Казалось, сама судьба не оставляла капитану выхода из трудного положения. Ее посредниками выступили разбойник, затем мисс Кинастон. Стяжательство одного положило начало делу, тщеславие другой сулило ему продолжение. Тем не менее обстоятельства еще не сбили капитана с правильного пути, и веское слово сэра Джона Кинастона могло все исправить. Но судьба была тут как тут и все же сыграла с капитаном шутку. Когда карета прибыла в Монастырскую ограду, сэр Джон снарядился в дорогу. Час тому назад нарочный привез дурную весть: брат сэра Джона, живший в Бате [Бат — город на юго-западе Англии, в графстве Сомерсетшир, на реке Эйвон] , тяжело заболел. Баронет ждал прибытия капитана Гейнора, чтобы повидаться с ним перед отъездом.

Прошло двадцать лет с тех пор, как Гейнор посетил Монастырскую ограду. И все же у него сохранилось очень яркое воспоминание о доме, куда его, девятилетнего мальчишку, привез отец. Они с сэром Джоном Кинастоном были верными друзьями, и Гарри Гейнор чувствовал, что тепло былой дружбы согревает и его: сэр Джон испытывал к нему поистине отеческую привязанность. Тем не менее ни в один из своих приездов в Англию за последние семь лет (его отец последовал за Яковом II во Францию, а поскольку мать Гарри к этому времени умерла, он взял сына с собою) капитан Гейнор ни разу не навестил сэра Джона в Монастырской ограде и не был знаком с его женой и дочерью.

Капитан не бывал в поместье намеренно: он не хотел, чтобы в случае его ареста и опознания сэра Джона привлекли к суду по его делу. Сэр Джон уговаривал Гейнора сделать Монастырскую ограду своей штаб-квартирой во время пребывания в Англии, подчеркивая то обстоятельство, что положение хозяина поместья обеспечит гостю полную безопасность. Баронет [Баронет — низший дворянский титул, введенный при Стюартах; отделял нетитулованное дворянство (джентри) от аристократов] был вне подозрений — мировой судья, уважаемый всеми виг. Но капитан Гейнор всегда отвечал ему, что король его очень ценит, потому он не должен рисковать.

Но на сей раз капитан решил, что может воспользоваться столь щедрым гостеприимством: он принял особые меры предосторожности, у него был отличный предлог для пребывания в Англии. В случае его провала сэр Джон был бы скомпрометирован не более других.

Сэр Джон оказал капитану чрезвычайно радушный прием. Могучее сложение, спокойствие духа, здоровый образ жизни помогли ему прекрасно сохраниться, несмотря на годы. В свои шестьдесят он выглядел чуть старше сорока. Правда, сэр Джон был склонен к полноте, но чуть-чуть. При высоком росте и величавой осанке некоторая дородность казалась признаком силы. Голубые ясные глаза, острый проницательный жизнерадостный взгляд придавали лицу моложавость. Загорелое лицо под неизменным седым париком сияло красотой и благородством.

Сэр Джон высоко ценил капитана Гейнора: никто лучше, чем он, не знал этого достойного молодого человека. Не имея сына-наследника, он одно время лелеял надежду, что его дочь и капитан Гейнор поженятся. Сэр Джон предпочел бы Гарри Гейнора другим молодым людям не только за его заслуги, но по причине старой дружбы с Гейнором-старшим. Сэра Джона согревала мысль, что такой союз порадовал бы отца Гарри, будь он жив.

Сэр Джон строил бы свои планы более уверенно, если бы не дочь. Безоблачное небо его жизни омрачала одна-единственная туча, и это была Эвелин. Он не питал иллюзий относительно дочери: он понимал, что она тщеславная и пустая девчонка. И все же он любил дочь и, пожалуй, даже больше полюбил, изучив ее недостатки: теперь к любви примешивалась жалость.

Подобное чувство он всю жизнь питал к матери Эвелин. Любовь включала снисхождение к слабостям, которые со временем открылись в избраннице его нетерпеливой юности. Сэр Джон благородно скрывал от жены свои разочарования, старался не замечать изъянов ее характера и утешался ее добродетелями — послушанием и добрым нравом. За советом он, однако, никогда к жене не обращался. Она знала о его внутренней жизни не больше, чем о внутренней жизни любого другого человека. К примеру, она придерживалась такого же мнения о его политических взглядах, что и мистер Темплтон и прочие джентльмены, которым он намеренно морочил голову. На его месте иной попрекал бы жену дочерними слабостями, но не таков был сэр Джон; смелый человек с широкими взглядами, он во всем винил лишь себя и никогда не перекладывал вину за свои ошибки на жену или на дочь. Как вы поняли, у сэра Джона был философский склад ума.

Его очень беспокоило будущее Эвелин. Зная натуру дочери, он предвидел массу осложнений в ее будущей семейной жизни. Сэр Джон понимал, что должен найти ей мужа чуткого, заботливого и в то же время властного, надежного человека, чье терпение и сила изменили бы Эвелин к лучшему, коли уж не удалось ему самому. Будущему зятю предстояло заслонить его дочь от жизненных невзгод, провести ее сквозь житейские бури, в которых она одна без сильной поддержки, несомненно, потерпела бы крушение.

По его мнению, Гарри Гейнор был именно таким человеком. Иногда сэру Джону казалось, что Гейнор не удостоит Эвелин и взгляда, но в другой раз он, будучи, как уже упоминалось, философом, начинал размышлять о том, что по непонятой прихоти природы именно таких мужчин и притягивают женщины, подобные Эвелин. На столь зыбкой основе сэр Джон и строил свои планы. Зная их, можно представить себе теплый прием, оказанный гостю, заботу, проявленную о нем сэром Джоном.

Торопясь в дорогу, покидая дом на несколько дней, сэр Джон жаждал получить сведения об опасном деле, по которому капитан прибыл в Англию. Не пускаясь в долгие объяснения с домочадцами, он тотчас увел Гарри в свой кабинет. Наедине с гостем он снова выразил сожаление по поводу срочного отъезда в столь неподходящее время и, с удовлетворением отметив, что Гарри выглядит прекрасно, осведомился, в чем суть его миссии. Обстоятельства, вынуждавшие сэра Джона покинуть дом, были безотлагательны, но беседу с капитаном Гейнором он не мог отложить до своего возвращения.

В теплом свете серебряного канделябра лицо капитана казалось мрачным. Он признался, что не удовлетворен тем, как продвигается дело его повелителя в Англии.