— Вы что же её беременную- то одну оставили? — Спросил тогда врач, и Колдун не нашелся, что сказать в ответ.

Разве мог он объяснить, что зона позвала, и он ринулся к ней на свидание. Разве мог?…

Потом была бессонная ночь, даже более тяжелая, чем в карауле на Милитари, и новый разговор с врачом, но уже на повышенных тонах.

— …и себя и ребенка погубила… — Бросил тогда врач, и эта новость перечеркнула всё…

Колдун хотел остановиться. Он мечтал быть с женой, вдали от зоны, но Чернобыльская аномалия тянула его к себе, словно наркотик, которого надо всё больше и больше. Говорят, так было и с другими — сначала сталкеры не жили в зоне, но со временем им нужно было всё больше её грязного воздуха, всё больше зараженной земли. Они становились её пленниками, её рабами, и вскоре уже тысячи сердец бились как одно, то, которое скрывают рёбра саркофага…

И Колдун ушел в зону. Вернулся, чтобы искупить грехи. В тот день, когда сталкер снова ступил на выжженную землю Кордона, он поклялся, что отныне не отнимет ни одной человеческой жизни. Он сдержал слово…

Сейчас всё это казалось таким далёким, словно память огромной паутиной метро опутывала мозг, и в одном из тоннелей постепенно таяло эхо уносящегося прочь воспоминания о жене и доме. Нагонит ли он этот состав, прежде чем тот достигнет последней станции и останется стоять там сиротливо, дожидаясь очередных пассажиров?

Мысленно он вновь и вновь воскрешал единственный светлый образ во тьме своей жизни, но уже начинал забывать её…

Как быстро, всё таки забывается внешний мир. Сколько прошло лет? Пять? Шесть?

Колдун никогда не считал дни. Он вёл другой счёт — считал спасённые жизни. За годы его пребывания в зоне таких было больше полусотни.

Возможно ли искупить грехи? А если возможно, то сколько спасённых душ нужно положить на чашу весов, чтобы плата была принята? Помнится, Босяк говорил, что каждый человек, которого он убил, снится ему по ночам, а те, кого он спас, не снятся, но, будто, всегда незримо с ним. И где теперь Босяк? Убит. Убит жестоко, коварно. Скольких он успел привести к весам, отмеряющим прегрешения? Выровнял ли их, или же канул в чёрную бездну? А что ждёт его самого после того, как молодчики закончат с отрядом сталкеров? Убьют? Так он давно умер — в тот день, когда узнал о смерти жены, но почему- то отчаянно хватался за жизнь. Зачем? Из страха навсегда погрузиться во тьму, потерять последний лучик света? Быть может…

— Вот и я о том… — Голос Калача долетел до него из соседнего номера.

— И чё?

— А ничё. — Карусель усмехнулся. — Возьмём хабар, и свалим.

— К Борову? В смысле, за своей долей.

— Какая доля, Вова? — Карусель взвизгнул. — Мы можем весь хабар себе забрать, и сами продать на кордоне. У меня там парнишка знакомый, так что всё в теме.

— А с Колдуном чё делать? Он же нас порешит, если отпустим.

— Поэтому и не отпустим. Валить его надо, пока он не врубился, что к чему…

2 августа 2015 года; 13:00.

Припять. Городская гостиница.

Ветер был что надо для претворения плана в жизнь. Колдун сел на корточки, подобрался к дверному проёму, и когда Калач ударил по очередной двери, отправил газовую шашку ему под ноги.

Не дожидаясь, пока газ распространится, он встал во весь рост, и выхватил из кобуры пистолет. В стволе оставалась последняя пуля, и он её использовал.

Нажав на курок, хантер отскочил в сторону, уходя от ответной очереди Велеса.

Может быть, с точки зрения незадачливого автоматчика пуля и была потрачена зря, но вечный оптимист Колдун знал, что хоть он и промахнулся, выстрел сыграет психологическую роль…

Вслед за первой очередью в стену номера ударила вторая, в двадцать пуль, и боёк сухо щёлкнул…

Колдун не мог расслышать этого щелчка сквозь нарастающий гул ветра, зато прекрасно понял, что произошло. Этого он и добивался.

Выпрыгнув через окно на крышу, он нанёс противнику удар ногой в живот, краем глаза наблюдая, как по коридорам гостиницы распространяется полупрозрачное облако газа.

