Порой Роберт впадал в отчаяние, и тогда между супругами возникали ссоры. Но ему всегда, когда он этого хотел, удавалось Эми быстро успокоить. Потому что даже когда он был с ней резок, отрывал от себя ее цепляющиеся руки, кричал, что поступил глупо, женившись на ней, его не покидало присущее ему обаяние. Его власть заключалась в самой его личности – высокой стройной фигуре, мощных плечах, надменной посадке красивой головы, резких чертах лица, сверкающих глазах, иссиня-черных волосах, исключительной мужественности и, вероятно, превыше всего в твердой уверенности, что на свете есть только одна вещь, которую не сможет сделать Роберт Дадли, – заставить женщину перестать его любить.

Эми пришлось смириться с его невниманием и распутством. Все, чего она просила, – это чтобы он оставался.

А Роберт, разумеется, нетерпеливо рвался оставить ее, жаждал приключений и захватывающей жизни. Поэтому когда, спустя два с половиной года такого его неудовлетворительного существования, Филипп Испанский убедил Марию объединить силы в войне с Францией, он немедленно ухватился за эту небом посланную возможность. Когда Сент-Квентин пал перед английскими и испанскими солдатами под командованием Филиппа, Генри Дадли встретил свою смерть, а Роберт был награжден за храбрость. Она была настолько явной, что Филипп лично послал за ним, чтобы сказать ему, что он сыграл в этой победе немалую роль.

В штаб-квартире короля на французском поле битвы встретились два человека – аккуратный маленький испанец со светлыми волосами и голубыми глазами и мощно сложенный черноволосый англичанин.

Роберт не мог сопротивляться шальной мысли, пришедшей ему в голову. Если бы посторонние люди зашли в палатку и их спросили, кто здесь король, а кто простой человек, нетрудно угадать, какой последовал бы ответ. Короли должны возвышаться над своими подданными, как возвышался над ними великий Генрих.

Но мягкий молодой человек, бывший наследник более чем половины мира, дружелюбно улыбнулся красивому нищему.

– Ваше величество, – начал Роберт, преклоняя колени, – вы посылали за мной.

– Встаньте, милорд, – велел Филипп. – Мне известны ваши обстоятельства. Теперь, когда сражение выиграно, я даю вам разрешение вернуться в Англию, если вы того желаете.

– Уйти в отставку, сир? Когда французы бегут, а Париж открыт перед армиями вашего величества!

Филипп покачал головой:

– Я видел сегодня такое, что отвратило меня от войны. Мы останемся здесь. Идти на Париж было бы небезопасно.

Роберт ничего не ответил. Мудрый человек не спорит с королем. Не ухватиться за возможность двинуться на Париж, разумеется, было самой большой ошибкой на свете; но не нищему лорду указывать командующему, как поступить. Филипп сказал:

– Вы вызвали недовольство королевы.

– Ваше величество, я сын своего отца. Я подчинялся отцу, как и подобает поступать сыну, мне кажется.

Филипп кивнул:

– В этом вы правы.

– А сейчас, ваше величество, мое самое искреннее желание – служить королеве.

– Я верю вам, – ответил Филипп. – И поскольку вы это доказали своим поведением на поле битвы, дам вам письмо, которые вы можете передать от меня королеве. В нем я рассказываю ей о вашем поведении.

Роберт упал на колени и поцеловал руку короля.

– Я прошу ее быть милостивой к вам, – пояснил Филипп. – Можете немедленно готовиться к отъезду в Англию.

Роберт, не вставая с колен, выразил благодарность и горячее желание всей своей жизнью служить королю Англии.

Филипп тщеславно улыбнулся и разрешил ему удалиться. Роберт, не теряя времени, отправился в путь; и пока пришпоривал своего коня, пока дожидался корабля, который перевезет его в Англию, был преисполнен радости, потому что первый шаг был сделан.

В замке Хатфилд царило возбуждение. Королева была очень больна, и прошло уже много месяцев с тех пор, как ее супруг посетил ее в последний раз.

