К тому же вместо добросовестного вопрошания, ведущего к более или менее надёжному знанию, люди из любопытства упражняются

в бесполезных измышлениях. Поэтому они познают Бога не таким, каким Он сам открывает Себя, но воображают Его в том виде, в каком им рисует Бога их собственное дерзкое воображение. Так перед ними разверзается пропасть, и с какого бы края они ни подходили к ней,— всё равно неизбежно срываются вниз. За что бы они потом ни принимались, желая почитать Бога и служить Ему,— ничто не будет поставлено им в заслугу, так как они почитают не Его, а собственные мечты и фантазии. Эту извращённость клеймит св. Павел, когда говорит, что называвшие себя мудрыми «обезумели» (Рим 1:22). Несколько выше он объявляет, что они «осуетились в умствованиях своих»; а чтобы не нашлось извинений их вине, добавляет, что слепота их заслуженна. Ведь они не пожелали довольствоваться умеренностью и смирением и взяли на себя больше, чем дозволено. В результате они сознательно и добровольно блуждают во мраке, обезумев в своей испорченности и своём высокомерии. Безумие их непростительно, ибо причина его не только в пустом любопытстве, но и в неумеренном стремлении знать больше, чем это им доступно, соединённом вдобавок с непомерным ложным самомнением.

2. Слова Давида о том, что безумцы и нечестивцы говорят в сердце своём «нет Бога» (Пс 13/14:1), прежде всего следует отнести к тем людям, которые, закрыв глаза на свет природы, добровольно впадают в одичание, как мы это сейчас увидим. В самом деле, есть много людей, закосневших во грехе по своей дерзости и по привычке, в ярости отбрасывающих всякую память о Боге. Однако она снова возвращается к ним в силу заложенного в них чувства и непрестанно взывает к ним изнутри. А чтобы их ярость выглядела ещё отвратительнее, Давид говорит, что они отвергают Бога, но не так, что оспаривают его бытие, а так, что, лишая Его дел судьи и правителя, запирают Его в бездействии на небесах. Нет ничего более неподобающего Богу, чем устраниться от правления миром, предоставив всё воле случая; закрыть глаза на прегрешения, оставив их безнаказанными, и дать волю нечестивцам. И Давид заключает, что всякий, кто оправдывает себя, льстит себе и пребывает в беспечности, не пытаясь честно осознать содеянное, тот отрицает существование Бога.

Давид считает справедливой карой неба то, что глаза нечестивцев заплывают жиром и они не видят ни зги даже широко открытыми глазами. Он поясняет свою мысль: «Нет страха Божия пред глазами его [беззаконного]» (Пс 35/36:2). Так, нечестивые похваляются своими злодеяниями, ибо убеждены, что Бог с них не взыщет (Пс 9:25). Поэтому, несмотря на понуждение к познанию Бога, они уничтожают его славу, как бы лишая Бога всевластия. Поскольку Бог не может отречься от Себя, будучи, по словам св. Павла (2 Тим 2:13), всегда подобным самому Себе, эти канальи творят себе мёртвого и лишённого могущества идола, и их справедливо обвиняют в отречении от Бога. К тому же нужно заметить, что как бы они ни боролись со своим чувством и как бы ни желали изгнать Бога не только из сердца, но и с небес, засасывающее их безумие не в состоянии помешать Богу силой приводить их порой к своему престолу Судьи. Но поскольку их не удерживает страх, они свирепо набрасываются на Него, и эта слепая ярость свидетельствует о том, что они забыли Бога и совершенно одичали.

3. Таким образом, предпринимаемые многими легкомысленные попытки оправдать свои суеверия оказываются напрасными. Им кажется, что в служении Богу достаточно простого усердия или чувства, даже если оно сумбурно. Но они упускают из виду, что истинная религия должна быть целиком согласна как с непреложным правилом с волей Божьей, так как Бог всегда подобен самому Себе. Он — не призрак, меняющийся по прихоти отдельного человека. В самом деле, бросается в глаза, что, когда суеверие хочет возблагодарить Бога, оно безумствует, словно издеваясь над Ним. Скрупулёзно придерживаясь мелочей, о которых сам Бог говорит, что они для Него не имеют значения, суеверие открыто отбрасывает или оставляет в небрежении то, что Он считает драгоценным.

