Всегда, когда это только возможно, надо платить людям в полном соответствии с их талантом или родом занятий. Писателю можно платить по количеству слов, страниц, числу раз, когда читатель расплачется или рассмеется, за главу, количество новых идей, за книгу, за год работы – это лишь некоторые из возможных критериев. Режиссеру можно платить за фильм, за фут отснятой пленки или за то число раз, что в кадре появляется «шевроле».

Я все еще размышляю о горничных. Это в самом деле зависит от твоего воспитания. Некоторые просто не стесняются того, что за ними кто-то убирает, и хотя я говорю о том, что работа горничной не отличается от любой другой работы, – она не должна считаться непохожей на любую другую работу – все же, где-то в глубине души, меня очень смущает мысль о том, что за мной кто-то убирает. Если бы я действительно мог думать о профессии горничной так же, как, например, о профессии дантиста, я бы без стеснения позволял горничной убирать за собой, так же как я позволяю зубному врачу приводить в порядок мне зубы. (На самом деле зубной врач – неподходящий пример, потому что я стесняюсь, когда мне лечат зубы, особенно если у меня прыщи, а я сижу под этим зеленым светом. Но все же этот пример возможен, потому что стеснение от того, что кто-то лечит мне зубы, не сравнить со смущением, которое испытываю, когда рядом находится человек, который убирает за мной.)

Я сталкиваюсь с проблемой, как вести себя с горничной, только когда останавливаюсь в каком-нибудь европейском отеле или когда я гощу у кого-нибудь. Так неловко, когда встречаешься лицом к лицу с горничной. Я никогда не могу этого выдержать. Некоторые мои знакомые совершенно спокойно смотрят на горничных и даже говорят им, что надо сделать, но я с этим не справляюсь. Когда я живу в гостинице, я стараюсь оставаться в номере весь день, чтобы горничная не смогла войти. Я делаю это специально. Потому что я просто не знаю, куда девать глаза, куда смотреть, что делать, когда они убирают. Если подумать, избегать горничную – это тяжелая работа. В детстве я никогда не мечтал иметь горничную, я мечтал только о конфетах. С наступлением зрелости эта мечта трансформировалась в то, что надо «зарабатывать деньги, чтобы покупать конфеты», потому что с возрастом, конечно, становишься реалистом. Потом, после моего третьего нервного расстройства, моя карьера стала налаживаться, и я покупал все больше и больше конфет, так что теперь у меня есть комната, набитая конфетами. Как я теперь думаю, благодаря моему успеху у меня есть комната для конфет, а не комната для горничной. Как я уже сказал, умение вести себя с горничной зависит от того, о чем ты мечтал в детстве. В результате моих детских фантазий мне теперь гораздо приятнее смотреть на шоколадный батончик «Херши». Странно, что иметь деньги значит так немного. Приглашаешь троих в ресторан и платишь триста долларов. Ладно. Потом приглашаешь тех же троих в закусочную на углу. И наедаешься так, как в шикарном ресторане, даже больше, и это обходится только в пятнадцать-двадцать долларов, а ешь ты, в принципе, одно и то же.

На днях я размышлял о том, чем в Америке надо заниматься, если хочешь добиться успеха. Прежде для этого требовалось обладать чувством ответственности и иметь дорогой костюм. Сегодня я оглядываюсь вокруг и думаю, что надо делать то же самое, что и раньше, только не носить хорошего костюма. Наверное, в этом все дело. Думай, как богатый. Одевайся, как бедный.

А: Я всегда думаю о людях, которые строят здания, а потом умирают, и их больше нет на свете. Или например, в фильме показывают толпу, а в жизни все эти люди давно умерли. Это пугает.

Я стараюсь понять, что такое время, и могу придумать только… «Время есть то время, что было». Говорят «Время у меня на руках». Ну я посмотрел на мои руки и увидел множество линий. А потом одна знакомая сказала, что у некоторых людей линий нет. Я ей не поверил. Мы сидели в ресторане, и она сказала: «Как ты можешь так говорить? Посмотри вон на того официанта!» Она подозвала его: «Голубчик! Не принесете ли стакан воды?», а когда он принес стакан, она схватила его за руку и показала ее мне, и там не было линий! Только три главные. И она сказала: «Вот ви­дишь? Я же тебе говорила. У некоторых, таких как этот официант, нет линий». И я подумал: «Надо же! Хотелось бы мне быть официантом».