При Елизавете теперь находились некоторые из ее прежних слуг помимо Кэт Эшли и Парри. Ее все еще охраняли, хотя ей было позволено охотиться на оленей в Энфилдском лесу. Принцессу окружали шпионы, и она знала, что обо всех ее действиях немедленно докладывается министрам королевы.

Гардинер умер, и впервые за долгое время она испытала самое глубокое облегчение. Ее надежды никогда не были так сильны. К ней уже приезжали некоторые леди и джентльмены с просьбами об их месте при ее будущем дворе, потому что теперь они знали, что королева никогда не произведет на свет ребенка, которого она так страстно жаждала иметь. Правда, после второго посещения Филиппа Мария снова объявила, что она беременна.

Тогда Елизавета заперлась с Кэт и потребовала погадать на картах. Карты сказали Кэт, что в теле королевы нет никакого ребенка; это была просто ее выдумка. Елизавета приказала привезти к ней некоторых астрологов. Они прибыли, замаскированные под слуг, и это принесло им большие неприятности: этих господ арестовали и подвергли пыткам в Тауэре. Сама принцесса тоже оказалась в большой опасности и могла бы лишиться головы, если бы не сумела дать спокойные объяснения.

Если бы не Кэт, время тянулось бы для нее мучительно скучно. Елизавета любила поговорить со служанкой о супруге королевы, о том, как блестят его глаза, когда они останавливались на принцессе, и как она уверена в том, что он хотел бы, чтобы королевой была она.

– Быть может, однажды, – игриво отвечала Кэт, – мы услышим, как король Испании попросит вашей руки.

– Что? Вдовец моей сестры? Никогда! Вспомни все те неприятности, в которые попал мой отец, женившись на вдове своего брата.

– Ну, король Испании не так красив, как некоторые джентльмены. В особенности один… Я говорю о том смуглом молодом джентльмене, который постоянно выпадает при карточном раскладе, миледи.

Тогда Елизавета начинала вспоминать дни, проведенные ею в Тауэре, расцвечивая свои приключения точно так же, как Кэт украшала свои рассказы. Это было все равно что добавить приправы в пресный пудинг. Именно так поясняла Кэт, когда ее ловили на преувеличениях. А что такое пудинг без приправ?

Принцессе предлагали браки. Снова всплыло имя Филиберта. Филипп хотел, чтобы она вышла за него замуж. Был еще принц Эрик Шведский, чей отец очень желал для своего сына этой партии.

Елизавета сопротивлялась:

– Никогда, никогда, никогда! Покинуть Англию? Никогда меня не обвинят в подобном безумии.

– А почему король Филипп, влюбленный в вашу светлую личность, так страстно желает выдать вас замуж за Филиберта? – потребовала объяснения Кэт.

– Глупая Кэт! Разве ты не понимаешь его хитрости? Филиберт его вассал. Филипп не знает, насколько Мария больна. Он не может ждать меня. Просто хочет, чтобы я была рядом с ним, что и будет, если я поеду в Савойю.

– Он кажется таким холодным, бесстрастным человеком.

– Ты не видела его, когда он со мной.

У Елизаветы на все был готов ответ. Она часто бывала игривой и кокетливой, но при приближении опасности становилась настороженной, как зверь в джунглях.

Но теперь опасность несколько отступила. Даже королева больше не верила в свою вторую ложную беременность. Говорили, что Филипп никогда не вернется к ней, а ее дни сочтены. Никогда еще надежды Елизаветы не были так сильны, как тем летом и осенью.

Однажды в Хатфилд приехал молодой человек и попросил аудиенции у принцессы. Когда слуги спросили его имя, он ответил:

– Лорд Роберт Дадли.

Как только это передали Елизавете, ее глаза засверкали и она потребовала немедленно принести ей зеркало.

– Пусть немного подождет, – сказала Елизавета своим дамам. – Скажите ему, что я должна закончить кое-какие дела, прежде чем дам ему аудиенцию.

Дела заключались в том, чтобы остаться наедине с Кэт, потому что только ей можно было показать то возбуждение, которое ее охватило.

– Кэт… мои изумруды! Как я выгляжу?

– Прекрасно, как никогда, ваша милость.

– Я не могу принять его в этом платье.