В полночь все повернули голову в сторону Каси, которая громко вскрикнула. Ее пальцы держали длинную зеленую травинку, хотя девушка вовсе не помнила, когда успела вытащить ее из-под скатерти.

- Год будет хорошим, – мама успокаивающее погладила дочь по плечу. – И ты встретишь замечательного парня.

Кася в панике отбросила травинку, но пани Ядвига рассудила ее жест иначе.

- Магда, отпусти дочку, - тетушка Ядя, как самая старшая родственница, расположилась во главе стола. – Пусть встретится с подружками, поколядует, поворожит. Когда еще получится побывать в деревне на Рождество? – И более ворчливо, со слышимым упреком добавила: - Все по заграницам шастаете.

После радостных приветствий повзрослевших подруг, взаимного разглядывания, охов и ахов по поводу перемен во внешности, сообщений о замужестве и рождении первенцев, настроение у Каси заметно улучшилось. Переодевание в старинные костюмы, которые бережно хранились в доме Шиманьских, рьяно следующих национальным обычаям, и вовсе сделало сборы шумными и веселыми.

Огромные сундуки явили нижние рубахи, расшитые руками прабабушек, домотканые полосатые юбки, шерстяные жилеты со шнуровкой впереди, пахнущие нафталином полушубки и кафтаны, и к всеобщей радости - карнавальные колпаки и маски. Катаржине достались крылья ангела и сверкающий нимб, который особым образом крепился к голове.

Правда, нести шест с огромной шестиконечной звездой, который ей сунула в руки Марыся Шиманьска, Кася не смогла - слишком уж тяжелым оказался непременный атрибут ватаги ряженых. Его перехватил один из парней, присоединившихся к девушкам на улице. Кто из давних Касиных знакомых скрывался под масками козла, пастуха, медведя или царя Ирода, невозможно было определить даже по голосу. За три года бывшие мальчишки превратились в мужчин, которые при каждом удобном случае норовили «по-дружески» обнять или даже расцеловать. Ангелы, цыганки и пастушки визжали и слабо отбивались.

Уже затемно девушки, довольные богатым сбором сладостей, вернулись назад. Напившись с мороза горячего узвара, отсмеявшись до боли в щеках, принялись за ворожбу. Поджигали смятый лист бумаги и рассматривали тень от пепла на стене, бросали золотую цепочку, мечтая, чтобы она свернулась бантом - точной приметой скорой свадьбы, а потом добрались и до более «точных» гаданий, что непременно ответят на важные девичьи вопросы о суженом-ряженом.

- Касюня! Тебе в новом году замуж выходить!

Подруги обнимали Катаржину, которая с недоверием смотрела на соломинку, что «добралась» до порога по всем правилам гадания. Каждая ворожея отмеряла расстояние до двери своей соломинкой, и только у Каси она уткнулась острым кончиком в порог. Остальные соломинки либо не дотянули, либо перемахнули его.

- Все за ворота, бросаем башмаки! – потянув за руку, Марыся вывела Катаржину из ступора. - Поглядим-посмотрим, с какой стороны к Касюне суженый придет!

Касин сапог, неловко крутанувшись, закопался носом в снег вместо того, чтобы показать в ту сторону, откуда придет жених, или, на худой конец, на порог дома, что однозначно говорило бы - замужества гадальщице не видать.

- И как это понимать? Каблуком вверх лег! Из-под земли, что ли, жених за Каськой явится? Пусть бросит заново! Ой, так нельзя! Перегадывание не считается! – неслось со всех сторон, пока Кася смахивала пушистыми рукавицами непрошеные слезы.

- Айда все в баню ворожить на зеркалах! – И вновь руки Марыси потянули Касю. – Чего плакать? – Маричка, оглядываясь на подругу, широко улыбнулась. – Неправда все это! Баловство!

Подшучивая друг над другом, вновь падая от смеха, в предбаннике разделись до нижних рубах. Сняли украшения и распустили волосы. Марыся зажгла в хорошо натопленной бане свечи и установила на скамье зеркала.

- Кто начнет гадания?

- Катаржина! Пусть посмотрит на своего жениха! Ей первой замуж выходить! – кто-то из подруг со смехом пихнул босую Касю в баню и закрыл за ней дверь.

