— Послушайте, Ланой, — произнес Квеллен, — не буду с вами темнить. Вы подлежите наказанию за предпринимательскую деятельность без разрешения Верховного Правления. Сам Клуфман приказал вас арестовать. Я не знаю, какой приговор вам вынесут, но он может быть любым, вплоть до полного уничтожения личности. Многое зависит от вас. Верховное Правление хочет обладать вашей аппаратурой для путешествий во времени. Передайте ее моим людям — не просто, сами понимаете, набор электронных устройств, а сам метод. Ваше сотрудничество в некоторой степени смягчит приговор…

— Извините, — оборвал его Ланой. — Но это оборудование — частная собственность. У вас нет на него никаких прав!

— Суд…

— Я не делаю ничего противозаконного, и поэтому меня не волнует никакой приговор. И я отказываюсь уступать вам свои юридические права. Мой ответ краток — нет!

Квеллен подумал о том, какому давлению он подвергается со стороны Колла и Спеннера и даже Клуфмана, чтобы решить это дело, и это рассердило и одновременно испугало его.

Он выпалил:

— Когда я разделаюсь с вами, Ланой, вы пожалеете о том, что не воспользовались своей собственной машиной и не дали стрекача на миллион лет в прошлое. Мы в состоянии склонить вас к сотрудничеству с нами, учтите это! Мы можем стереть вас в порошок!

Презрительно ухмыляющийся Ланой даже не вздрогнул. Таким же спокойным тоном он произнес:

— Действуйте, комиссар. Вы начинаете терять самообладание, а это уже неразумно. Не говоря уже о том, что опасно.

Квеллен почувствовал, что Ланой прав. Он изо всех сил пытался успокоиться, но ему это не удавалось. Горло его было будто узлами перевязано:

— Я буду держать вас в баке до тех пор, пока вы не сгниете! — прохрипел наконец он.

— И чего вы этим добьетесь? Я стану покрытой плесенью падалью, а вы так и не передадите в руки Верховного Правления технологию перемещения во времени, — Ланой пожал плечами. — Между прочим, не могли бы вы немного увеличить подачу кислорода? Я начинаю задыхаться.

К своему удивлению, несмотря на наглость этого требования, Квеллен полностью открыл кран подачи кислорода. Ливард сразу же отметил, как изменилось настроение Ланоя. Несомненно, наблюдатели из соседнего кабинета тоже были поражены внезапной капитуляцией Квеллена.

— Если вы арестуете меня, — продолжал Ланой, — то я уничтожу вас, Квеллен! Я повторяю, в том, что я делал, нет ничего противозаконного! Вот поглядите. У меня есть разрешение. — Ланой вытащил карточку с соответствующими печатями.

Квеллен был загнан в тупик. Ланой вывел его из равновесия. Он довольно легко справлялся с обычными преступниками, но события последних нескольких трудных дней выбили его из колеи. Квеллен прикусил губу, внимательно посмотрел на маленького человечка и отчаянно захотел снова очутиться где-нибудь в дебрях Конго и бросать камешками в крокодилов.

— В любом случае я намерен прекратить этот ваш бизнес, — в конце концов произнес Квеллен.

Ланой тихо засмеялся:

— Не советую это делать, Квеллен.

— Здесь не вы, а я даю советы!

— Я бы не советовал вам доставлять мне хлопоты, Квеллен, — нагло повторил Ланой. — Если вы сейчас приостановите поток перебежчиков, то все прошлое полетит вверх тормашками. Эти люди попали в прошлое. Это отмечено в исторических архивах. Некоторые из них женились и обзавелись детьми.

Потомки этих детей живут сегодня.

— Я знаю все это. Мы до мельчайших подробностей изучили теорию.

— Так вот, вам нужно понять, Квеллен, что вы сами, может быть, потомок какого-нибудь прыгуна, которого я наметил отправить в прошлое на следующей неделе. И если этот прыгун не попадет в прошлое, то и ваше, Квеллен, существование тотчас же прекратится, погаснет, как задутая свеча. Мне сдается, это приятный способ умереть. Но вы-то разве хотите умирать, а?

Квеллен угрюмо смотрел куда-то в пустоту. Слова Ланоя не выходили у него из головы. Ему стало совершенно ясно, что все это заговор, чтобы свести его с ума. Марок, Колл, Спеннер, Брогг, Джудит, Хелейн и вот теперь Ланой — все они были преисполнены решимости довести Квеллена до помешательства. Это был тайный сговор. Он про себя обругал все сотни миллионов толкущихся жителей Аппалаччии и задумался, выпадут ли ему хоть когда-нибудь мгновения одиночества.

