Какое-то время специальную линию забивали нестерпимый треск и вой. Затем все внезапно стихло и, словно из колодца, послышался особый тон «чистого» соединения с Вашингтоном, после чего в трубке немедленно раздался встревоженный голос Гарольда Броньолы.

— Все в порядке. Линия не прослушивается. Выкладывай, Липучка. Где ты сейчас?

— Есть подходящие места, — уклончиво ответил Таррин. — Играем в новую игру.

— Кто принял такое решение?

— Страйкер. Он сейчас на месте и всячески раскачивает клетку с угодившим в нее зверьем. Я час назад отправил в Нью-Йорк тонну испорченного мяса. Похоже, это была только предоплата. Страйкер уверяет, что там, на месте, осталось еще пять или шесть тонн, которые тоже придется загружать. Как тебе эта новость? Утром мы должны связаться...

— С ума сошел! — ахнул Броньола. — Куда ты лезешь? А, Липучка? Думаешь, ты ему очень удружил, подсунув собственных врагов? Что же, он так теперь и будет носиться по всей территории и воевать вместо тебя? Ничего себе подарок!

— Расслабься, Гарольд. Он все делает самостоятельно и играет по своим правилам. Никаких подписей. И не мне его учить. Или ты сомневаешься?

Броньола тяжело вздохнул:

— Убирайся оттуда немедленно. Это мой приказ. Ты попал в смертельную ловушку, и тебе это известно. Ты уже получил свое. И потому возвращайся домой.

— Только не сейчас, — упрямо возразил Таррин. — Страйкер расчистил для меня пространство, чтобы я мог свободно дышать. Так что я еще побуду здесь немного. А у Страйкера, судя по всему, совсем другая игра. Верхушку что-то всполошило. Страйкер говорит...

— Он не играет в игры для нашего отдела, — резко оборвал Броньола.

— А кто же тогда играет? — тихо поинтересовался Таррин.

На другом конце линии вновь послышался усталый вздох:

— Ладно, я погорячился. Продолжай. Что у тебя?

— Пока ни я, ни Страйкер ничего не знаем наверняка, хотя пробуем разнюхать. Запах доносится очень сильный. И учти, Гарольд, это тухлое мясо мы отправили Оджи. Между прочим, Страйкер...

— Этому парню просто неймется встретиться со смертью! И уже давно... Поэтому я прошу тебя, Липучка, если это все-таки случится, постарайся находиться подальше. Нельзя так смеяться над старыми боссами мафии. Выходи из игры — и немедленно. Уж коли Страйкеру так это приспичило, пусть переворачивает свой родной город вверх тормашками. В конце концов, чему суждено случиться, то рано или поздно с ним произойдет. Я больше не могу продолжать эту игру, а ты, Липучка, и подавно. У него когда-то с этого города все началось. Возможно, и сейчас тут у него какие-то свои проблемы. Вот и ладно. Пусть все там и завершится, если так угодно Небу. Но пусть завершится для него, а не для тебя!

— Чертовски приятный у нас разговор, — сердито бросил Таррин. — Мы бы сделались такой прекрасной парочкой, а? Почему бы не вернуть все назад, не пустить часы вспять? Начать с прежнего... Но где ты был в то время, приятель? И где был я? Ладно, давай положим Страйкера в могилу, уготованную для него еще тогда, в самом начале, и давай вновь пройдем весь наш путь, но уже без него! Хотя бы мысленно... Где бы мы были сейчас? Я бы уже тоже давным-давно гнил в могиле, забытый всеми. Ну, разве что сохранилась бы крошечная пометка в каких-нибудь секретных реестрах Министерства юстиции: мол, жил такой-то. Ничего не значащее имя, навсегда запаянное в капсулу канувших в лету времен. Ты, безусловно, уцелел бы, но и твое имя, покрытое мраком секретности, не ведал бы практически никто. По сути, тоже мертвое имя. Неплохо, да? А ты бы между тем сушил свои мозги за разработкой боевых операций против синдиката. Бесплодных операций, так ведь, Гарольд? А в какую игру ты еще способен играть?

— Ну ладно, ладно. Я просто...

— То-то и оно! Страйкер дал нам все, что мы сейчас имеем. Это ведь благодаря ему ты оказался у руля своей дьявольской бюрократической машины. И потому не говори, что не способен на игру, которая тебя же рано или поздно возвеличит.