Поэтому все, кто устанавливает правила служения Богу по своему собственному разумению, поклоняются исключительно своим фантазиям. Ведь они не осмелились бы поднести Богу ворох всякой дребедени, если бы вначале не сотворили себе Бога по собственной мерке и по собственному подобию²⁴. Поэтому-то св. Павел утверждает, что смутное и неверное понимание Бога есть незнание Его: «Не знавши Бога, вы служили богам, которые в существе не боги» (Гал 4:8). А в другом месте он говорит, что эфесяне долгое время были вовсе без Бога и отчуждены от Того, кто поистине един (Эф 2:12). Между теми и другими нет особой разницы, по крайней мере в том отношении, что неважно, идёт ли речь об измышлении одного или нескольких богов: и в том и в другом случае люди отворачиваются от истинного Бога и, оставив Его, обращаются к мерзкому идолу. Поэтому следует согласиться с Лактанцием, что не может быть религии вне истины²⁵.

4. Существует и другое зло. Дело в том, что люди вовсе не обеспокоены Богом, если не оказываются вынужденными к тому. Они не желают прийти к Нему, если их не приводят насильно. Но и тогда их побуждает не свободный страх, порождаемый благоговением перед Божьим величием, а страх рабский и вынужденный. Его вызывает неизбежность Божьего суда; и поскольку люди не могут от него избавиться, они страшатся и одновременно ненавидят. Слова языческого поэта, что богов породил в первую очередь страх, справедливы только по отношению к нечестию. Те, кто хочет всласть досадить Богу, страстно желали бы ниспровержения его Судейского престола, воздвигнутого, как им известно, для наказания за преступления.

Движимые этим чувством, они сражаются против Бога, который не может не судить их. Поскольку же они неотвратимо оказываются повергнутыми его всемогуществом и чувствуют неизбежность своего поражения, то в конце концов уступают страху. Поэтому они худо-бедно делают вид, что у них есть религия, чтобы не казалось, что они всегда и везде презирают Бога, настигающего их своим величием. Однако при этом они не перестают оскверняться всевозможными грехами, чудовищно громоздить их друг на друга, пока не преступят Божий Закон во всём и не окажутся вне его справедливости. А бывает и так, что они не слишком усердствуют в притворном изображении страха и не просто любуются своими грехами, но открыто похваляются ими, купаются в них, предпочитая дать полную волю своей разнузданной плоти вместо того, чтобы сдерживать и подавлять её, повинуясь Св. Духу.

Всё это — лишь слабая тень религии, да, впрочем, и тенью её можно назвать лишь с большой натяжкой. Из всего этого явствует, насколько истинное благочестие, влагаемое Богом лишь в сердца своих верных, отличается от смутного и притворного богопознания. Ясно также и то, что религия есть достояние детей Божьих.

Между тем лицемеры с помощью всевозможных уловок пытаются создать впечатление, будто и они — ближние Бога, в то время

как на самом деле они бегут от Него. Ибо вместо того, чтобы неизменно и во всём на протяжении всей жизни повиноваться Ему, они без зазрения совести то в одном, то в другом оскорбляют Бога, рассчитывая задобрить Его ничтожными жертвами. Вместо того, чтобы служить Ему в чистоте и простоте сердца, они, желая обрести его благосклонность, выдумывают всякую дребедень и никому не нужные церемонии. Хуже всего то, что они тем больше позволяют себе погрязать в непотребстве, чем больше стараются загладить свои грехи смехотворным лицемерием, называя их удовольствиями. Вместо того, чтобы во всём уповать на одного Бога, они отгоняют мысли о Нём и рассчитывают на свои собственные силы и силы прочих сотворенных созданий. В конце концов они так запутываются в таком нагромождении заблуждений, что мрак их нечестия затемняет, а затем окончательно гасит перед их взором всякий проблеск Божьей славы.

И всё же семя веры в существование некоего божества остаётся в них и не может быть отторгнуто целиком, но это изначально доброе семя настолько испорчено, что способно принести лишь самые дурные плоды. Пусть мои слова воспримут с недоверием, но я утверждаю, что в сердца людей от природы вложено некоторое знание о божестве, раз его существование вынуждены признавать даже самые лютые нечестивцы. Однако несмотря на содействие природы, они отходят от этого знания, оскорбляют Бога и даже стремятся стяжать себе славу насмешками над Ним, желая умалить его могущество. Но если они вдруг оказываются в отчаянном положении, то нужда заставляет их искать помощи у Бога и вкладывает в их уста обрывки молитв. Отсюда ясно, что и такие люди не лишены целиком знания о Боге, но это знание, которое должно было проявиться раньше, было заперто нечестием и буйством.