Он был здесь лишь по необходимости — искал Киану. Он отринул кровную связь со своим племенем и отправился в одиночку. По правде говоря, он знал, что его поиски были тщетны, но он никогда не откажется от надежды, не раньше последнего вздоха, когда его тело и его душа отправятся в Голморру, или в саму преисподнюю. Если его постигнет неудача, он убьет многих из этих демонов, столько, сколько сможет, прежде чем умрет.

Он был Гератом из Ку Туэрны, и Киана была его женой.

Тишина упала на джунгли, когда Герат подошел к основанию темной башни, огромной, как ствол красного дерева, но черной, как гагат. Не было ни одного входа на этом уровне, и Герат, отбросив копье и щит, решил было подняться наверх по дереву, увитому лианами, что росло рядом с башней.

Но самая высокая точка, которой он мог бы достичь, была намного ниже арочного балкона, где исчезли крылатые твари. Герат собрал несколько гибких лиан, которые украшали ближайшие деревья, и сделал из них веревку, которую привязал к копью. Он отломил крепкую ветку, укрепил к ней под углом кремневый нож и прочно привязал ветку ниже наконечника копья. Затем он занес мощную руку и бросил копье, и оно полетело вверх по большой дуге.

Самодельный крючок зацепился за край балкона, и Герат опробовал его, чтобы убедиться, что он сможет выдержать его вес. Затем он привязал второй конец к дереву, которое выбрал, и взобрался по веревке к балкону.

Герат замер на пороге, уставившись в глубины темной башни.

Конан пошевелился и проснулся внезапно, как будто вырвавшись из тисков темного кошмара. Его тело горело тысячами огней, и он свирепо посмотрел, словно через легкую дымку, на несколько расплывчатых лиц. Он услышал голос, который говорил словно сквозь туман веков.

«Он просыпается. Бред проходит».

Конан сел. Остатки его порванной кольчуги были сняты, а его раны очищены и обработаны. Он был в большом скудно обставленном подвале. Пять кофийцев были в комнате вместе с ним, двое в доспехах, стоявшие на страже, другие трое в более повседневных одеждах, опоясанные широкими поясами, на которых висели мечи. Один из троих, тот, что был с небольшой аккуратно подстриженной бородкой, которая заостряла его ястребиные черты, вел себя властно и высокомерно, словно тот, кто был рожден командовать. Конан сразу невзлюбил этого человека.

Недавний сон все еще лежал тяжелым бременем на уме Конана, когда он нетвердо поднялся на ноги. Два охранника вышли вперед, но бородатый кофиец остановил их нетерпеливым жестом. Это был не маленький жест доверия, ибо, даже раненый и ослабевший, мощный гигант-киммериец излучал первобытную энергию, говорящую о смерти и жестоких травмах.

— Клянусь богами, мне сказали, что вы сражались с десятью-пятнадцатью демоническими отродьями на крыше дворца Киресиаса. И все же вы до сих пор живы.

— Да, Кром, — пробормотал Конан мрачно.

Бородатый кофиец дал сигнал одному из своих людей.

— Принеси вина для чужеземца.

Человек принес кубок и бурдюк из дальней части подвала, наполнил его и вручил Конану. Не обращая внимания на протянутый напиток, Конан выхватил бурдюк из рук человека и надолго приложился к нему.

— Как долго я пролежал здесь? — спросил он, наконец.

— Почти целый день.

Конан угрюмо кивнул.

— Что происходит с теми, кого забирают в замок? — спросил он.

— Те из нас, кто отважился находиться возле стен замка ночью, слышали крики со двора внутри. Если слухи верны, эти крылатые демоны едят своих жертв живыми.

Тень пробежала по украшенному шрамами лицу Конана, и его челюсти сжались конвульсивно. Если целый день прошел с тех пор, как он видел Ниссу, когда ее забрали, вероятно, она уже мертва. Не чуждый смерти, Конан видел людей и зверей, умирающих многочисленными жуткими способами. Ястреб охотится на зайца, лев на оленя; это путь природы. Но мысли о другом человеке, страдающем в руках этих жутких созданий, породили красную волну убийственного гнева, прошедшую даже через его затвердевшие в бою вены. Некоторые темные образы его память потянула из тайников души, и сон, который он увидел в бреду, приобрел новое значение.

