смех, и она с работы теперь летела не только, чтобы увидеть сына, но и Костю.
Эта потребность ее пугала. Маришка даже и не осознавала, насколько прочно за короткое время ей вновь станет этот мужчина, родным.
Будто снова вернулась в прошлое, где потребность в его теле, касаниях, в голосе становилась необходимостью на грани сохранения жизни, как потребности в воздухе.
Снова легкие, ничего не значащие прикосновения, неловкие объятия при встрече, поцелуи в щеку. Но чертово тело предавало. Оно горело от воспоминаний, жаждало вновь жестких властных касаний. Влажных поцелуев губ. Сильных рук на ее теле. Низ живота скручивало от болезненного ощущения пустоты внутри. Грудь болела и ныла, ждала и требовала своей ласки.
Она с ума сходила от того, как сильно хотела заняться с ним сексом.
Это мешало думать.
Она отстранялась от всего, занималась делами, но порой замирала и возвращалась мыслями в их прошлое. И снова начинала гореть, плавиться.
Черт!
Выдохнула. Отошла от окна. Спокойным, уверенным шагом дошла до стола и нажала на кнопку селектора:
- Маша, пусть мне пришлют кого-то, я чашку разбила.
- Хорошо, Марина Александровна.
И через пару секунд вошла сама Маша с совком и щеткой в руках, и бумажными салфетками под мышкой.
- У нас что, вдруг уволились все уборщицы? - выразительно выгнула бровь, девочка под ее взглядом покраснела.
- Я... я просто всё равно не занята, а знать кому-то, что Вы любимую чашку разбили, не нужно. Коля караулит приемную.
- Вы решили в шпионов поиграть, что ли?
- Просто, Вы такая напряженная ходите, и Андрей Сергеевич..., - она вдруг замолкла и покраснела.
- Что, Андрей Сергеевич?
- Просил ему доложить, если Вы вдруг, злее обычного станете. Вот мы и решили, что я лучше сама тихонько уберу.
Девушка аккуратно убирала крупные осколки керамики в бумажную салфетку, и методично сметала щеткой мелкие частицы.
А Маришка снова застыла. Пораженно опустилась на кресло и откинулась на спинку, стараясь успокоиться.
Попросил, значит. Ждет! Выжидает!
- Машуня, - медленно протянула, - А больше Андрей Сергеевич ничего не говорил?
- Насколько я знаю, нет.
- Что у меня с ближайшими часами? Никаких встреч нет?
- Вы просили напомнить, что в обед у Вас личная встреча.
- Личная встреча, да, да...- у нее мысли уже были не о том. Личное можно перенести, если что. Приемная будет пустая, можно не сдерживаться.
- Ты закончила?
Маша встала с корточек, поправила светлую юбку и выбросила все бумажные салфетки в мусорную корзину возле стола.
- Да, может Вам кофе сделать?
- Нет. Лучше вызови ко мне Разецкого, если он на месте сейчас и с Колей проследите, чтобы ни одна живая душа близко к приемной не подходила.
- Поняла, сделаем.
У нее было примерно пять минут на подготовку. Время пошло.
Прошла к брошенной на полке сумке, вытащила на свет божий косметичку. Быстро проверила цвет лица. Бледный, но терпимо. Губы подкрасила яркой помадой, ухмыльнулась своему отражению в зеркале.
Платье сидело безупречно.
Теперь вторая часть.
В рабочем столе был сейф для особо важных документов.
Набрала комбинацию и быстро нашла нужную папку.
Что ж, он решил с ней поиграть. Ладно. Будем играть по-крупному. Крупье, принимайте ставки.
Специально положила папку на край стола. Она была приметного ярко-желтого цвета, Андрей ее сразу узнает.
Сама отошла к окну и повернулась к двери, спиной.
Партия должна быть разыграна от начала до конца.
Тихий стук без всяких просьб и разрешений войти. Тихо щелкнул механизм замка, повернулась ручка.
Спокойные шаги. Снова щелчок замка. Дверь закрыта.
- Вызывала?
- Проходи.
Говорила спокойно, сдержанно. Так и стояла, спиной к нему. Но кулаки побелели от того, что сильно сжала. Не хватало сил, чтобы сдерживать собственный характер и собственную ярость. Руки потряхивало. Но кулаки были сжаты, как скованные камнем. Ни шанса на проявление, неуместных сейчас, эмоций.
Она молчала. Ждала, пока тот увидит папку. Слушала его шаги.
Андрей замер возле стола. Застыл молча, и она могла поклясться, что взбешенно смотрел на папку. Послышался шорох. Взял ее в руки, открыл, проверяя то ли это, о чем он подумал, или глупая шутка. Только он знал,- Маришка не любит глупые шутки.
- Что все это значит?
- А ты как думаешь?
- Марина, я не понимаю тебя. Что происходит?
- Может, ты сам мне расскажешь, что происходит? Или мне еще неделю подождать, пока ты окончательно с катушек не слетишь, а потом с тобой разговаривать? - вкрадчиво спросила, но так и не повернулась к нему. Не было сил смотреть на него.
- Ты не так все поняла, - он начал оправдываться, - Карим переведет к концу дня весь остаток, не дури.