Затем глубоко вздохнул:

— Прошлое нельзя изменить, Ланой. Мы все равно упрячем вас в тюрьму и заберем вашу машину. Таким образом, мы можем сами позаботиться о том, чтобы поток прыгунов не иссякал. Мы не такие уж дураки, Ланой. Мы сами позаботимся о том, чтобы все происходило так, как и должно происходить.

Ланой какое-то мгновение почти с жалостью смотрел на него, как, может быть, смотрят на особо редкую бабочку, наколотую на булавку на выставочном стенде.

— Такова ваша игра, комиссар? Вы и правда считаете, что научитесь управлять машиной?

— Я в этом уверен.

— В таком случае мне придется принять меры, чтобы защитить себя.

Квеллену стало немного не по себе.

— Что же вы можете сделать?

— Посмотрим. Предположим, вы на какое-то время поместите меня в арестантский бак, а сами тем временем рассмотрите имеющиеся у вас возможности. Затем заберете меня из бака и снова переговорите со мной. С глазу на глаз. У меня есть для вас кое-что интересное. Но вы, думаю, не захотите, чтобы это услышал кто-нибудь еще.

В небе разверзся какой-то проем, будто невидимая рука расстегнула на нем застежку-молнию. Норм Помрат провалился сквозь него. Его желудок воспротивился столь быстрому падению. «Ланой мог бы сказать мне о том, подумал Помрат, — что я окажусь прямо в воздухе». В последнюю секунду он изогнулся и приземлился на бок и левую ногу, стукнувшись коленной чашечкой о мостовую. Помрат охнул и на какое-то время превратился в неподвижную груду костей, кожи и мускулов, которая мучительно пульсировала в тех местах, которые он ушиб при падении.

Он понимал, что нельзя лежать здесь долго. Поэтому собрался с силами и, шатаясь, поднялся на ноги, смахнул с себя пыль. Улица была потрясающе грязной. Весь его левый бок мучительно болел. Он проковылял к стене ближайшего здания, прильнул к нему на мгновение и, сцепив зубы, проделал одно из рекомендуемых в подобных случаях упражнений, ускоряющих кровообращение. Боль начала утихать, как только капилляры, которые он повредил, опустели.

Вот так. Так лучше. Ушибы будут ныть еще несколько часов, но это можно будет перетерпеть.

Только теперь он обрел способность взглянуть на мир 2050 года, но тот не произвел на него особого впечатления. Город казался таким же загроможденным и суматошным, как и через четыре с половиной столетия, но шум и хаос были какими-то неупорядоченными. Здания — башни архаичной архитектуры — торчали повсюду. Не было видно платформ монорельсовых дорог и мостов между зданиями над уровнем улиц. Мостовую покрывали трещины.

Улицы заполнены пешеходами. Нельзя было сказать, что их намного меньше, хотя он и знал, что население планеты в это время было в три раза меньше, чем в его время. Его заинтересовала одежда пешеходов. Хотя стояла весна и было тепло, казалось, что все стремятся скрыть тело, как можно больше.

Женщины были укутаны от лодыжек до подбородка, свободные накидки, надетые на мужчинах, полностью скрывали контуры их тел. Помрат понял, что попал примерно в то время, о котором договаривался с Ланоем.

Помрат дома уже кое-как подготовился к своему прыжку. Он знал, что середина двадцать первого века была временем неопуританской реакции на плотские излишества ближайшего прошлого. Это ему нравилось. Ничто его так не раздражало, как эпоха бесстыдно выставлявших себя напоказ гологрудых женщин и мужчин с прозрачными гульфиками. Подлинная чувственность, он понимал, процветала только во времена подавления эротики. Чувственные наслаждения были одной из приманок, которые он искал. После десяти лет верного брака и преданного отцовства Норману хотелось пожить весело.

Он также знал и то, что неопуританская фаза вскоре пройдет. Так что ему удастся вкусить лучшее от обеих этих культур: сначала тайное наслаждение внутренним бунтом против морали общества, а затем, на закате дней своих, радость быть свидетелем полного крушения этой морали. Он выбрал хорошую эпоху. Войн нет даже в помине, никаких особых кризисов. Человек здесь может наслаждаться жизнью. Особенно, если у него есть полезные навыки.