– Я помню, как было в ноябре восемнадцатого, – сказал Сталин. – Усложнились дела на фронте, и ВЦИК без промедления учредил Совет Рабочей и Крестьянской Обороны под председательством Ленина. Нам нужен орган в этом роде, с широкими функциями.

– Совершенно с тобой согласен, – убежденно заметил Молотов. – Так будет легче мобилизовать наши военные и материальные возможности, легче подчинить работу государственного аппарата нуждам фронта… Впрочем, я вижу, ты уже выносил какую-то определенную структуру. – Молотов потянулся рукой к стопке бумаги на столе Сталина. Положил перед собой чистый лист и взял карандаш. – Начнем формулировать проект документа?

За многие годы совместной работы они научились понимать друг друга с полуслова.

– Да, есть у меня наброски в уме, – сказал Сталин и задумчиво посмотрел в раскрытое окно. – Этот орган предлагаю назвать Государственным Комитетом Обороны, или сокращенно ГКО.

Обменивались мнениями, уточняли формулировки, и карандаш в руке Молотова оставлял на листе бумаги строчку за строчкой:

«Президиум Верховного Совета СССР, Центральный Комитет ВКП(б) и Совет Народных Комиссаров СССР ввиду создавшегося чрезвычайного положения и в целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР для проведения отпора врагу, вероломно напавшему на нашу Родину, признали необходимым создать Государственный Комитет Обороны под председательством тов. Сталина И. В.

В руках Государственного Комитета Обороны сосредоточивается вся полнота власти в государстве. Все граждане и все партийные, советские, комсомольские и военные органы обязаны беспрекословно выполнять решения и распоряжения Государственного Комитета Обороны».

Когда проект постановления еще раз прочли вслух, Сталин сказал:

– Тебе, товарищ Молотов, быть заместителем Председателя ГКО.

– А кого предлагаешь в члены?

– Это вопрос не такой простой. – Сталин сдержанно засмеялся и пояснил причину своего мимолетного веселья: – Тут, как в одной карточной игре: недобор – плохо, и перебор – не лучше.

– Сравнение сомнительное, – иронически заметил Молотов, – но мысль ясна.

– Думаешь, Сталин боится обидеть кого-нибудь из членов Политбюро? Сейчас не до личных обид.

– Что из этого следует? – Молотов был несколько озадачен.

– Следует поучиться у Ленина, – задумчиво ответил Сталин. – Ночью я перечитывал кое-что… Например, в письме «Все на борьбу с Деникиным!» Владимир Ильич будто для сегодняшнего дня дает нам советы. Разве не современно звучат такие слова Ленина?.. – Отведя в сторону глаза, Сталин начал вспоминать: – «…Всякое раздувание коллегиальности, всякое извращение ее, ведущее к волоките, к безответственности, всякое превращение коллегиальных учреждений в говорильни является величайшим злом…» Верные слова?

– Очень верные, – согласился Молотов. – Если мне память не изменяет, ниже в этом письме Владимир Ильич развивает эту мысль. Он говорит, что дальше абсолютно необходимого минимума коллегиальность не должна идти ни в отношении числа членов коллегии…

– Ни в отношении делового ведения работы, – дополнил Сталин.

– А потом речь идет о стиле работы.

– Да, о стиле. Ленин категорически напоминает, что коллегиальность должна быть сведена к самому краткому обсуждению самых важных вопросов в наименее широкой коллегии, а п р а к т и ч е с к о е р а с п о р я ж е н и е учреждением, предприятием, делом, задачей должно быть поручаемо о д н о м у т о в а р и щ у, известному своей твердостью, решительностью, смелостью, умением вести практическое дело, пользующемуся наибольшим доверием… Вот, товарищ Молотов, как учит нас Ленин!

– Наука сия очень ко времени.

– И от нее мы ни на шаг! – Сталин ребром руки слегка ударил по столу.

– Сейчас особенно надо сверять наши дела по Ленину. А если кто будет обижаться на жестокость…

– Не привыкать к этому, – перебил его Молотов.

– Верно… Поэтому я предложу на Политбюро ввести в Государственный Комитет Обороны пока только тебя, Ворошилова и Маленкова. – Тут же на чистом листе бумаги под рукой Сталина лег столбик фамилий.

– Понимаю. – Молотов утвердительно кивнул. – Каждый курирует одну из главных сфер.

– Сейчас надо поставить дело так, чтобы все эти сферы слились в цельный организм. И мы должны непрерывно держать руку на его пульсе. А потом дело покажет, кому еще надо быть членом ГКО.

После краткой паузы Молотов со скрытой тревогой спросил:

– Что на фронтах?

– Еще не докладывали. – Сталин взглянул на электрические часы, вмонтированные в стену над входом в кабинет. – Сегодня же, как только утвердим Госкомитет Обороны, примемся за перемещения в военном руководстве.

– Какие перемещения? – удивился Молотов.

Сталин помедлил, раздумывая, переложил с места на место бумаги, лежавшие перед ним на столе. Казалось, что он сейчас скажет что-то особенно важное, выношенное в муках сомнений. И Сталин действительно сказал:

– Думаю, будет правильным, если в этой критической ситуации Западный фронт возглавит лично, нарком обороны Тимошенко…

– Сам Тимошенко? – Молотов устремил на Сталина взгляд, в котором сквозило беспокойство.

– Именно Тимошенко. – Сталин загадочно улыбнулся и сунул под усы трубку.

– Иосиф, а не кажется ли тебе, – Молотов не спускал с него напряженного взгляда, – не кажется ли тебе, что военные могут подумать, будто вчерашний конфликт явился причиной такого назначения?

– Да, к сожалению, могут подумать, – согласился Сталин и досадливо поморщился. – Тем более что действительно вчерашний вечер дал толчок для размышлений на этот счет.

– Вот видишь…

– Но… – Сталин приподнял над столом ладонь правой руки, как бы попросив слушать его дальше, – конфликта ведь, как такового, не было. У нас не возникло разных точек зрения на положение дел… Был нервный разговор, который нас не украшает… Причина его – минская трагедия… Я уверен, что военные воспримут такое решение правильно: на самый опасный фронт едет первый человек в Вооруженных Силах… Чтобы Тимошенко чувствовал там себя увереннее и мы чувствовали себя спокойнее, членом Военного совета будет у него товарищ Мехлис, а первым заместителем – товарищ Буденный, учитывая, что резервные армии Буденного обстановка вынуждает включить в состав Западного фронта.