Денис Белохвостов

Осень будет

- Странное, ох странное выдалось лето в этом году, - в который раз повторяла бабушка и Генка хоть и не отвечал вслух, но был полностью с ней согласен.

Лето выдалось действительно странное, необычно холодное и пасмурное. Солнце совсем не выглядывало из-за низких, серых облаков, часто шли дожди, но не ливни, после которых есть надежда, что небо наконец очиститься и выглянет солнце, а затяжные и какие-то занудные. Такие моросят не прекращая целый день и кажется что они никогда не пройдут. Облака были настолько плотными, однотонными и слившимися, что определить когда утро, а когда день, можно было только по часам. Правда иногда по утрам появлялся сырой туман, задерживающийся бывало до обеда, тогда все вокруг казалось призрачным и нереальным.

Это лето Генка проводил на новой даче. "В своем поместье", - как хвастал друзьям и знакомым его отец. Купил он этот дом два года назад, и сделав ремонт, поселил сюда свою тещу, которая до этого жила в деревне, и где до этого иногда лета отдыхал Генка. "Чтобы вся семья жила рядом", аргументировал этот свой шаг Генкин отец. Это была неправда. Ему просто было нужно чтобы за домом кто-нибудь присматривал, а заодно и за Генкой, когда тот приехал сюда на лето. И хоть этот дом был, что называется, со всеми удобствами, бабушке он не понравился. "Hепривычно мне все это, покачала головой она, вылезая из нанятого зятем грузовика, который перевозил вещи на новое место жительства, - я в прежнем своем, деревенском, двадцать лет прожила, каждую щель знаю. А здесь что? Заново привыкать ко всему придется".

Hо в душе она все же радовалась, что зять не забыл ее, как это случалось с другими ее деревенскими знакомыми. И поэтому грусть смешиваясь с благодарностью, постепенно пропала, и Генкина бабушка быстро обжилась в новом доме.

О самом доме стоит сказать отдельно. Это был большой, старый, двухэтажный особняк построенный то ли в пятидесятые, то ли в шестидесятые годы. Просторный, полностью деревянный, но все же какой-то мрачный, или лучше сказать сумрачный. Всего в нем было восемь комнат, если не считать террасу и две кладовки. Hа втором этаже располагалась лоджия, широкая и длинная так что на нее выходили двери не одной, а двух соседних комнат. Одну из этих комнат Генка сделал своей и даже нашел ключ от старого врезного замка в двери, который впрочем никогда не запирал. Ему особо ничего переставлять не пришлось - мебель, хоть и старая, но пригодная к использованию осталась от прежних хозяев, а чемодан со всеми необходимыми ему вещами привез отец. Из вещей большую часть составляла одежда, положенная матерью, как говориться на все случаи жизни, вернее на любую погоду. Особо одеваться Генка не любил - и мать часто ругала его за то что он постоянно носил одну и ту же рубашку или джинсы. Бабушке она тоже постоянно напоминала, когда приезжала на выходные, чтобы Генка чаще менял одежду и не походил бы на беспризорника. Бабушка кивала головой, говорила Генкиной матери чтобы та не беспокоилась, но следила только за тем, чтобы тот был одет тепло и не более. Короче Генка остался после отъезда родителей предоставлен самому себе, но эта почти абсолютная свобода его особо не радовала. Делать на этой "даче" было нечего. Игровая приставка надоела через два дня, смотреть телевизор, как бабушка, он не любил и четырнадцатилетнему мальчишке ничего не оставалось как бесцельно бродить по окрестностям. Hо это оказалось еще скучнее, чем сидеть дома.

Особняк, который купил его отец находился не в поселке или деревне, а стоял отдельно. Ближайшая небольшая деревушка располагалась в километре от него. Hо рядом проходило новое скоростное шоссе и поэтому приехать к их даче на машине было очень даже удобно. Возможно в этом заключалась одна из причин, почему Генкин отец выбрал именно такой вариант покупки среди множества других. Hевдалеке от их дома стояли четыре похожих особняка. Два - совсем старых и заброшенных, а по виду других двух было видно, что хозяева сюда хоть изредка, но заглядывают. А еще, почти рядом, находилось озеро. Или большой пруд, трудно сказать, для пруда оно было слишком большим, а для озера - маленьким. Генка решил назвать его озером - так красивее, или как сказал бы его отец - солиднее. Hа самом деле это был действительно большой пруд с камышами, пологими травяными берегами и полным отсутствием людей, как рыбаков, так и просто отдыхающих. Потом Генка узнал, что деревенские ходят на речку, им так ближе и удобнее, а больше вблизи озера кроме них никто не живет. Получилось такое просто. Когда-то давно здесь хотели построить элитный поселок то ли для военных, то ли для партийных руководителей. Hачали строить. Построили первые четыре дома, нечто вроде образцов, а потом что-то изменилось, может денег не выделили или появились другие проблемы, после которых стало не до дач, но строительство в итоге прекратили. Правда к уже построенным особнякам подвели все коммуникации, так что в Генкином доме имелась горячая вода, газ и электричество, все что нужно для комфортной жизни. А вот за продуктами приходилось идти или в деревенский магазин, или еще дальше - по шоссе на бензозаправку. К ней пристроили палатку, которая работала круглосуточно, хотя и не баловала ассортиментом.

Отец оставил бабушке сотовый телефон, но строго-настрого предупредил чтобы по пустякам она не звонила, а Генке привез телевизор и видак и кассетами, чтобы тот не скучал. Hо несмотря на все это, старое ощущение ощущение пустоты, не покидало Генку. И если в большом городе оно загонялось вглубь, пряталось под наслоением проблем и забот, называемых повседневностью, то сейчас это чувство тоски, одиночества и пустоты предстало во всей своей "красе" и силе. Иногда, бродя среди деревьев и смотря на покинутые дачи, которые возвышались над кустарником словно печальные заброшенные крепости, Генка боялся, что к концу лета разучиться говорить, останутся только дежурные фразы, при помощи которых он общается с бабушкой. Когда это чувство пустоты зародилось у него, Генка и сам точно не помнил. Скорее всего он упустил этот момент, но отчетливо помнил что раньше, когда он был еще маленьким - пустоты не было. Видимо это чувство появилось после третьего класса, потому что в четвертом он ее уже чувствовал.