— Последнее, что я слышал, — сказал Конан, — Альтарус был правителем Яралета. Почему тогда мужчины Кофа разбираются с этими демонами?

— Альтарус мертв, — изрек кофиец. — Я — Валантиус, сын Альтаруса, и правитель Яралета.

— Правитель, который прячется в подвалах, и чьи люди крадутся по городу в ночное время, — проворчал Конан и вытер вино с губ тыльной стороной мускулистого плеча.

Глаза Валантиуса яростно блеснули.

— Придержи свой язык, северный пес, и отвечай мне! Где воины Аскалуса сейчас, и каковы его планы?

Конан глухо рассмеялся.

— Во-первых, верните мне мое оружие и дайте немного еды, а потом я расскажу вам все об Аскалусе.

Валантиус впился в Конана расчетливым взглядом, потом сделал знак одному из своих слуг.

Мужчина колебался мгновение, а после повернулся и достал портупею Конана. Конан пристегнул ее к поясу и с удовлетворением хмыкнул, когда оружие оказалось на своем месте, с облегчением почувствовав знакомую тяжесть своего большого клинка на бедре.

Валантиус вышел через дверь в окружении двух своих одетых в броню охранников. Конан последовал за ними легкой походкой дикой пантеры, оказавшейся среди своры военных гончих. За Конаном вышли двое оставшихся слуг Валантиуса, и все вместе они перешли в соседнюю комнату, где сидели остальные воины Валантиуса, тихо о чем-то разговаривая, и пили с таким унылым видом, словно им уже нанесли поражение. Их угрюмые глаза рассматривали Конана, когда он сел рядом с Валантиусом за стол, который занимал дальний конец длинной низкой комнаты. Факелы мерцали в своих держателях вдоль стен.

Еду принесли лишь для них двоих. Валантиус ел экономно, в то время как Конан ел и пил с жадностью, словно голодный медведь.

— Я нанялся наемником к Ревасу, — сказал Конан. — Ревас же был нанят Заморой для перехода через границу с целью совершить набег на сельскую местность около Яралета. Мы не ожидали какого-либо большого сопротивления, но Аскалус пришел с юго-запада с достаточным количеством людей для маленькой армии. Что он делал так далеко к северо-востоку от Хоршемиша с такой силой?

Мы перестроились вовремя, чтобы встретиться с ним на равнине.

Я ехал в составе легкой кавалерии на правом фланге. Мы атаковали кофийскую пехоту, которая пыталась обойти нас, рассеяли их и поскакали вниз по равнине, а затем я рухнул на землю среди группы пехотинцев, которые укрылись и атаковали мою лошадь. Я встал, чтобы оказаться в окружении солдат, которые кричали, словно демоны, и били меня в брюхо клинками кофийской стали. Я убил нескольких из них, а остальные убежали, но я был ранен в бедро, остался без лошади, а остальная часть моего подразделения развернулась и снова вступила в бой, оставив меня одного на дальнем краю равнины.

Опираясь на свой меч, я наблюдал за развитием битвы, и силы Реваса имели преимущество еще некоторое время.

Затем, чтобы рассеять конницу Реваса, Аскалус повел свою собственную конницу в контратаку на фланг Реваса. Аскалус атаковал неожиданно, а затем развернулся и сломал ряды наемников. Я наблюдал с дальнего края равнины, как армия Заморы была разгромлена и бежала, словно в мыле, перед атакующими всадниками Аскалуса.

Но Аскалус не преследовал и не остался в поле после битвы. Несмотря на то, что он выиграл, его войска были сильно потрепаны, и люди Аскалуса пограбили и двинулись дальше на юг.

В это время я похромал обратно на поле туда, где осталось много неиспользованных вещей, и среди камышей на берегу недалекой речки, куда я пошел, чтобы очистить свои раны, я нашел тело мертвого кофийского офицера и взял его броню. Оттуда я пришел к Яралету.

Валантиус издал циничный смешок.

— Итак, ты с Заморой, в конце концов. Ты настоящий мошенник. Я казню тебя, как шпиона Заморы.