Но продукт подлинного творчества это бледный слепок с идеала только для автора. Для других это озарение и прорыв в новое пространство. Я предложил в свое время критерий, позволяющий отличить подлинное творческое достижение (в науке и искусстве) от самой искусной его имитации. Критерий этот - чувство удивленного узнавания. Когда человек сталкивается с чем-то новым и непривычным, особенно в той сфере, в которой у него есть некоторый собственный опыт (а у всех у нас есть определенный опыт общения с искусством, у ученых же есть опыт в их области знаний), то первой реакцией должно быть отвержение, протест. Новое либо не совпадает с уже имеющимися представлениями, ставит их под сомнение (что и вызывает защитную реакцию), либо вообще не воспринимается как новое. И если вдруг, неожиданно для самого человека, возникает третий вариант - воспринятое воспринимается как новое, но протеста не вызывает это означает только, что в глубине подсознания (а точнее, на уровне образа) это знание или представление уже сформировалось, хотя и не дошло до сознания. Лучше всего это рефлексируется фразой: "Как это верно, как точно, как же я это раньше сам не замечал (не понял и т.п.) ". Этот эффект я и назвал эффектом удивленного узнавания. Лучше всего это иллюстрируется ссылками на восприятие новых трактовок известных художественных произведений. Такие трактовки (если это эссе, а не строгие научные исследования) становятся событием, только если сами представляют собой самостоятельные художественные произведения на материале первоисточника. Что здесь можно сказать нового по сравнению с тем, что ты уже многократно читал и сам для себя продумал? А если что-то новое сказано, то прежде всего оно должно вызвать настороженность и придирчивую критику, как и любая ревизия всего привычного. А вместо этого естественного чувства возникает чувство противоестественное - удивленного узнавания, когда новая точка зрения сразу принимается как собственная, хотя ты и осознаешь, что только что с ней познакомился. И ты удивляешься точности этого нового и самому себе как же ты раньше до этого не додумался? Для меня эта реакция - сигнал того, что в действительности додумался, но только ничего об этом не знал. И еще это признак подлинности открытия.

Думаю, именно это чувство имеют в виду представители точных наук, когда говорят о красоте новой идеи. Ее восприятие как гармоничной тесно связано с чувством изумленного узнавания - именно гармония и узнается. Никакая самая искусная имитация творчества ни в науке, ни в искусстве, это чувство не вызовет - будет впечатление нового, удивительного, необычного, но чужого.

Для чувства изумленного узнавания нужно совпадение образа произведения с подспудно сформировавшимся образом в мозгу воспринимающего, и величайшей заслугой творца является способность вывести этот образ на свет из мрака бессознательного.

ПАРАДОКСЫ ТВОРЧЕСТВА

Что легче - создавать новое или двигаться проторенными путями? Что утомляет больше - рутина или творческая активность? Поскольку творчество всегда встречалось неизмеримо реже и ценилось намного выше стереотипной, рутинной работы, то подспудно формировалось представление, что это не только более престижный, но и более сложный путь. Но сложный - для кого?

Уже почти 25 лет назад американская исследовательница-психолог Мартиндейл провела эксперимент, остававшийся до самого последнего времени недостаточно оцененным. Она выбрала две крайние группы студентов - с выраженными творческими задатками и с полным отсутствием таковых. Наличие или отсутствие творческих способностей оценивалось различными способами: и по выполнению теста Гилберта, и по оценке компетентных экспертов (преподавателей), оценивавших учеников по параметру оригинальности мышления. Каждой группе студентов давали две серии задач. Задачи первой серии ("креативные") требовали творческого подхода, их нельзя было решить, просто опираясь на известные алгоритмы решений и прошлые знания: напротив, задачи второго типа требовали хорошего знания правил и алгоритмов, они не были простыми, но не требовали особой изобретательности. В процессе решения задач у всех испытуемых регистрировалась электрическая активность мозга (электроэнцефалограмма).

