Двустворчатые двери с треском распахнулись, серый «форд-эскорт» вломился в гараж. Приятели вскочили, ослепленные светом фар, плохо соображая под влиянием наркотиков и спиртного. Из машины вышли четверо и окружили их. В свете фар старший разглядел невысокого роста людей, вооруженных длинными ножами. Один из них, в широкополой шляпе, вдруг напомнил ему Харрисона Форда в роли Индианы Джонса. Тут он сообразил, что в руках у того был не нож, а мачете. Повернувшись к своему приятелю, он вдруг почувствовал сзади какое-то движение. Он весь съежился, уклоняясь от удара, но продолжал смотреть на дружка широко раскрытыми глазами. Над его головой просвистел мачете. Молодой партнер не успел ответить на его взгляд: там, где были его глаза и уши, уже ничего не было, а рот все еще шевелился, губы, казалось, пытались что-то выговорить. Затем то, что осталось от его приятеля, сползло на пол.
Драться было бессмысленно. Может, они оставят его в живых, попробовать их уговорить? Черный выпрямился. Он был выше нападающих.
У одного из них в руках оказался топор. Отступив назад, тот обухом провел по стене из рифленого железа. В небольшом замкнутом пространстве звук был особенно громким и зловещим. Глаза черного привыкли к слепящему свету фар, и он разглядел, что нападающие – китайцы. Теперь он почувствовал, что смерть неизбежна.
– Сюда, киска. Иди, кис-кис-кис, – произнес китаец, с жутким звуком проводя топором по рифленой стене.
Черный не двинулся с места. Смерть стояла рядом, а он ощущал полное спокойствие. Не стоит умирать как заяц. Они небось думают, он будет метаться и визжать.
– А теперь, подонок, ты узнаешь, каково быть по другую сторону, – сказал китаец с мачете.
– Ему не понадобятся ботинки, когда мы закончим, – добавил тот, с топором, вспоминая своего друга, найденного несколько дней назад с отсеченными ступнями.
А снаружи по Динсгейт двигалась патрульная полицейская машина, отлавливая бродяг и пьянчужек, доставляющих много хлопот, однако в этот раз выдалась очень спокойная ночь.
Дождь усилился, и кучи мусора размыло водой. Подхвативший отбросы поток забивал ими сточные канавы и разносил мусор вдоль дороги.
Детектив разведывательного отдела Джилл Каплз, закончив ночное дежурство, собиралась домой, как вдруг зазвонил телефон. Звонили из отдела борьбы с наркотиками.
– Два трупа. Черные. Изрядно порублены. В гараже у Нот-Милл, – произнес усталый голос.
– Спасибо. – Приняв сообщение, она уточнила адрес и повесила трубку. Джилл провела всю ночь в машине, наблюдая за вечеринкой с наркотиками, а потом следя за одним из ее организаторов, и здорово устала. Подозреваемый посетил три места в разных районах города, пока наконец не отправился домой.
Кроме нее, в управлении никого не осталось, и она решила по дороге домой заехать в Нот-Милл. Они с коллегами всегда старались застать еще теплым место преступления, до того, как туда набегут из других отделов. Оставив на столе инспектора записку, Джилл на своей потрепанной «фиесте» направилась в Нот-Милл.
Район был оцеплен. Припарковавшись у шеренги сверкающих мигалками патрульных машин, оставшийся до гаража путь она проделала пешком. Эта сторона жизни доставляла ей мало удовольствия. В ту пору, когда она служила рядовым полицейским, Джилл терпеть не могла соскребать трупы с улиц. Хотя это и была неотъемлемая часть ее работы, она так и не смогла привыкнуть к зрелищу насилия.
Она знала, что трупы изуродованы, но все равно была шокирована тем, что увидела. Ее затошнило. Резко повернувшись, Джилл столкнулась с Соулсоном и Армитеджем. Попыталась встать по стойке смирно, но естественная реакция на последствия кровавой бойни взяла свое. Она подбежала к стене, и спазмы рвоты стали выворачивать ее пустой желудок. Через несколько минут приступ прошел, и, опершись о стену, она начала приходить в себя.
– Это всегда тяжело, – услышала она за спиной голос начальника полиции. – Невозможно привыкнуть.
– Извините, сэр. – Заговорив, она почувствовала, как снова поднимается тошнота.