 – Не забудь сказать: «Суженый-ряженый, приходи со мной ужинать»! – глухо донеслось из предбанника, а потом раздалось шиканье, чтобы гомонящие затихли.

В бане пахло еловыми шишками и сушеными травами. Жар, идущий от горящих в печи дров, почему-то совсем не согревал. Касю бил озноб, и до боли в пальцах не хотелось дотрагиваться до холодной серебристой поверхности. Во рту пересохло, грудь сжало железным обручем, и слова призыва застыли на губах. Страшила сама мысль заглянуть в созданный отражениями зеркал коридор.

«Баловство! Неправда все это! Никакой суженый-ряженый не явится!» - уговаривала себя Катаржина, косясь на неспокойный огонь свечи.

А страх становился все ощутимее. Пляшущие на стенах тени приобретали зловещие лики и тянули к одинокой ворожее свои руки-щупальца.

Стряхнув оцепенение, Кася поднялась со скамьи и направилась к двери, намереваясь солгать подругам, что провела гадание, но раздавшийся за спиной треск оборвал сердце.

- Уф! – с облегчением выдохнула крутанувшаяся на пятках Кася. Из печи сыпались искры, а яркое пламя шипело и прыгало на пузырящейся смоле расщепившегося полена. – Какая же я глупая!

Разворачиваясь назад, к двери, она краешком глаза заметила какое-то движение.

И закричала.

Из зеркала на Касю смотрел тот самый мужчина из сна.

- Что?! Получилось?! Он пришел?! Что ты увидела?! Кого?!

В баню влетели подруги, принося с собой прохладу. Но Кася не могла произнести ни слова, лишь показывала рукой на зеркало, где в серебристом коридоре таяла уходящая прочь фигура.

Позже, когда Катаржину отпоили пустырником и горячим чаем, и ее перестал бить озноб, выяснилось, что никто из присутствующих тень в зеркале не видел.

- У страха глаза велики, - успокаивала Марыся, - вот и видится всякая ерунда.

- Я думаю, это обман зрения, - авторитетно заявила Ганна, самая старшая из подруг. – Сначала ты поглядела на горящее пламя, потом перевела взгляд на зеркало, вот и увидела то, чего на самом деле не было. Вот прямо сейчас посмотри на лампу, а потом отведи глаза в сторону. Что видишь? Вот-вот. А если закрыть их?

Все как одна уставились на лампочку, а потом посидели с закрытыми глазами.

- Точно! Молодец, Гануся! У меня круги! А у меня темное пятно на белом фоне! А я суженого-ряженого вижу, только он кривой какой-то! – заговорили разом подруги. Веселое настроение вновь вернулось. - Ну что? Пойдем дальше гадать? А давайте на ключах! Да ну, на улице мороз! Давайте на воске!

- Я, девочки, домой пойду. С меня на сегодня хватит, - Кася поднялась из-за стола. Какая-то невероятная слабость охватила ее тело. Глаза закрывались, а ноги отказывались идти. Благо усадьба от дома Шиманьских была недалеко. – Проводите?

По-всякому можно объяснить то, что напугало Касю до смерти - блики, круги, обман зрения, но как тогда быть со словами, прошелестевшими в тишине? «Я жду тебя». И улыбка, от которой сладко заныло в животе.

- Нагулялась, деточка, наворожилась? – тетушка Ядвига словно ждала возвращения Катаржины. Она сидела в кресле перед распахнутой настежь дверью.

Кася слабо махнула рукой. Сил хватило бы только на то, чтобы дотащиться до своей комнаты и рухнуть на кровать.

- Иди, посмотри, что я нашла, – старушка открыла лежащий на коленях альбом.

- Баб Ядя, я спать, - попыталась отнекиваться Кася, но увидев, как погрустнели глаза родственницы, обреченно вздохнула и шагнула в спальню.

- Я никак не могла понять, почему твоя бабушка скрыла от меня имя возлюбленного, ведь мы с ней с детства не расставались. А найдя это, все поняла. Она не могла рассказать свою историю. Иначе ее признали бы сумасшедшей. – В руках старушки подрагивали листки, исписанные мелким почерком. - Агнешка прятала их за своими фотографиями. Она здесь в том самом пропавшем креп-жоржетовом платье. Видишь?