— Хорошо, убедил! Я сдаюсь, черт тебя побери!

— Так-то лучше, — проворчал Таррин.

— Просто я пытался взглянуть на это дело с практической точки зрения, — устало пояснил Броньола.

— Конечно!

— Господи, знал бы ты, до чего тяжко стало жить в этом проклятом городе! Жить и работать... Никто ничего не хочет делать — создают только видимость...

— Но это ведь не сегодня началось, правда? И даже не вчера?

— В том-то и беда. Я готов извиниться перед тобой, Липучка, но, боюсь, это никак не повлияет на нашу проблему. Сейчас Страйкер вздымает пыль до небес в чертовом Питтсфилде. А на самом-то деле твоей территории больше нет. И если ты хочешь помочь ему, то убеди его в этом. Вычеркните ее из своей жизни и убирайтесь оттуда вон, пока еще есть возможность.

— Тебе известно что-нибудь такое, чего не знаю я?

— Уверен — ничего.

— Мое прикрытие в Вашингтоне накрылось, как я понимаю?

— Такая вероятность существует, — со вздохом подтвердил Броньола.

— Э, нет, приятель, мне решать загадки не с руки. Я должен знать точно. Так есть еще это прикрытие или с ним покончено?

— Прямых доказательств нет. Но косвенные данные свидетельствуют, что в Сенате, похоже, всерьез начинают копать под нас. Не всем там по нутру, чем мы занимаемся.

Таррин почувствовал, как внутри у него похолодело:

— Насколько все плохо, Гарольд?

— Достаточно плохо. Я получил повестку в суд от Сената. Там уже знают, что у нас есть агент по кличке «Липучка». Кто-то втемяшил им в головы, будто мы руководим одним из кланов организованной преступности. И, надо полагать, кому-то совсем не нравится факт, что правительство США официально предоставляет средства для...

— Кретины! — взорвался Таррин. — Да любой, у кого хоть чуточку мозгов, прекрасно понимает, что мафия не может существовать без нескольких ключевых людей в правительстве, которые всем руководят! Если в Сенате вдруг запахло жареным, то почему бы им не поохотиться на мафиозных ставленников в Вашингтоне, или Нью-Йорке, или Чикаго — да во всех правительственных учреждениях, где бы они ни находились и какого уровня бы ни были?! О, наша страна невероятно прагматична. Но не говори мне...

— Дело вовсе не в этом, и ты прекрасно знаешь, — устало прервал Броньола. — Нельзя заставить политика думать прямолинейно, а тем более в год выборов. Вопрос на самом деле касается морали правительства, но много ли ты видел политиков, которые готовы обсуждать столь щекотливую тему — и не только накануне выборов? Цель оправдывает средства. И сейчас ты стал удобной мишенью.

Таррин глубоко вздохнул.

— Знаешь, Гарольд, всякий раз, когда ты заводишь разговор о политиках, у меня возникает чувство, будто все мои вопросы и возражения безнадежно уходят в толстенный слой ваты. Вот почему мое уважение к Страйкеру растет с каждым днем. Он никогда не увиливает от прямых ответов, в отличие от любого чиновника из нашего правительства.

Он услышал, как на другом конце провода щелкнула зажигался, и понял, что его собеседник прикурил сигару. Конечно, Броньола — хороший человек, но сейчас он просто сбит с толку всей этой мышиной возней в правительственных кругах. И раздражал отнюдь не человек, с которым он разговаривал, а те силы, которые двигали им.

— Ты прав, приятель, — наконец подал голос Броньола. — Прав ты — это я ошибаюсь. Так что еще не все потеряно, учти. Многое может перемениться... После обеда, перед заседанием подкомитета Сената, у меня назначена встреча. И на ней я собираюсь сообщить всем этим обеспокоенным господам, чтобы шли они куда-нибудь подальше. Пусть не суются в чужие дела. Ты выполняешь свою работу и играешь в свои игры. Никто, кроме тебя, не имеет права заказывать музыку.

— Спасибо, Гарольд. Береги себя. Твоя жизнь всем нам ох как нужна!

— Постараюсь, буду держаться за нее двумя руками. Но послушай меня внимательно. Тут и вправду задействованы очень значительные силы. И наш друг по имени Липучка может оказаться прав на все сто процентов. Дело пахнет керосином. И этот запашок способен вызвать самые кошмарные последствия.