Второй удар сбил Велеса с ног, но ловкий противник вывернулся, и вновь оказался на ногах. В его руке блеснул нож.

— Ну, и зачем ты выпендривался!? — Выпалил он, прежде чем пуститься в первую атаку.

Удачно уйдя от выпада, Колдун ударил противнику под колено, вывернул руку и добавил коленом в живот.

Защитная пластина костюма не позволила нанести таким ударом сколь-нибудь серьезных повреждений, но выбить нож всё же удалось. Как говорил Наполеон, главное ввязаться в войну…

— Спрашиваешь, зачем? — Он с силой сдавил горло противника, наблюдая, как Велес начинает обмякать. — Я не зверь как ты и твои друзья. Во мне ещё осталось нечто человеческое.

— И это человеческое — страх?

Голос заставил Колдуна обернуться. В оконном проёме возник третий хантер. В руке он сжимал спецавтомат вал, что не давало противнику ни единого шанса.

Перехватив ошарашенного Велеса за горло, Колдун другой рукой дотянулся до заткнутого за пояс мародёра пистолета, и выставил перед собой «форт», прикрываясь заложником.

— Пусти его, падла! — Человек в окне дернулся, стягивая с плеча ремень автомата, но Колдун слишком хорошо знал это движение, и выстрелил раньше. Две пули ударили обладателю спецавтомата в грудь. Третья прошла чуть ниже подбородка.

Тело отшвырнуло назад. Опрокинувшись на письменный стол, хантер скрылся из виду, и Колдун, перехватив напуганного Велеса, развернулся вправо.

К этому времени коридор уже наполнился газом, а благодаря сильному ветру, продувающему всю гостиницу, распространился по этажу. Последний боеспособный противник был в шаге от проигрыша.

— Зови его. — Приказал хантер и прислонил дуло пистолета к шее пленника.

— Калач. — Слабо проговорил Велес.

— Громче!

— Калач! — Взвизгнул Велес.

Никто не ответил.

— Твой друг тебя бросил, парень. Кричи громче, может быть, он тебя услышит.

— Не убивай меня, пожалуйста. — Велес всхлипнул. — Я не специально. Это всё Карусель. Это он…

Пленник указал в сторону окна, за которым лежал мертвец.

— На покойников списывать — самое неблагодарное дело. За базар надо отвечать, иначе не будет порядка. А за дела тем более надо быть в ответе. Сейчас мы прогуляемся до окна. Не против?

Колдун двинулся к окну, прикрываясь пленником. План был прост — найти последнего врага, и уже потом принимать решение. Как там говорили военные? Маленькая победоносная война? Вот именно такую войну он сейчас выиграл и надеялся на второй раунд противостояния.

И в этот момент сознание обожгла пугающая мысль — а ведь у Калача была защитная маска.

Вытащив из разгрузочного жилета Велеса обойму для калаша, хантер попытался прикинуть, откуда Калач, если он действительно успел надеть маску, может открыть огонь.

Вариантов было немного, точнее всего два — окно в которое пытался залезть Коля Карусель и второе окно, которое так удачно теперь закрывает собой Велес.

— Два шага назад, и помоги поднять автомат. — Скомандовал Колдун.

Велес послушно отошел назад и поднял автомат с опустевшим магазином. Не отпуская заложника, Колдун отсоединил пустой рожок и вставил новый. Передёрнул затвор.

Теперь оружие было у него, и он мог диктовать свои условия.

— Калач! — Крикнул Колдун, и развернулся ко второму окну.

В проёме мелькнула неясная тень, и хантер выстрелил.

Свинцовая дорожка чиркнула по деревянной коробке, и в ответ ударил одиночный из трофейного спецавтомата Карусели.

— Калач, не дури! Иди своей дорогой! — Вновь выкрикнул Колдун, пытаясь решить конфликт без лишних трупов.

Но мародёр словно не слышал его. Колдун засёк движение уже в коридоре, и отбросив заложника в сторону, прыгнул в окно.

Приземлившись на усеянный газетами пол, он вскинул автомат и выпустил очередь вслед мелькнувшему за приоткрытой дверью человеку.

— Вали отсюда, Калач, и жив будешь! — Попытался он вразумить хантера.