В любом случае, решил Алекс, с первым светом утра нужно достать картридж из тайника в стене и держать его при себе, пока не найдется местечко понадежнее. Лучше где-нибудь в городе. В ямке, под камнем, может быть, на территории храма.

– Хватит, – сказал Набу. – Перестань дразнить наших добрых знакомых. Не порти настроение людям. Все, достаточно.

– А мне даже интересно, – сказала Дебора.

– Конечно, интересно, – согласился Гупта. – А вашему спутнику, мастеру метать ножи, ему тоже интересно?

– Хм-м, хм-м, м-м, – сказала прислуга.

в которой Алекс совершает акт священной любви и знакомится с цирюльником

От кошмара его спас крик. Алекс только что установил стержень взрывателя бомбы, чтобы ровно через час уничтожить весь мир. Почему он это сделал? Все дело было в послании, которое он то ли получил, то ли не получил. Отвратительно и ужасно быть тем, чей долг погубить столько надежд, красоты и любви. Услышав крик Деборы, Алекс вскочил с тюфяка, прикрылся первой попавшейся под руку тряпкой и, выскочив из комнаты, помчался по коридору в направлении голосов.

Из открытой двери слышался раскатистый, возмущенный голос Набу:

– Послушайте, это отвратительно! Омерзительно!

– Нет, если у них такие обычаи! – возражала Дебора.

– А зачем оставлять дверь открытой? Чтобы все видели?

Алекс заглянул в комнату. Дебора и Набу стояли в нескольких шагах от порога, причем Дебора, похоже, сдерживала нубийца. Гупта, небрежно поджав ноги, сидел совершенно голый на голом полу в ясном свете наступающего утра. Одна его рука шевелилась под ляжкой, другая висела у рта, и из нее выползала коричневая шелковая лен та. На глазах у Алекса другой конец ленты появился из ануса индийца. Рядом с ним, на полу, лежала маленькая прозрачная коробка. Отправляя в рот пленку из кассеты, Гупта не просто поедал ее, но и извергал из себя через задний проход!

Алекс бессильно прислонился к дверному косяку. Пока он спал, индиец пробрался в комнату и выкрал картридж! И вот теперь он… превращал пленку в экскременты.

Заметив Алекса, Гупта кивнул ему и вежливо осведомился:

– Доброе утро! Что-то потеряли?

Выдать себя поспешным заявлением Алексу помешал Набу.

– Вот она, гигиена по-индийски! Проглотить, подождать, пока оно выйдет из вас, а потом подергать туда-сюда! И притом оставить дверь открытой, чтобы все видели. Меня от этого тошнит.

Дебора хихикнула.

Кадык у Гупты судорожно задвигался вверх-вниз, после чего индиец изрыгнул на ладонь нечто напоминающее ленточного червя. Другая рука выдернула из-под задницы вторую ленту.

– Оба совершенно чистые. Ха-ха! Маленькая шутка! Эти два отрезка вовсе и не были соединены. Ты, Набу, принял их за одну ленту. Почему? Потому что на днях я рассказывал тебе о том, как некоторые мудрецы у меня на родине, умеющие контролировать внутренние мышцы, прочищают кишечник, проглатывая и проводя через него, как змею Кундалини, очень длинное полотенце.

Гупта поджался, приняв позу лотоса и тем самым скрыв свои гениталии.

– Ну, разве не замечательно? Вы видите то, что хотите увидеть, когда на самом деле ничего нет. И наоборот!

Индиец ловко намотал пленку на средний палец и засунул ее в коробочку, которая была сделана вовсе не из пластика, а из рога или чего-то похожего. Пленка оказалась совсем и не пленкой. Она была шире и мягче. Резина, объяснил Гупта. Алекс смог наконец выдохнуть.

Гупта пристально, словно через магический кристалл, посмотрел на Алекса. Последний видел перед собой хищную птицу с колючими глазками.

– Увидели что-то интересное для вас лично?

– Нет. Просто кошмар приснился.

– Господи, и это в первую ночь в Вавилоне!

– Не очень хорошее предзнаменование, – беззаботно заметила Дебора.

– Дорогая госпожа, сон здесь не считается предзнаменованием. В Вавилоне снам не придают большого значения, хотя иногда профессионалы берутся за их толкование. Не забывайте, вавилоняне и сами сон, не так ли? Я знаю, как интерпретировать сны, так что, Алекс, вы пришли со своей проблемой туда, куда надо.