Здесь необходимо пояснить, что в психофизиологии давно была известна концепция крупного ученого середины этого века профессора Линдсли. Он предложил шкалу функциональных состояний мозга - от глубокого сна до напряженного, сверхактивного бодрствования, и было обнаружено, что есть определенная связь между уровнем бодрствования и электрической активностью мозга. При очень спокойном, расслабленном бодрствовании, без всяких признаков направленного, сфокусированного внимания, почти на грани с дремотой на электроэнцефалограмме доминирует ритм покоя - так называемый альфа-ритм, от 8 до 12 колебаний в секунду. Чем более расслаблен испытуемый, тем больше выражен альфа-ритм, тем он синхроннее и тем выше его амплитуда. Когда человек приступает к деятельности и сосредотачивается, альфа-ритм уменьшается и при напряженных интеллектуальных усилиях исчезает полностью. Происходит это потому, что из глубоких отделов мозга в его высшие корковые отделы поступает дополнительная физиологическая стимуляция, активирующая мозг и подготавливающая его к работе в интенсивном режиме.

Схема Линдсли занимала доминирующее положение в психофизиологии на протяжении десятилетий. Между тем постепенно накапливались факты, которые ставили под сомнение ее универсальность. Например, было показано, что при особых состояниях сознания (йога, медитация) альфа-ритм усиливается даже по сравнению с расслабленным бодрствованием. Между тем, по психологическим критериям, это отнюдь не дремота, а весьма активная, хотя и очень своеобразная деятельность мозга, во время которой могут решаться серьезные психологические проблемы личности и создаются условия для активного управления внутренними органами и вообще всей внутренней средой организма (могут учащаться или урежаться пульс и дыхание, меняется артериальное давление и т.п.). Однако изучение особых состояний сознания всегда стояло несколько в стороне от магистральной линии развития науки о мозге, и в основном схема Линдсли оставалась неколебимой.

Исследования Мартиндейл и некоторых других ученых, подтвердивших ее данные, нанесли по устоявшимся представлениям серьезный удар. Обнаружилось, что у творческих студентов при решении творческих задач альфа-ритм не только не уменьшается, но даже имеет тенденцию к увеличению, особенно в правом полушарии. В то же время при решении рутинных задач у этих студентов, как и у студентов противоположной группы, альфа-ритм уменьшается, в полном согласии со схемой Линдсли. Уменьшается он и у нетворческих студентов при попытках (безуспешных) решения творческих задач. Таким образом, единственным, но очень важным исключением из общего правила является поведение мозга при решении творческих задач и только в том случае, если мозг способен к этой деятельности.

Но ведь не в дремоте же это происходит! Творческое решение - это высокая мозговая активность, может быть, высшая, по критерию результативности. Есть, значит, какая-то загадка и парадокс в этих результатах.

Знакомясь с этими данными, я предположил, что есть принципиальная разница в организации работы левого полушария, широко используемого при решении стандартных задач с известным, однозначным алгоритмом, - и правого полушария, продуцирующего многозначный контекст, столь существенный для творчества. Для проверки этой гипотезы мы совместно с проф. В. В. Аршавским провели многочисленные психофизиологические исследования работы мозга в процессе решения задач, адресованных к правому и левому полушарию. Мы проводили эти исследования на представителях разных культур, которые характеризуются разной степенью развития правополушарного ("образного") мышления. В частности, мы исследовали представителей народов крайнего Северо-Востока России - чукчей, эвенков, которые в силу отдаленности от западной цивилизации и максимальной приближенности к природе сохранили преобладание правополушарного, целостного мышления и почти поголовно характеризуются выдающимися способностями ориентации в пространстве и высоким мастерством в рукодельном творчестве (резьба по кости и т.п.). Исходная гипотеза была подтверждена: у этих людей задачи на образное мышление решались без дополнительной стимуляции мозга и без подавления альфа-ритма.