– Оставьте. – В его голосе звучало участие. – Теперь лучше?
Она кивнула.
– Детектив Каплз, если не ошибаюсь? – продолжал Соулсон.
Она снова кивнула.
– Я помню вас. Вы знакомы с Тессой?
Снова утвердительный кивок.
Он понял, что она все еще борется с тошнотой, и решил отвлечь ее внимание.
– Разведывательный отдел. У вас хорошая команда. Прекрасная работа. Помогает нам побеждать. Чем вы занимаетесь?
– Наркотиками, – ответила она тихо.
– А конкретно?
Прежде чем ответить, она сделала глубокий вдох.
– Собираю информацию. Потом анализирую, пытаюсь найти связь между отдельными фактами. Занимаюсь Мосс-Сайдом и китайской общиной.
– Дело, похоже, продвигается медленно.
– Почти не за что ухватиться, сэр. Например, я всю ночь наблюдала за вечеринкой с наркотиками. По нашим сведениям, на этот рынок собираются проникнуть китайцы, а его, как вы знаете, контролируют черные.
– И что-нибудь удалось за дежурство?
– Ничего. Хотя я могла бы арестовать торговца, за которым следила. На моих глазах он три раза передавал таблетки. Но у меня были четкие инструкции – только наблюдать. Наблюдать за китайцами или за чем-нибудь необычным. Если уж торговля наркотиками не есть нечто необычное, то я не знаю, что же тогда это? – Она вдруг почувствовала, что зашла слишком далеко. – Вообще-то я понимаю, сэр, что так и должно быть. Просто я потратила время на изучение американских методов.
Соулсон искоса взглянул на Армитеджа, но лицо того ничего не выражало.
– Какие же это методы? – спросил он Джилл.
– Общая тактика. То, как они борются с наркобизнесом.
– У них есть разведывательный отдел, УБН, да?
– Нас к нему не подпустили. Но я разговаривала с представителем УБН в Лондоне.
– Кто это?
– У них в посольстве есть некто Джон Пентанзи. Он занимается Европой.
– Вы встречались с ним?
– Нет, сэр. Только по телефону.
– И каково ваше мнение об их методах?
– Неоднозначное.
– Почему?
– Потому что они против лома идут с ломом, – ответила она осторожно, не желая открыто критиковать английские методы.
– А мы нет?
– Я не сказала этого, сэр.
– Если у вас есть свое мнение, отстаивайте его.
– По-моему, для нас это сложнее.
– Почему?
– Политика. Мы все время должны вести себя осторожно. Дабы не обидеть кого-нибудь, кого политики могут использовать, чтобы отшлепать полицию. Позволят ли нам вообще когда-нибудь действовать по-настоящему?! Я знаю, у вас связаны руки, сэр... Очень трудно со всеми ладить и честно выполнять свою работу.
– За это дают повышение, – ответил Соулсон, прикладывая три пальца к плечу наподобие сержантских нашивок. – Нам всем приходится работать в системе.
– Тогда у нас нет ни малейшего шанса на победу.
Соулсон усмехнулся.
– Мы справимся. Вам сейчас лучше?
– Так точно. Извините за слабость...
– Ничего. Как я уже сказал, к этому не так-то легко привыкнуть.
– Спасибо, сэр.
Она вернулась под арку, к ярко освещенному прожектором месту преступления. Оба начальника наблюдали за ней.
– Знаешь, она права, – сказал Армитедж.
– Ты еще мне будешь говорить!
– Пора проявить инициативу. Иначе такие убийства станут правилом.
– Черт возьми, Рой, мы играем им на руку. Если политики пронюхают, они... – Он остановился и усмехнулся. – Прежде это меня не волновало. Но это аморально. Противоречит всему, что я до сих пор отстаивал.
– Играя по правилам, нам не победить, шеф. – Армитедж кивнул в сторону Джилл Каплз. – Она права. И если это продлится слишком долго, они станут требовать твоего смещения.
Соулсон глубоко вздохнул.
– Ладно, Рой. Не думаю, что у нас есть другой выход. – Не было нужды предупреждать Армитеджа быть осторожнее, он понимал степень риска. – Боже, я не могу больше ждать, – пробормотал Соулсон, вспоминая свою исповедь и то, как он уговаривал себя повременить действовать.