Капитан Неботов в последний раз прополз по нашим позициям, подбадривая и проверяя, как мы устроились по правую сторону дороги, в густом бурьяне.

Он уже собирался вернуться к своему стогу сена, как кто-то громко шепнул:

– Смотрите, смотрите, что это? Не заметили ли они нас, гады?

На какую-то долю секунды нас охватило оцепенение. Все замерли и, ничего не понимая, смотрели на перекресток. Там, на виду у всех, остановился гитлеровский мотоцикл с коляской. Немцы покопошились около него, а затем облили горючим и подожгли. Яркий столб пламени озарил все вокруг. Первые гитлеровские машины отступающей колонны задержались у горящего мотоцикла.

До сих пор я не могу понять, кто и зачем поджег мотоцикл. Если это были немцы, то зачем они жгли маши ну на перекрестке, на виду подходящей колонны, которая могла помочь, спасти машину? А может быть, это сыли советские разведчики из других групп, которые на свой страх и риск решили задержать отступление противника, бензиновым костром указать своим частям место перекрестка? Наиболее вероятно, что на мотоцикле драпали перепуганные наступлением гитлеровцы и, увидев надвигающуюся в сумерках колонну, решили, что их настигают советские войска, и попытались несколько их задержать.

… Мотоцикл горел, а из остановившихся машин выскакивали фашисты и бежали к перекрестку выяснить обстановку.

– Вас ист лос? – то и дело доносилось до нас. У перекрестка создалась пробка.

– Теперь настало наше время, – сказал капитан. И тут же раздалась его команда: – По фашистам – огонь!

Застучали ручные пулеметы разведчиков. В такт им отозвались скороговоркой автоматы. На дорогу полетели ручные и противотанковые гранаты. Ливень огня ошеломил гитлеровцев. Они выскакивали из машин и с перепугу бежали навстречу своей гибели – прямо под огонь разведчиков.

Две машины пытались свернуть с дороги и проскочить вперед по целине. Целясь в кабины, разведчики Сиренев, Близниченко и Неботов ударили залпами сначала по одной машине, а затем – по другой. Машины остановились. Немцы соскакивали с них и бежали в поле.

Бой разведчиков с отступающими фашистами все нарастал. Капитан приказал:

– Близниченко! Прикрыть левый фланг. Оказывается, немцы попытались навалиться на горстку разведчиков, охранявших рацию у стога сена.

Близниченко и несколько его разведчиков бросились на выручку товарищам. Завязалась рукопашная. Уже полегло много немцев. Один фашист, на плечах которого навьючены ранец, противогаз, мешок и еще какое-то барахло, уже наставил автомат на Близниченко, но Федотов ударом приклада свалил его. Не успел Федотов сбить очередью еще одного немца, как услышал:

– Шнель! Шнель! – На фоне светло-синего неба он увидел три немецких каски.

– Егор! Помогай! – крикнул Федотов Близниченкс Тот резко повернулся, увидев крадущихся с тыла гитлеровцев, нажал на спусковой крючок. Автомат веером рассыпал очереди. В эту же секунду Федотов метнул гранату.

Теперь радисту как будто ничего не угрожало. Зажатые между двумя группами разведчиков, перепуганные гитлеровцы наконец нащупали лазейку и помчались в степь. На дороге осталось сорок догорающих машин и сотни три раненых и убитых гитлеровцев. В нашей поисковой партии потери были незначительные.

Вскоре мы соединились с передовыми частями дивизии и тут же получили новый приказ: войти в соприкосновение с противником, определить рубежи, на которые он отходит, силы, прикрывающие его отход.

Выполняя приказ, мы двинулись на запад.

Впереди была Украина.

Дивизия с боями вырывала у немцев пядь за пядью родной земли. Уже позади станция и село Томаровка, где противник оставил целыми и невредимыми армейские склады. С ходу заняв город Золочев, наши части продолжали преследовать гитлеровцев, отступающих к Ворскле.

Тут и там виднелись еще горячие пепелища сожженных немцами хат. И хотя нет-нет да громыхнет за околицей взрыв снаряда дальнобойного фашистского орудия или просвистит в небе «мессер», но радостно возбужденные жители уже выбирались из подвалов и щелей, где укрывались от бомбежки и обстрела, и бросались к бойцам. Ребятишки, осмелев, щупали наши звездочки, оружие. Девчата давали адреса, просили писать и «дюже бить поганого гитлерюгу». А старики, осмотрев автоматы, довольно тянули:

– Добре! Так вот яки вы стали, браты наши!