Если линии на руках– морщины, это значит, что твои руки очень много беспокоятся. Иногда тебя приглашают на роскошный бал, и ты целые месяцы думаешь, как это будет шикарно и интересно. Потом прилетаешь в Европу, приходишь на бал, и когда вспоминаешь о нем месяца два спустя, все, что ты помнишь, это, возможно, машина, в которой ты ехал туда, а сам бал совсем не помнишь. Иногда не придаешь значения какому-нибудь мгновению, а потом оказывается, что оно определило целый период твоей жизни. Я должен был бы месяцами мечтать о поездке на бал в машине, о том, как одеться для поездки в машине, и как купить билет в Европу, чтобы прокатиться там на машине. И тогда, кто знает, может быть, мне запомнился бы и сам бал. Некоторые люди, решив что их возраст становится все более солидным, начинают вести себя как старики. А есть другие, которые всю жизнь выглядят на двадцать. Интересно наблюдать за кинозвездами – ведь с ними это происходит особенно часто, – которые сохранили всю свою энергию, потому что для них красота – это их работа, и они вынуждены оставаться молодыми. Поскольку люди в будущем станут жить дольше и становиться старше, им придется научиться дольше быть детьми. Я думаю, сейчас как раз это и происходит. Например, некоторые мои юные знакомые задерживаются в периоде своего младенчества.

Однажды я стоял на парижской улице, и на меня смотрела пожилая дама, и я подумал: «Наверное, она глазеет на меня, потому что она из Англии». Многие англичане узнают меня благодаря одной лондонской телепередаче, в которой мне довелось сыграть главную роль. Так вот, я попытался отвернуться, а она сказала: «Вы случайно не Энди?» Я сказал, что да, и она ответила: «Вы гостили у меня в доме, в Провинстауне, двадцать восемь с половиной лет назад. Вы носили широкополую шляпу от солнца. Вы меня, конечно, не помните, но я никогда не забуду вас в этой шляпе. Вы совершенно не переносили солнца». Я почувствовал себя очень странно, по­тому что я этого совсем не помнил, а она запомнила с точностью до месяца. Раз она вспомнила, что это было «двадцать восемь с половиной лет назад», даже не подсчитывая, значит она действительно держала это в памяти и говорила: «Вот прошло девятнадцать лет с тех пор, как он приезжал сюда в своей соломенной шляпе». Это было очень странно – ее муж был с ней, и они стали спорить о том, сколько лет назад это было. Он сказал: «Нет-нет. Мы же еще не были женаты, помнишь? Так что, наверное, это было двадцать шесть лет и девять месяцев тому назад». Некоторые говорят, что Париж более эстетичен, чем Нью-Йорк. Ну в Нью-Йорке у тебя не хватает времени на эстетику, потому что полдня нужно, чтобы доехать до окраины и еще полдня, чтобы доехать до центра.

А еще бывает, иногда на улице натыкаешься на человека, которого не видел, например, пять лет, и начинаешь общаться как ни в чем не бывало. Когда встречаешь человека с чувством, как будто и не расставался с ним, – это самое лучшее. Ты не спрашиваешь: «Чем ты занимался?», не пытаешься наверстать упущенное. Может быть, ты скажешь, что идешь на 8-ю стрит, чтобы купить сливочное мороженое, а может быть, он скажет, какой фильм идет смотреть, вот и все. Только небрежный обмен новостями. Очень легко, спокойно, спонтанно, совсем по-американски. Никто не удивлен, никто не сбился с ритма, никто не впал в истерику, никто не отстал. Вот это по-настоящему здорово. А если человек спросит тебя о каком-то знакомом, скажи только: «Да, как же, я видел, как он пил молочный коктейль на 53-й стрит». Просто веди себя ровно, как будто вы встречались вчера. Я думаю, у меня в организме не хватает каких-то веществ, и поэтому у меня есть склонность быть… маменькиным сынком. Ну… «девчонкой». Нет, маменькиным сынком. «Вечным мальчиком». Я думаю, у меня не хватает веществ, управляющих ответственностью и воспроизводством. Если бы они у меня были, я бы больше думал о том, чтобы стариться правильно, четыре раза жениться и завести семью – жены, дети и собаки. Я невзрослый, но может, что-нибудь еще случится с моими гормонами и я смогу повзрослеть. У меня начнут появляться морщины, и я перестану носить свои крылышки.