– Если вы интерпретируете сны, то как насчет интерпретации Вавилона? – резко спросил Алекс.

Может быть, Гупта профессиональный наблюдатель, маскирующийся под мерзкого факира?

– А! Вот мы и подошли к сути. То, что вы, как вам показалось, увидели здесь, как-то связано с восприятием города? – Гупта свернул вторую ленту и положил в ту же коробку, хотя ее определенно не мешало бы помыть и просушить. – С восприятием и пониманием Вавилона как изнутри, так и извне? Ну, тепло?

А если Гупта агент не института, а некоей другой заинтересованной стороны? Какого-то иностранного правительства?

– Чушь! – фыркнул Алекс, отвечая и себе, и индийцу. Гупта усмехнулся.

– Вам стоит посетить храм Мардука. Помолиться за победу.

– Помолиться? – изумленно повторил Алекс.

– Да. Ведь молитва есть всего лишь средство поправления рассудка и приведения в порядок мыслей. Помолитесь за победу. Победу над страхом, который уничтожает.

Точно. Именно это ему и снилось – уничтожение целого мира. Теперь Алекс вспомнил.

Достав картридж из тайника в стене – разумеется, Гупта его не украл! – и спрятав сверток в набедренную повязку под туникой, Алекс вместе с остальными позавтракал овсянкой. На пересекающей голубое небо стене с чириканьем прыгали воробьи, надеясь слететь потом на стол и подчистить миски раньше, чем до них доберется безумная прислужница.

– Так ты идешь в храм Мардука? – осведомилась Дебора.

– Нет. – Впрочем, храм может оказаться подходящим местом, чтобы спрятать кассету. Он ведь и сам об этом думал. – Да. Может быть.

– Позвольте мне быть вашим проводником, – предложил Гупта. – И вашим тоже, прекрасная госпожа.

– Мы пойдем одни, – быстро ответил Алекс. Дебора вскинула бровь.

– Мы?

Если Дебора пойдет с ним, то не помешает ли она спрятать кассету? Черт бы ее побрал! Кассету, конечно. Так и свихнуться недолго на почве навязчивой идеи. Но пока он не избавится от нее, не спрячет в надежном месте, покоя не будет.

С другой стороны – и Алекс прекрасно это понимал, – если он пойдет один, Гупта наверняка ухитрится умыкнуть Дебору у него из-под носа. А что, если она ненароком откроет ему их секрет? Проболтается о своих планах? О возникшей между ними пока еще хрупкой связи?

Смелость. Победа.

– Извини, Деб. Думаю, молиться следует в одиночестве. Мы можем встретиться потом, а? Перекусим, посмотрим достопримечательности? Как насчет… – Он замолчал, не зная, какое место предложить.

– У главного выхода из храма, на прибрежной дороге, – подсказал Гупта.

– Да. Там. – Алекс поднялся из-за стола.

– Когда? – спросила Дебора, что было хорошим знаком.

– Не забывайте, – вставил индиец, – что после полудня у большинства горожан наступает сиеста.

Глядя многозначительно на Дебору и старательно не замечая Гупту, Алекс назвал час.

Набу смахнул с нижней губы прилипший комочек каши и тоже встал.

– Я пойду с тобой, Алекс.

– Нет, не утруждай себя. Я сам найду храм.

– Ну, поступай как знаешь, друг. Тебе виднее. – Оскорбленный в лучших чувствах нубиец протопал к выходу.

Маршрут, как и обрисовал его привратник постоялого двора, оказался не из сложных. Взяв курс на юг, Алекс прошел по улочкам кожевников и плетельщиков, кузнецов и кондитеров до главного перекрестка, улицы Мардука – широкого мощеного бульвара, вдоль которого вытянулись высокие, без окон здания. Солнце жалило спину, а сияющая впереди Вавилонская башня снова притягивала к себе, как будто это грандиозное спиральное строение и в самом деле искажало геометрию города, концентрируя пространство в себе наподобие того, как это происходит в водовороте.

Неспешно прогуливающиеся вавилоняне, в тюрбанах и с тросточками – по большей части верхушка местной аристократии, – едва удостаивали башню взглядом, Алекса же как будто влекла к ней неудержимая сила. Подчиняясь ей, он шагал и шагал на юг по аллее Процессий, пока не достиг длинной подъездной дороги, ведущей на запад, к храму бога победы.