И хотя все наперебой приглашали отдохнуть, мы не могли задерживаться.

Иные думают, что в наступлении разведчику куда легче, чем в обороне. Те, кто так думает, не правы. Враг был коварен. Отступая, немцы всячески стремились ввэ-сти в заблуждение наши войска и тем самым обеспечить отход своим главным силам на выгодные позиции. А разведывание их каверз ложилось на плечи разведчиков. Мы преследовали гитлеровцев днем и ночью. А одна такая ночь запомнилась навсегда.

Ветер, дующий в сторону немцев, заставлял идти осторожно, часто останавливаться и прислушиваться. Казалось бы, наши шаги беззвучны: под ногами почти не шуршала трава, не треснул ни один сучок. И все-таки, откуда ни возьмись, небо сразу прорезали несколько ракет и, описав в кромешной темноте ночи дуги, осветили местность.

Мгновение – и справа взметнулся черный земляной столб, подсвеченный снизу огненными языками. Затем – второй, третий… Со свистом пронеслись осколки. В этот терзающий душу снарядный вой вплелись близкий истошный, захлебывающийся стук немецких автоматов и треск пулеметов.

Мы прижались к земле и, выждав, пока погаснут ракеты, рывком бросились в овражек – нам казалось, что осколки и пули там нас не достанут. Над головой неприятно зашумела трава. Лежишь в ней и ловишь ухом каждый звук. Выстрел. Шумит снаряд. Вот он пролетел над головой, и на душе отлегло: перелет. Снова выстрел. Снаряд падает ближе, всех осыпает землей. И тут же третий взрыв, самый страшный. Он оказался нашим.

Землю затрясло, как в лихорадке. Овражек заволокло дымом. Протирая от пыли глаза, я заметил человека с автоматом в руках. Он поднялся во весь рост, качнулся и, сделав два-три шага, упал. «Юсупов!» – подумал я, хотел вскочить, но рядом опять ударили снаряды.

Очнулся я уже в воронке. Пахло гарью. Надо мной висел черный, как деготь, кусок неба. Где-то справа и слева погромыхивали орудия, заглушая автоматную и пулеметную трескотню, поднятую немцами впереди, метрах в трехстах.

Шорох травы заставил вздрогнуть, мобилизовать себя. Рядом кто-то полз. Преодолевая боль в правом плече, я потянулся к затвору автомата, но тут из темноты послышался голос. Я узнал Ивана Федотова. И тут же подумал: «А что с остальными?» И эта тревога за товарищей придала силы. Я выбрался из-воронки и догнал Федотова. Уже вдвоем мы разыскали друзей…

Мы подползли к краю глубокой воронки и услышали хриплое дыхание.

– Володька, ты? – прошептал Федотов.

– Он самый, – устало проговорил разведчик и… улыбнулся, как будто прося прощения за свою беспомощность. Потом он глубоко вдохнул свежего воздуха и спросил:

– А где Ваня и Саша?

– Погибли, Володя, погибли. Вот что только и нашел. – Федотов из-за пазухи маскхалата вынул пилотку Ивана Шмелева и кисет Александра Абдуллина.

Юсупову сразу стало хуже.

– Пить, пить… – послышался его еле уловимый шепот.

Федотов снял с ремня флягу и, приподняв голову сержанта, поднес к его пересохшим губам. Владимир пил жадно и много, а когда утолил жажду, открыл глаза и долго смотрел на нас, как бы соображая, как же все это случилось… Вспомнил вчерашний день, когда командир дивизии вызвал его в штаб и приказал – преследовать главные силы противника, захватить пленного, документы, выяснить истинное положение и намерения гитлеровцев…

Приказ оставался невыполненным, и мы волновались. Наше волнение передавалось контуженому и раненому командиру. Он вдруг очень громко спросил:

– Ребята, где мы?

– Тише, Володя, тише.

Едва успел Федотов договорить, как снова затарахтели пулеметы, загрохотали взрывы, над землей повисла завеса черного дыма. Мы осторожно положили на маскхалат обессиленного сержанта и тихо, чтобы не услышали немцы, поползли назад, к своим.